Вячеслав Денисов - Сломанное время

– Мы с Забоем порешили ночью не спать, – продолжал между тем объявивший себя свидетелем, – и выяснить тему. И вот Комар, дождавшись, пока мы засвистим, тихонечко так открывает тумбочку, вынимает оттуда трубу и закрывается с головой одеялом. Зарылся, сука, как крот. И еще подушечку сверху привалил. Мы подождали пару минут, а потом накрыли его.

– Что скажешь, Комар?

Гоша одними глазами, не поворачивая головы, посмотрел на Бесилова. Тот сидел, привалившись спиной к спинке кровати. Худые, покрытые хищно поблескивающими в свете синей лампочки седоватыми волосами ноги его, скрещенные, как на упокой, лежали поверх одеяла. Пальцы на ступнях играли мазурку.

– Что скажешь, Комар?

Уже понял Гоша, что ошибки нет. Только что совершено одно из самых тяжких преступлений в зоне – кража у своего.

– Бес, они гонят, я отвечаю!

– Ты отвечаешь? – подумав, с нажимом повторил Бесилов. – Я не просил тебя это произносить. Ты решил сказать это сам.

– Я отвечаю, это гнилой базар! – тот, кого звали Комаром, присел и ударил себя ладонями по бедрам. Раздалось несколько звучных шлепков. – Ты знаешь меня, Бес! А вот эти двое должны тоже ответить!.. Или мне сукой здесь ходить, или им!

Гоша молчал и смотрел прямо перед собой. Нелегкая задачка для смотрящего. Попробуй здесь, в темноте, не видя глаз, не имея доказательств, слыша лишь голоса, принять правильное решение. А не принять нельзя. Он для того здесь и спит, в этом бараке, чтобы никто не крал и не было склок, раздражающих администрацию.

– Да, ты прав, – Бесилов затянулся, прокашлялся дымом и протянул руку к тумбочке, чтобы достать знакомую Гоше банку. – Кому-то придется этой ночью стать сучьего племени членом…

– Пустой базар, Бес! – приняв сказанное за поддержку, взревел Комар так, что Гоша снова покусал губу. Выставив в сторону двоих обвинителей средний палец, он стал тыкать им, как куском арматуры: – За базар ответить, Бес, за базар ответить!..

– Дай телефон, Комар, – приказал Бесилов, вытерев руку об одеяло.

Приняв трубку, он чиркнул колесиком «зиппо» и поставил зажигалку на тумбочку. Если бы не трое в трусах посреди прохода, Гоша мог бы заключить, что в бараке стало уютнее и теплее. Когда Бесилов нажал кнопку вызова, он уже понял, что сейчас произойдет. Все так просто, оказывается. Наверное, он и сам смог бы сообразить, находись не здесь, а за забором. Или пожив тут чуть дольше… А троица не знала правильного ответа, потому что еще горели лица от ударов и стонали внутренности.

Поймав номер последнего разговора, Бесилов передал трубку Комару и велел подключить громкую связь.

Через четверть минуты в бараке послышался женский голос:

«Дима… – раздалось в натянутой, хоть ножом режь, тишине. – Ты уже готов? Я уже легла… Как и обещала, без трусиков… Дима, у тебя уже стоит?..»

– Дима, – выдохнул Бесилов и спросил, будто не знал: – Кто у нас Дима?

– С-сука, – едва слышно пробормотал Забой. – Мне мать последние переводит, я даже бабе своей не звоню… А он дрочит со шмарой из санчасти…

Гоша только сейчас вспомнил этот женский, чуть плавающий голос. Три дня назад он приходил в санчасть за обезболивающим для головы, и доктор, едва дослушав жалобы, крикнул сидящей в соседней комнате медсестре: «Дай ему цитрамона четыре таблетки!» Медсестра выплыла, качая бедрами, оценила Гошу взглядом, вынула из кармана стандарт и разорвала пополам. Одна таблетка вывалилась и закатилась под стеклянный шкаф. Наклонилась она за ней так, чтобы Гоша сумел хорошо рассмотреть ажурное плетение на ее чулках. Выходя, он прошел мимо нее, коснувшись плечом груди. Пахнуло духами средней паршивости. «По таблетке три раза в день или во время приступа», – сказала она голосом, которым можно было предложить минет.

И вот сейчас он снова слышал этот голос. Слова Забоя были тому подтверждением.

– Бес, – заволновался Комар, – это какое-то недоразумение… Они подставили меня! Они уже давно меня хотят ссученным сделать! Ты вспомни – неделю назад эти двое подговаривали пацанов следить за мной, когда кум вызвал! А меня всего лишь на давешние дела разводили – малява от иркутских мусоров в зону пришла!

– Ты каким пальцем на них показывал? – спросил Бесилов, и Гоша вдруг с каким-то неприятным холодком вывел, что разговаривает Бес одним голосом и с ним, покуривая, и с этими троими.

– Бес?.. – изумленно выдавил Комаров.

– Позовите Членореза.

– Бес!..

Кто-то спрыгнул с верхнего яруса – шнырь заторопился показать свою преданность – и метнулся в угол, противоположный тому, где началась склока.

Гоша услышал, как закачались, загудев, словно сосны на ветру, нары – два этажа. Слышался и голос: «Да вставай же, вставай, Бес кличет!..»

– Ну, паскудство… – недовольно заворчал кто-то басом, и раздался сухой плевок.

– Я тебе сейчас за базар такой язык-то подрежу, – пообещал Бесилов. – Не проснулся еще, в доме плюешь?

– Да я спросону, Пал Палыч… Что такое?

– Видишь эту пехоту?

– Какую из троих?

– Комар.

– Базара нет. Как не видеть.

– Средний палец правой руки у него лишний.

Гоша почувствовал приближение чего-то неприятного, вникая в суть происходящего далее. Все выглядело так, как когда-то, двадцать лет назад, в Махачкале, куда он прибыл стажироваться от геологического факультета МГУ. При нем резали барана, чтобы накормить гостей – его и руководителя стажировки. Разница была лишь в том, что баран тогда не оказывал сопротивления и не кричал…

Членорез сходил к своей кровати, вернулся с ножом. Поставил табурет посреди прохода, воткнул в него нож. Потом взял Комара за шею, поставил на колени, сдернул с него майку и перетянул ему рот. Теперь Гоша слышал лишь приглушенные звуки, которые, сорви повязку с лица Комара, заглушили бы проспект Кутузова в час пик.

Схватив руку упирающегося меж его ног Комара, он выбрал, почти вырвал, средний палец его правой руки, положил на край табурета и приставил к нему нож. Секунду помедлил, примериваясь, а потом резко надавил.

Этот хруст заставил Гошу покрыться ознобом. До сих пор он считал, что все закончится испугом Комара.

Он вспомнил, как с тем же звуком от мерзлой куриной тушки отделяется окорочок…

Толкнув Комара ногой, Членорез вытер о майку на его лице нож, прошел к себе, лег, и через полминуты Гоша услышал сочный, неподдельный храп.

Глядя, как двое шнырей перетягивают запястье Комара и волокут его, потерявшего сознание, к выходу, он снова потрогал мочку уха.

Скрипнула кровать рядом. В свете зажигалки взорвалось облачко дыма. Бесилов курил не переставая. Но теперь запаха дыма не чувствовалось. В проходе меж их кроватей пахло свежей кровью.