Ирина Щеглова - Ночь, когда нельзя спать

Низкорослый мужичок с внешностью поселкового завклубом долго и монотонно говорил о том, что человек несет ответственность перед своей семьей, своим родом, что он обязан всеми силами способствовать росту и укреплению семьи, трудиться на благо или во благо… завклубом нес чепуху со сцены, присутствующие с благоговением внимали. Я с удивлением всматривалась в их лица – сосредоточенно-серьезные, они не притворялись, все, что говорил помятый завклубом, было действительно важно для них.

Я не понимала, к чему он клонит. Пробираясь в череде долгих велеречивых фраз, напыщенных и цветистых выражений, прокладывая тропинки среди словесного мусора, я утомилась и потеряла нить, точнее, я упустила суть – главное, ради чего весь сыр-бор. Зачем все эти люди собрались здесь, зачем достали из нафталиновых шкафов лучшие наряды, сделали прически, заклинили ноги в неудобной «выходной» обуви.

Семейство с большим пиететом относилось к своим традициям, но что это были за традиции, я не имела ни малейшего представления. Завклубом, помимо всего прочего, страдал некоторыми дефектами дикции, а обратиться за объяснениями к кому-то из стоящих вокруг угрюмых родственников я не решилась.

Мне удалось понять лишь то, что Глебу предстоит исполнить в этом балагане некую формальную роль, то ли традиционно принятую в его семье, то ли только что кем-то придуманную. Завклубами частенько бывают больны фантазиями, навеянными дешевыми сериалами. Мятый мужчина на сцене был явно из их числа.

На сцену вынесли бутафорский венец с зубчиками, венец возлежал на плюшевой лиловой подушечке, к таким обычно медали прикалывают на похоронах военных. Меня передернуло.

А Глеб благожелательно улыбался!

Завклубом, повернувшись спиной к зрителям, продолжал говорить. Он говорил о его отце, о деде, который не дожил и не смог сегодня передать бразды правления, о прадеде… и еще о цепочке совсем уж далеких предков, из поколения в поколение честно исполнявших свой долг перед родом.

Глеб перестал улыбаться, опустил голову, задумался… В зале стояла его мать, но отец не приехал. Почему? Я хорошо знала его, он мне нравился: всегда бодрый, остроумный, веселый. Он не явился и не стал участником балагана. Разумеется, ведь он нормальный! А эти все здесь – чокнутые! Теперь все стало на свои места. Надо было срочно тащить Глеба со сцены и увозить, не медля ни секунды. Я стала пробираться вперед, на меня оглядывались с недовольными минами, со всех сторон раздалось шиканье. Их плечи сомкнулись, закрывая мне проход к сцене.

А там в это время «венец» перекочевал с подушки на голову Глеба и глупо щерился острыми тусклыми зубцами в низкий потолок. Глеб побледнел и стал очень серьезен.

Завклубом, подпрыгивая от воодушевления, принялся вещать о продолжении рода, о последнем и единственном отпрыске по мужской линии, способном нести это святое бремя на своих широких плечах.

Он не замолкал ни на минуту, из него буквально бил фонтан красноречия. Он поведал собравшимся о некоей достойной девушке, способной пройти рука об руку с последним и самым лучшим… И еще что-то об обязанностях и долге… До меня стало доходить.

Я думала, Глеб возмутится. Я думала, что сейчас он остановит глупого оратора, сбросит дурацкую жестянку с головы, сойдет со сцены, остановив тем самым весь этот бред. Но ничего такого Глеб не сделал, он стоял и глупо, самодовольно ухмылялся.

Завклубом резко повернулся лицом к залу и ткнул указательным пальцем в мою сторону.

– Родные мои, – с умилением проворковал он, – с нами сегодня находятся друзья нашего Глеба, они приехали вместе с ним, чтоб поздравить и порадоваться вместе! – Я вздрогнула. Кого он имел в виду? Олега? Но где Олег?

Несколько десятков пар глаз сосредоточились на мне.

– Все мы не без греха, – услышала я, одна из теток поглядывая на меня, переговаривалась с другой, – мужчинам позволительно по молодости…

Лучше бы они меня побили, честное слово! Нет, они меня просто вычеркнули, я была оставлена в прошлом Глеба в качестве его подружки, что ж, всякое бывает, мальчику ведь надо на ком-то учиться…

Я осталась в прошлом парня, стоящего сейчас на сцене с холодным лицом и взглядом, смотрящим поверх голов собравшихся в зале людей.

Инициация прошла успешно. Глеб стал одним из них? Он стал одним из них, достаточно было потешить его самолюбие пресловутыми правами главы рода? Я не могла поверить!

На сцене началось чествование героя дня. Родственники выстроились цепочкой, каждому хотелось подняться к Глебу, пожать его руку, похлопать по плечу, сказать напутственное слово. Меня постепенно оттеснили к выходу.

Не вечно же они будут держать его на сцене? – думала я, когда-нибудь он спустится, ведь он живой, у него есть потребности. Интересно, он вообще помнит обо мне? И где Олег, наконец!

Очень хотелось уйти, и в то же время я не могла оторвать ног от пола, все смотрела и смотрела на Глеба, в глазах рябило, голова разболелась. Я изо всех сил пыталась понять его – «ведь понимание – одна из главных составляющих гармоничных отношений…» От этой фразы у меня скулы свело. И откуда она могла возникнуть?

«Перечитала гламурных журналов, вот и осела», – ехидно подсказал внутренний голос или тот, кто пытался себя выдать за мой внутренний голос. У меня, вообще-то, до сих пор не было никаких голосов, я как-то вполне справлялась без них.

Мне очень хотелось уйти, но я стояла как вкопанная. Ждала.

Наконец, Глеб спустился в зал. Церемония закончилась.

Внутри меня вспыхнула спасительная надежда: «Ну конечно! Это просто бредовая церемония, не больше. Сейчас он подойдет, и все станет как прежде. Мы уедем отсюда, и я даже не вспомню, а если и вспомню, то только в кошмарном сне!»

Глеб шел ко мне, то и дело улыбаясь и обнимаясь со своими родственниками.

Я смотрела на него и не узнавала. Как будто что-то происходило с моими глазами. «Ведь это Глеб? – спрашивала я сама себя. – Ведь это тот самый парень, которого ты любишь? Посмотри, посмотри, это он, именно теперь он настоящий, а тот, что был с тобой в городе, – придуманный тобой. Примешь ли ты его таким, какой он есть на самом деле?

Смотри внимательно, люди, которые тебя и его окружают, – его родня. У него с ними одна кровь, генетические корни, память предков. Вот ты их презираешь, они кажутся тебе смешными, нелепыми, глупыми, а на самом деле вон та тетенька, возможно, самая нежная и любящая мамочка, а та старушка – хлебосолка и кулинарка, каких поискать. Бездарный завклубом, возможно, научил Глеба играть на гитаре, показал первые аккорды, и каждый из них – безликих для тебя – сделал нечто очень важное для Глеба, а еще они все его очень любят и принимают таким, какой он есть, и он знает об этом.