Анна Радклиф - Итальянец

— На ваш первый вопрос я отвечу так: он сам мне признался в том, что он граф ди Бруно. На последний же ответит этот кинжал. Он и есть доказательство совершенных убийств. Его передал мне перед своей смертью раскаявшийся убийца, которого граф ди Бруно нанял для совершения преступлений, — уверенно ответил монах.

— Тем не менее это еще не доказательство, а лишь ваши утверждения, — вмешался главный судья. — Ваше первое заявление исключает доверие ко второму. Если, как вы заявили, Скедони сам признался вам, что он граф ди Бруно, то, следовательно, вы были ему близким человеком, иначе он не доверил бы вам сокровенную тайну. А если вы были его другом, вы бы не заставили нас поверить в ваш рассказ о кинжале. Независимо от того, правда это или ложь, но лично вам можно предъявить обвинение в предательстве.

Винченцо снова удивило беспристрастие судей.

— Вот мое доказательство, — промолвил монах и вытащил лист бумаги. По его словам, это было письменное признание убийцы. Оно было заверено одним римским священником и самим монахом три недели назад. Священник жив, и его можно вызвать в суд.

Суд тут же принял постановление завтра вечером вызвать священника в качестве свидетеля и заслушать его. После этого заседание суда было продолжено.

— Никола ди Зампари, если вы располагаете таким бесспорным доказательством вины Скедони в виде этого письма, зачем вам для обличения графа ди Бруно понадобилось вызывать в суд отца Ансальдо? Признание умирающего убийцы гораздо весомее любых других доказательств.

— Я просил вызвать в суд отца Ансальдо для того, чтобы доказать, что Скедони и граф ди Бруно одно лицо. Признание убийцы убедительно доказывает, что Скедони — организатор убийств, но отнюдь не то, что он граф ди Бруно.

— Замечание принимается, — вмешался главный судья, не давая монаху продолжить. — Но вы, Никола ди Зампари, не были до конца откровенны… Откуда вам известно, что Скедони — это тот человек, который исповедовался у отца Ансальдо в канун праздника святого Марко?

— Святой отец, именно об этом я собирался говорить, — быстро сказал монах. — Я сопровождал Скедони в канун дня святого Марко в церковь Санта-Мария-дель-Пианто, именно в тот день и в тот час. Скедони говорил мне, что хочет исповедаться. Я заметил, как он был взволнован, как его мучило сознание какой-то тяжкой вины. Иногда отдельные странные слова слетали с его уст, и этим он выдавал себя. Я простился с ним у ворот церкви. Скедони принадлежал в то время к ордену белых братьев и был одет так, как описал отец Ансальдо. Несколько недель спустя он покинул этот орден, причина этого мне неизвестна, хотя я и сам об этом не раз подумывал. Он ушел в монастырь Святого Духа, куда вскоре ушел и я.

— Все, что вы рассказали, — заметил главный инквизитор, — ничего еще не доказывает. В этот день и в этот же час в церкви могли исповедоваться и другие братья того же ордена.

— Но это достаточная презумпция доказательства, — заметил судья. — Святой отец, мы должны основываться не только на доказательствах, но и на вероятности их.

— Вероятности как таковые, — парировал главный судья, — могут свидетельствовать против человека, обронившего в момент аффекта неосторожное слово.

«И это говорит судья инквизиции, — подумал изумленный Винченцо. — Какое беспристрастие!» Слезы радости навернулись у него на глаза. Наивный юноша глядел на судей, испытывая гордость и умиление. «Подумать только, это суд инквизиции!»

Судья так и не пожелал согласиться с мнением главного судьи и, по всему видно, был разочарован либерализмом высшего начальства.

— Есть ли у вас еще какие-либо доказательства того, что отец Скедони и есть тот самый человек, который исповедовался у отца Ансальдо?

— Есть, святой отец, — резко ответил монах. — Я ожидал Скедони у церкви, как мы и договорились.

Но он вышел из церкви значительно скорее, чем я предполагал. Он был сам не свой, таким я его еще никогда не видел. Он, не останавливаясь, быстро прошел мимо меня, хотя я окликнул его. В церкви был шум и суматоха, а когда я попробовал войти туда, чтобы узнать, что произошло, передо мной закрыли дверь и вход в церковь был прекращен. До меня потом дошли слухи, что все это произошло из-за одной исповеди. Говорили, что главный исповедник, отец Ансальдо, во время исповеди в ужасе покинул исповедальню и велел найти и задержать монаха в белой сутане, который исповедовался ему. Это происшествие, святые отцы, наделало тогда много шуму. Я заподозрил, что виновником этого переполоха был Скедони. Когда на следующий день я спросил Скедони, почему он так внезапно покинул церковь Кающихся Грешников, его рассказ был уклончив, а с меня он взял обещание — о, как неосторожен я был! — никому не говорить об этом. Здесь я уже понял, что не ошибся в своих предположениях.

— Он вам тоже исповедовался? — спросил главный судья.

— Нет, святой отец. Я догадался, что это о нем шла речь в церкви, но об исповеди его я не знал. О преступлениях я узнал, лишь услышав признание убийцы. Мне стало понятно, почему Скедони хотел, чтобы я участвовал во всех делах.

— Вы сейчас представились как монах монастыря Святого Духа в Неаполе и близкий друг отца Скедони, с которым вас связывает многолетняя дружба. С того момента, как вы опровергли это, прошло едва полтора часа.

— Я опроверг то, что я монах из Неаполя, — согласился Никола ди Зампари. — За подтверждением этого я обратился к судье. Он сказал мне, что я слуга инквизиции.

Главный судья с удивлением повернулся к судье, ожидая объяснений. Некоторые члены суда сделали то же самое, другие же предпочли благоразумно держать мнение при себе. Судья встал.

— Отец Никола ди Зампари сказал правду, — заявил он. — Несколько недель назад он вступил в наше священное братство. Свидетельство его монастыря в Неаполе подтверждает это и позволяет ему присутствовать здесь.

— Странно, что вы не сообщили нам это раньше, — недовольно проворчал главный судья.

— Святой отец, у меня были на то причины. Если вы вспомните, здесь тогда присутствовал обвиняемый.

— Понимаю, — согласился главный судья, — однако не одобряю и не вижу необходимости в том, чтобы поддержать все уловки, к которым прибегает Никола ди Зампари, чтобы скрыть свою личность. Но об этом мы еще поговорим с вами.

— Я все вам объясню, — ответил судья.

— Итак, — заключил главный судья, повысив голос, — Никола ди Зампари был другом и доверенным лицом отца Скедони, которого он сейчас обвиняет. Его обвинения, разумеется, предвзяты, и нам предстоит установить их достоверность. Возникает также немаловажный вопрос: почему эти обвинения не были выдвинуты раньше?