Лада Кутузова - Темногорье
И существуют три дороги: светлая, серая и темная. Они способны проходить через чешуйки, как нитка, соединяя разные слои Темногорья. По этим путям можно попасть в другие земли, минуя вокзал.
– Обычно эти дороги закрыты, но иногда на них попадают путники, – поведал Флут, – и тогда Темногорье меняется.
– Как это? – не поняла Катя.
– Не знаю, – вздохнул Флут, – и не хочу узнать. Но говорят, что идущие по темному пути видят оборотную сторону мира, его худшие свойства.
Катя узнала, что избранные пути находятся в постоянном движении. Сегодня проходят через постоялый двор Флута, а завтра выведут совсем к другой гостинице. Никто не может предугадать, где путники окажутся дальше.
– Может, вам повезет, и вы очутитесь в Совскоге, это зачарованный лес. Там водится золотой олень, чьи рога горят, как факелы. А лесные духи водят хороводы среди дубов.
Флут посмотрел на них и тут же поправился:
– Но, скорее всего, ничего хорошего вас не ждет. Темный путь всегда ведет в плохие места. Просто сейчас вы недалеко от вокзала тысячи миров. Да и гильдия дорожников дорожит репутацией. Нас ни один путь не испортит.
Флут гордо подбоченился, мол, вот он какой правильный. А Катя загрустила: как же все сложно. Хочется поскорее домой, а не бродить опасной дорогой.
Дядя Дима задал вопрос:
– А что это за дверь возле основания радуги?
Флут оживился:
– Это сказка. Хотя поговаривают, что быль. Существует место, где старый дракон зарыл сокровища: груды золота, разноцветные камни, тиары и ожерелья, короны и перстни. И там рождается радуга, только не обычная, с семью дугами, а с тысячью, по числу миров. Правда, про дверь ничего не слышал, а вот знающие люди утверждают, что нашедший радугу может загадать любое желание.
Катя заметила, что дядя Дима при этих словах оживился. До этого сидел отстраненный, словно все это мало заботило его. А теперь глаза заблестели, он подвинулся ближе к столу и начал внимательно слушать.
«Интересно, что его так взволновало? – подумала Катя. – Мне тоже есть, что загадать, если это все правда. Но не нервничать же так!»
Флут встал из-за стола, открыл буфет и что-то долго искал на полках. Затем вернулся к путникам и выложил на стол три стёклышка.
– Говорят, – произнес он, – что, глядя через эти стекла, можно увидеть путь к радуге, если собьешься с дороги. Сам не пробовал – ни к чему.
Они не стали отказываться, и каждый взял себе по кругляшу. А потом Флут поведал сказку, а может, миф, а возможно – истинную правду.
Давным-давно в космосе блуждало существо. По меркам Вселенной – крошечное, а по нашим – с целый мир. Из спины пробивались острые каменные шипы, на брюхе росла зеленая шерсть, а кровь была прозрачной и соленой. Существо походило на все и ни на что. Если разглядывать его по частям, то понимаешь: спина – горная гряда, живот – бескрайние луга, кровеносная система – сеть рек и озер. Правый глаз, ослепительно белый, – Солнце, левый, темный, как ночь, – Луна. Существо бродило от звезды к звезде, убегало от черных дыр, пряталось в туманностях. Но однажды повстречало огненную комету с длинным хвостом, переливающимся, как сотни солнц: красных, белых, желтых, коричневых и черных. Любовь вспыхнула в сердце создания. Оно бросилось вдогонку за кометой, но та ускользала, заигрывая. Бесконечно долго преследовало существо красавицу, а она дразнила: то подпускала ближе, то вновь убегала. Все быстрее и быстрее, разгоняясь и разгораясь, мчались они по космосу. Наконец, создание догнало комету и заключило в объятья. И тут же вспыхнуло от боли – ведь любовь редко обходится без страданий. Из гор потекла огненная лава, кровь забурлила и превратилась в пар, трава побурела и стала бесплодной землей. Глаза выкатились из глазниц и повисли на небе луной и солнцем. Существо скорчилось, замерло и навсегда уснуло. Так возник Скарамунт, мир Черной Луны. А комета помчалась прочь, такая же легкомысленная, как и раньше. С тех пор по Скарамунту бродили дети существа и кометы – первые жители края.
Катя с интересом выслушала истории Флута. Затем начались бесконечные разговоры: дядя Дима расспрашивал Флута, а того интересовало все из их мира. Казалось, язык отвалится отвечать. Наконец, Флут утолил любопытство насчет их мира, и пришел черед рассказывать истории о себе. Паук-секретарь залез на краешек стола и держал в ногах перо и бумагу. Катя первой о себе рассказала, сама от себя не ожидала, а паук записал каждое слово. Видимо, лампа вызывала на откровенность. Слишком большую откровенность, потому что иначе она бы постаралась смягчить, представить себя в более выгодном свете. Затем выслушали Игоря, а под конец – дядю Диму.
