Хидеюки Кикути - Вызывающий бури

— Кажется, мы прибыли как раз вовремя.

Облегчение разлилось в груди Мейера.

— Думаешь, это существо — именно то, что ты ищешь? — с надеждой спросил он, но ответ вынудил учителя нахмуриться.

— Нет. Судя по температуре тела и подсохшей крови, на женщину напали утром. Более того, отвратная тварь, только что улепетнувшая отсюда, не оставила на горле жертвы следов зубов. Кажется, я наткнулся на нее в тот момент, когда она только-только нашла труп.

— Но что это за адская мразь?

— Не знаю. Но встречаюсь с ней уже во второй раз.

— Что?

— Не важно. Эта женщина — ты с ней, случайно, не знаком?

Наконец-то мистер Мейер получил возможность принести хоть какую-то пользу делу. Он перевернул девушку, на шее которой запеклись два коричневатых ручейка, на спину, взглянул на валяющуюся неподалеку маленькую корзинку и кивнул.

— Она замужем за местным фермером, по фамилии Кайзер. Должно быть, собирала тут алюминиевые соцветия для снадобий, когда на нее набросились.

— А где находился ты сегодня утром? Впрочем, отвечать необязательно. Скоро мы обнаружим виновника.

— Правда?

— Судя по ранам, кто бы ни напал на нее, он принадлежит к существам, которые привязываются к жертве. Он, вероятно, придет за ней ночью. Я буду дежурить. Если же никто не явится…

Ужаснувшись как сказанному, так и несказанному, молодой учитель спросил упавшим голосом:

— То что?

— Тогда это должен быть кто-то, кому известно о том, что я здесь. Школьники, видевшие меня, не осведомлены о роде моих занятий, так что остаются мэр, Квор, Лина… и ты.

Хотя дело близилось к весне, лицо мистера Мейера превратилось в белую маску покойника.

Спустя некоторое время спешно прибывшие на прогалину шериф и мэр после недолгого и формального обследования унесли тело жены Кайзера. Шериф оглядел Ди с подозрением, но ничего не сказал. Охотник в свою очередь ни словом не обмолвился о невидимой твари.

Вскоре Ди оставили в одиночестве, и тогда он обратился к своей левой ладони:

— В какой ты форме?

— В не очень хорошей, чего и следовало ожидать, — ответил изнуренный голос. — Потратил чертовски много психосока в один присест. Мне необходимо еще четыре, а то и пять дней, чтобы очухаться. Если хочешь, чтобы я забрался поглубже в мозги всем троим вернувшимся, то с этим полный облом. Мне не проникнуть в их подсознание, даже в верхние слои сознания, коли уж на то пошло.

— Да, проблема.

— Между прочим, сам виноват — вечно помыкаешь мной, как рабом. Придется тебе не сегодня завтра скормить мне большую четверку.

— Как насчет немедленно? Не потому ли ты околачиваешься поблизости?

— Хм… пожалуй, сперва я чуток вздремну.

— Хорошо.

Когда странный диалог завершился, Ди покинул сцену, на которой еще недавно давали трагедию. Зимнее солнце пока что стояло высоко, и охотник старался держаться в тени. Поразительно, но на его великолепном лице не было и тени усталости.

Независимо от погоды, в дневные часы тело любых потомков вампиров жаждало отдыха на уровне базовой физиологии. Если существовала простая необходимость оставаться в сознании, они могли бодрствовать часов по восемь, прячась там, куда не проникают слепящие лучи. Но, вынужденные передвигаться под солнцем, уже после четырех часов они впадали в состояние, близкое к коме. Первоклассные охотники на вампиров выдерживали до пяти-шести часов дневной активности. Их изнеможение ничуть не походило на ощущения человека, проработавшего всю ночь, и только из-за этой основополагающей слабости охотников горячее желание людей искоренить всех аристократов оставалось невыполнимым.

У опушки леса Ди резко остановился. Он увидел повозку, а в ней Лину, поджидавшую его. Ди молча сел рядом с девушкой на облучок, и повозка тронулась.

Немного погодя охотник заговорил:

— Если ты направляешься домой, то ошиблась дорогой.

— Ерунда. К тому же мы едем в самое веселое место в деревне.

Вскоре повозка миновала околицу села, выехала на большак и остановилась у крохотной, обращенной к дороге будочки. Под навесом, высовываясь из наметенных за зиму сугробов, стояла крепкая, но грубая на вид деревянная скамья.

— Автобусная остановка, — весело объявила Лина. — Единственная в городе. Зимы у нас непроезжие, но еще пять дней — и пойдет электрический автобус. Тем же утром я стану первой его пассажиркой — и уберусь отсюда восвояси.

— Кажется, ты отправляешься в Столицу.

— Ты не рад за меня?!

Блестящие черные зрачки уставились прямо на охотника, и Ди незаметно поежился.

— Ты действительно странная девочка. Почему ты так сказала?

— Откуда мне знать?

Ди явно пребывал в недоумении.

— Просто шутка, — терпеливо, как сестра, растолковывающая секрет очередного фокуса младшему братишке, объяснила Лина.

Ди молчал. Беспощадный воин, вызывавший дрожь у кровожадных аристократов, оказался в полной власти девчонки, которой только-только сравнялось семнадцать. И поделать он ничего не мог. Если бы мистер Мейер или деревенский мэр увидели его сейчас и заметили, как постепенно затухает то сверхъестественно-неземное, что составляло самую суть дампира, их выпученные глаза просто вылезли бы из орбит.

— Эй, почему ты не улыбаешься? От смеха еще никто не умирал!

И снова Ди не нашелся с ответом. Эта юная леди воистину тяжкое испытание.

— Но плакать-то ты плачешь, а? Времена нынче трудные, и выпало тебе немало, точно? Мне, по крайней мере, так кажется.

С некоторым трудом Ди все же выдавил:

— Да.

Вдруг Лина стала очень серьезна:

— Ты как-то связан с аристократами, верно? Молчи, молчи, я просто знаю. Мэр ничего мне не сказал, но даже птицы избегают тебя. И еще, смотри! Ты ходишь нормально, ступаешь, как обычный человек, но твои следы на снегу и на треть не так глубоки, как мои. И потом, там, в развалинах…

Лина осеклась.

— Что в развалинах?

Глядя в поблескивающие, как ограненный лед, глаза охотника, Лина осознала, что щеки ее вдруг налились жаром. Она как будто впервые увидела, что стоящий перед нею молодой человек такой красавец, что волосы дыбом становятся.

— Я спряталась за тобой, помнишь? — Голос девушки подрагивал от смущения. — Когда я впервые увидела тебя, то была жутко напугана, но, едва ты заговорил, страх как рукой сняло. «Остановить время невозможно, но будьте добры, проявите уважение к утраченному», — сказал ты тогда, и прозвучало это так печально…

Юная леди, должно быть, слышала эхо из иного мира — эхо, не слышное больше никому.