Джон Ширли - Демоны

На протяжении этой долгой оцепенелой ночи мы спали лишь урывками.

Мне приснился смеющийся человек в мантии с капюшоном, лицо которого было сыплющимся, струящимся песком – песком, временами принимавшим отчетливую форму совершенно обычного человеческого лица, а временами перевоплощавшегося в морду шимпанзе.

Он смеялся, но смех его был печален; его голос отдавался эхом в гимнастическом зале нашей школы, где мы вдвоем сидели на скамейках для зрителей – он и я. Эхо моего голоса присоединилось к его, когда я внезапно заговорил. «Ты смеешься, но на самом деле ты грустный, как в песнях про клоунов, которым на самом деле хочется плакать», – сказал я.

«Да, – ответил он и внезапно всхлипнул. – Я был тем, кто приносил людям сны. И что произошло с миром? Кто заляпал своими красками весь мой холст? Где теперь мое искусство? Где теперь мое искусство, я спрашиваю тебя?»

Хлынувшие слезы размыли его голову, и она скатилась с шеи, рассыпавшись потоком песка, запорошив деревянные скамейки.

4

Незадолго до рассвета, когда Мелисса ненадолго задремала, я нашел альбом и пастельные мелки, которые когда-то подарил ей; она к ним так и не притронулась, так что это сделал я. Это помогло мне чем-то занять мысли на протяжении напряженных, изматывающих часов этой ночи. Я пытался рисовать все что угодно, кроме демонов, но отказ от этого не приносил мне успокоения. Тогда я попытался нарисовать демона, которого впоследствии назвали Крокодианом, и обнаружил, что набрасываю вокруг него что-то вроде барельефного узора или моррисовского орнамента [18], заключая его внутри.

– Не самая плохая тема для эксперимента, – заметил профессор, заглядывая через мое плечо; он говорил несколько неразборчиво. От него пахло водкой. – Ты бессознательно – если это можно назвать бессознательным – заключаешь их в некий узор, пытаешься придать им некий художественный смысл. А кто знает, к чему может привести подобный процесс…

Но я вскорости отложил альбом: меня раздражали и выводили из себя его дилетантские критические замечания; к тому же, возможно, я боялся, что он цепляется за соломинки, предполагая, что в моем рисовании может оказаться какой-то смысл. Ничто больше не имело смысла, кроме глубокой ямы, чтобы в ней спрятаться.

Первое Затишье началось около девяти утра. Пока длились Затишья, демоны, казалось, куда-то исчезали или впадали в своего рода спячку. Однако они не спали по-настоящему – те из них, кто оставался на виду, скорее выглядели так, словно во что-то вслушивались.

Затишье было глобальным. Возбужденные толпы и волны паникующих беженцев замерли по местам, когда атаки демонов на время прекратились. Беженцы соображали, в какую сторону им кидаться. Соображали, что должно последовать: ангелы? Михаил с пылающим мечом? Мир присел и расслабился, переводя дыхание и утирая со лба пот.

Пока длилось первое Затишье, было время для споров ученых мужей по телевизору. Снова начались утомительно знакомые разглагольствования, отрицающие очевидное, с их «анархистами в резиновых костюмах и бронежилетах, вооруженными кибертехникой», с их «массовыми галлюцинациями и накачанными наркотиками людьми, нападающими на граждан, некоторые из них в костюмах и гриме», с их «отравленной террористами водой» и «технологиями по управлению сознанием в сочетании с бомбежками».

Затем последовало неизбежное контрпредположение: демоны – это указание на то, что настало время для полного смирения и покорности Иисусу (или Аллаху, или разгневанным духам предков, или Яхве, или… Господу Сатане). Длинные очереди выстроились перед церквями, синагогами, буддистскими храмами, а также перед Церковью Сатаны и Первой Церковью Межзвездного Контакта – последняя представляла собой организацию, объединявшую землян с представителями внеземных рас и управлявшуюся медиумами. Это был настоящий разгул метафизического смятения.

Лишь Пейменц и еще несколько человек сохраняли трезвую голову.

– Мы пойдем в Совет Глобальной Взаимозависимости, – сказал мне Пейменц. – Нам необходима цель. Пусть это будет нашей первой целью.

– А что это такое? – спросил я, жуя кусок хлеба с джемом в его спальне. – Этот совет… как его там? – Большая часть моего внимания была обращена на звуки, доносившиеся от водосточной трубы на наружной стене, очень похожие на клацанье огромных когтей.

– СГВ – Совет Глобальной Взаимозависимости. Пока что он не представляет собой ничего особенного – лишь отблеск в глазу Менделя, в сравнении с теми планами, которые он строит. Но там есть люди, с которыми в любом случае стоит наладить контакт; я собирался туда еще вчера утром. Видишь ли, случилось так, что в тот самый день, когда явились демоны, около семидесяти представителей от двадцати стран собрались в городе на некую конференцию, которую проводит Совет. Собственно, это та самая конференция, о которой говорил Шеппард. Теперь она, конечно, вряд ли состоится, однако – большинство участников уже здесь, и может быть, даже До сих пор в центре… А Шеппард… – Его голос стих. Он посмотрел на меня, но не сказал ничего. По-видимому, ему пришла в голову та же мысль, что и мне: разве Шеппард не предполагал, что конференция может не состояться?

Пейменц, встряхнувшись, продолжал:

– Пока что этот совет – одни разговоры, но в нем задействованы люди, участвующие и в других проектах.

Он отхлебнул чаю. Я заметил, как его взгляд скользнул к бутылке водки, опасно прислоненной к одной из стопок Мелиссиных журналов, но он тут же решительно отвел глаза. Мелисса спала – и вскидывалась во сне. Она засыпала минут на пять, затем что-то невыразимое вырывало ее из сновидения, и она приподнималась на кровати, а затем медленно оседала обратно.

– В каких проектах? – спросил я.

– М-м?

– Вы сказали, что эти люди участвуют и в других проектах.

– В проектах… Ну, собственно говоря, это началось в середине последнего столетия. Хотя, возможно, и гораздо раньше… Самыми заметными из них были формирование Лиги Наций и затем – Организации Объединенных Наций. Потом миротворческие акции ООН – действия НАТО в Косово, глобальная миротворческая операция в Восточном Тиморе. Медленное продвижение к действительно глобальному обществу с действительно глобальной полицией, с едиными законами о правах человека… Все это совсем не было настолько спонтанно, как могло показаться. Все это было запланировано, настолько, насколько это возможно. Они не знали, что индонезийцы поступят так, как они поступили в Тиморе, – но они знали, что им делать, если подобная ситуация возникнет. И они сделали это. Этот Совет – еще одно начинание тех же самых проектировщиков. Я был одним из их многочисленных консультантов. Это нечто, находящееся еще в зачаточной стадии, еще неоформленное и экспериментальное. Все еще может пойти совсем не туда – или обернуться чем-то совершенно чудесным… Во всяком случае, мальчик мой, именно так я бы сказал о нем несколько дней назад. Сейчас же все соображения касательно будущего подлежат переопределению. Проблематичным является само существование будущего. Все наши устоявшиеся воззрения рухнули. Но тем не менее сходить надо. Давай, разбуди мою несчастную дочь, и пойдем в Совет все вместе.