Глава восьмая
Небо падает
Дмитрий Иванович или, как его звали друзья еще со школы, Хирург, злился – Аня снова завела разговор о детях. Мол, ей давно не шестнадцать, подруги все замужем и родили по второму ребенку, а она все ждет, когда он созреет. Сдалось ей это замужество и дети! Ну, не готов он и не хочет. Может, и не решится никогда. Так хорошо жили, и вот получите – придется расстаться, видимо. Хирург резко встал из-за стола, оставив недоеденным ужин, аппетит совсем пропал. Аня осталась на кухне, с шумом убирала посуду – так она выражала недовольство. Потом придет в комнату, сядет на край дивана и уставится выжидающе. А он начнет беситься, что она – как все бабы. А ведь так замечательно все начиналось.
В больницу ее привезли на «Скорой» с приступом аппендицита. Саму операцию, как и Аню, Хирург не помнил – в тот день в операционную пациенты поступали сплошным потоком. К концу смены он и собственное имя бы не произнес. А утром, когда хочется только одного – свалиться и заснуть, – обход палат. Вот тут-то он и разглядел Аню. Она лежала возле окна и вроде бы дремала. Но когда подошел, она посмотрела на него, и Хирурга словно водой окатило. Точно два осколка неба попали в ее глаза. Потом ему долго мерещилось, что в лазури просверлили бесконечные дыры, когда позаимствовали синь для Ани. Хирург оробел и севшим голосом поинтересовался самочувствием. Аня прикрыла глаза и тихо ответила, что все нормально. И с того момента Хирург пропал, влюбился, как подросток. Он злился на самого себя, но все тянул и тянул с выпиской, пока Аня не сказала, что уходит под расписку. И тогда Хирургу ничего не оставалось, как пригласить ее на свидание.
Он ухаживал по законам жанра: цветы, рестораны, вечерние гуляния… Рядом с Аней Хирург робел, точно прыщавый пацан. Она была удивительная. Сильная духом, несмотря на внешнюю хрупкость, с ироничным умом и способностью по-детски удивляться. Широко распахнутые глаза казались далекими Вселенными – такие же бездонные. В пушистые волосы хотелось зарыться и долго вдыхать запах. Среди светлых локонов над правым виском виднелась темно-серая прядь. Хирург сначала думал, что Аня специально красит ее, чтобы выделиться, но оказалось, с рождения.
«Бог отметил», – пошутила она.
И вот, после пяти лет совместной жизни, любовь ушла, осталась привычка. И все разговоры о детях вызывают лишь раздражение.
Аня зашла в комнату.
– Дима, я серьезно, – продолжила она, – не надейся отмолчаться.
Хирург выключил телевизор и отбросил пульт.
– Давай поговорим, раз тебе неймется, – согласился он.
– Мне тридцать лет, Димка. Я уже не девочка. Я спокойно не могу пройти мимо детских колясок.
Хирург размышлял: мне тридцать пять, и никого я не хочу. Все эти ночные бдения, бесконечные болезни и ответственность – не готов брать это на себя. В больнице с излишком хватает геморроя.
– Нет, – отрезал он, – никаких детей.
Аня долго смотрела на него, точно он открылся с неизвестной стороны, а потом заключила:
– Ты трус, Димка, ты обычный трус.
И стала собирать вещи, а он не остановил.
Сначала думал, что она вернется. Поживет без него, поскучает и примчится. Однако ни через неделю, ни через две Аня не объявилась. Да и не в ее характере – бегать за ним. А вот самому Хирургу стало неожиданно неуютно, словно в одежде не своего размера: отвык быть один. И даже не в этом было дело, а в Ане – сроднился он с ней, пророс корнями и теперь тосковал. Несколько раз во сне привычно пытался обнять и просыпался, не обнаружив. Не хватало ее разбросанных вещей, запаха кофе по утрам, книг фэнтези, которые она обожала. Ани не хватало! А ведь Дима считал, что любовь завяла, как астры, которых давно не дарил ей. Хотя раньше всю осень таскал стрельчатые цветы. Все-таки привычка заслоняет главное, застилает глаза. И иногда надо отказаться от обыкновенного, чтобы понять, что по-настоящему дорого. Он все набирался смелости, чтобы приехать к ней – она жила у сестры, и объясниться. Но зав. отделением ушел в отпуск, дежурств прибавилось, и сил хватало лишь добраться до дома. А иногда Хирург оставался ночевать в больнице.
