Эгис Румит - Песня для Корби

Корби оглянулся и многозначительно посмотрел на соседнюю пятиэтажку. Там на балконе курили две тетки. Одна из них походила на русичку, преподававшую у них в восьмом классе.

— Ну и шайтан с ними, — заметил черный брат.

— Они сверлят мне спину взглядом, означающим: «вот испорченная молодежь», — сказал Корби.

— Ты прав, — сдался Ник.

Ара поднял свой рюкзак, и они двинулись по тропинке, идущей вдоль внешней стороны школьной ограды.

Трехэтажная школа стояла на пригорке. Она имела четыре крыла, сомкнувшихся в периметр вокруг квадратного внутреннего двора. Облупившиеся бело-синие стены в лучах вечернего солнца. Между зданием и забором раскинулось полудикое футбольное поле. На нем редко играли — из-за отсутствия сеток мяч все время улетал в траву.

Там, где кончалась территория школы, начинался неглубокий овраг, по дну которого бежал ручей — любимец местных подростков. Это было странное место. Здесь фактически кончалась Москва: школа была последним домом на своей улице. С другой стороны оврага не было многоэтажек — там находился дачный кооператив. За ним с одной стороны раскинулся лес, а с другой были пустыри и пищевые фабрики «Кока-Кола» и «Макдональдс».

— И все-таки, — сказал Корби, — откуда это вино?

— Помнишь, три года назад я учился в армянской церковно-приходской школе? — спросил черный брат.

— Это трудно забыть, — заметил Ник.

— Даже я что-то помню, — сказал Корби, — хотя мы тогда только познакомились.

— У нас было всего четыре предмета, — продолжал Ара. — Родной язык, история Армении, литература Армении и священное писание. Последние два преподавались через раз. Домашних заданий не давали. Занятия по субботам.

Они углубились в заросли. Эти кусты были знакомы, как родной дом. Здесь они первый раз курили, первый раз выпивали вместе, здесь назначали свидания и целовались. Ребята уверенно шли знакомой тропинкой.

— Я забыл лекцию двухнедельной давности, — продолжал Ара. — Я постоянно их забывал, и отец Тевос попросил меня остаться. Он был нестрогий, дружелюбный такой. В пристройке почему-то выбило пробки, он зажег свечку и закурил от нее трубку. Мы сидели под окном, дым утягивало в форточку, а на улице шел дождь и кружились листья. Было круто.

Они вышли на маленький полуостров у последнего изгиба ручья. Дальше тот тянулся совершенно прямо. Ложбина неглубокого оврага, на дне которого они находились, превратилась в длинный зеленый коридор, образованный склоненными ивами — сияющий, полный солнечных просветов. Здесь лежало бревно и перевернутые ящики. В разбросанных бутылках Корби узнал последствия одной из последних массовых попоек. Под бревнами траву затоптали, но у воды была топкая земля, на которую подростки не решались ступать. Там выросла густая влажная осока. Под зеленым берегом бежал переливчатый ручей. Это было красивое место.

— Отец Тевос скоро сбился с темы, и мы просто говорили, — рассказывал Ара. — Что-то про горных отшельников. Я ему понравился. Мы попрощались почти по-дружески. Он остался курить трубку и сказал мне, чтобы я спускался на улицу сам. Класс был на втором этаже. А на первом этаже были они.

Ара сделал многозначительную паузу и поставил свой тяжелый рюкзак на один из перевернутых ящиков. Глиняные сосуды даже не звякнули, только доска глухо дрогнула под их весом.

— Бутылки? — догадался Корби.

— Да, — подтвердил черный брат. — Они стояли прямо на столе в маленьком холле и ждали воскресной литургии. Я, наверное, минуту на них смотрел. Но тогда мне не хватило пороху их взять.

— Не-е-ет, — простонал Ник. — Не говори мне, что это вино для причастия.

Он теперь тоже увидел кресты на печатях. Все вдруг встало на свои места: эйфория Ары этим утром, красный воск, распятия и армянские буквы, необычный вкус вина.

— Да-а-а, — в тон Нику простонал Корби. — Это же кража века, ты, долбанный негр Джим, черный дьяволенок!

Ара широко улыбался. Он вытащил початую бутыль из рюкзака. Из-за ее необычной формы Корби не мог понять, какой у нее объем. На толстой глине рука мастера выдавила еще несколько печатей.

— Думаю, это повод выпить, — сказал Ара. Рядом с бутылкой он поставил стаканчики. Было что-то нелепое в этих пластиковых штучках, стоящих рядом с освященным глиняным монолитом церковной бутыли. Корби вспомнил про зубную щетку, лежащую на пистолете, и усмехнулся своим мыслям.

— Ладно. — Ник со вздохом взял один из стаканов. — Но ты ведь больше не ходишь в церковную школу?

Ара начал разливать. Над поляной повис потрясающий терпкий аромат. Черный брат чуть промахнулся мимо стаканчика, и кровь Христа рубиновыми каплями повисла у Корби на пальцах. Он слизнул их. Все вокруг казалось неожиданно ярким, свет немного резал глаза, но не мешал. Вещи жили, вибрировали, плыли под солнцем. Лица друзей излучали особую красоту. Было легко улыбаться. Мысли, веселые и сиюминутные, стремительно проносились в голове.

— Я не хожу в школу, — объяснил Ара, — но моя мать ходит в церковь. Вообще-то она обязана исповедоваться только пять раз в год, перед религиозными праздниками, но она делает это чаще.

— Надеюсь, тебя за это не посадят? — перебил его Ник.

— В принципе, могут, — легкомысленно сказал Ара. — Но отлучить должны точно.

Ник только покачал головой.

— За то, чтобы этого не случилось, — провозгласил Корби.

Они выпили стоя, потом Корби сбросил с бревен грязные газеты. Ребята расселись вокруг импровизированного стола.

— Моя мама три дня постилась, — продолжал Ара. — Я знал, что она пойдет на исповедь и потащит меня с собой. Она ходит исповедоваться по субботам, потому что по воскресеньям большая очередь. Церковь святого Саркиса одна на весь юго-западный округ.

Корби медленно протянул руку и бережно поднял бутыль. Она оказалась такой тяжелой, что ему пришлось подхватить ее второй рукой. Глина была шершавой, обвязка пахла травами, а печать — настоящим воском.

— Пока мама исповедовалась, я зашел во флигель. Там шел четвертый, последний урок. Я взял бутылки, положил в рюкзак, и они даже не звякнули. Но я нарвался: рюкзак не получалось закрыть.

Ара перевел дух, вспоминая.

— Тогда я положил их вместе с рюкзаком в багажник маминой машины.

— Ты полный псих, — серьезно сказал Ник.

— Да, это было стремно, — подтвердил Ара. — По дворику ходили люди, а я нес этот рюкзак с торчащими бутылками. Но никто не обратил внимания.

— И она их не нашла? — спросил Корби.

— Она не открывала багажник, — объяснил черный брат. — Мы вернулись. Она пошла домой, а я взял брелок от машины, спустился вниз и достал вино.