Самая страшная книга 2023 - Оксана Ветловская
– Может, ты футбольный гений? – сказал словно бы не мне, но продолжая давний спор с самим собой Дрыня. – Может, видишь в различных цветах хорошие и плохие тактические ходы? И чувствуешь незавершенность там, где должен бы стоять – но не стоит – еще один игрок? Когда идет молниеносная атака, фланговый нападающий смещается в центр – и покатить бы мяч на набегающего игрока, а его там нет? И эти нити – раз – и красные…
Я пожал плечами – за прошедшие годы я смирился с паутиной, как свыкаются люди с летающими перед глазами прозрачными мушками. Такие мушки были у моей мамы – она рассказывала, что с детства смотрела на небо, пыталась выследить и разглядеть, считала, что умеет видеть микробов? – а после оказалось, что это из-за сильных антибиотиков помутнели в глазах какие-то особенные волокна. Повзрослев, она к мушкам привыкла и больше их не замечала.
– И во время своих матчей, ну, когда ты на поле, конечно, тоже паутину видишь.
Дрыня не спрашивал, а как будто утверждал, но я кивнул на всякий случай.
– Принесу тебе кассету, там у меня два часа красивых комбинаций, передач и приемов. Сам собрал. Возьми блокнот и помечай, как будет вести себя паутина во время разных событий. Жаль, раньше не додумался… Ну и дела, конечно. Футбольная синестезия – теперь-то понятно как… Но почему бы и нет? Если уж слова можно видеть в цветах и ноты смешивать как палитру… Ты только не… – Дрыня осекся, попробовал как будто подобрать слова, но вдруг как-то весь поник и махнул мне рукой: мол, уходи.
Я ушел, теряясь в догадках, о чем это там Дрыня бормотал.
Дохлебав остывший суп, я быстро оделся. Забежал в зал, полез на книжную полку – выстроившиеся в ряд зеленые корочки маминых книг выглядели как маленькое футбольное поле – но кассеты Дрыни там не нашел. Я принялся вспоминать: посмотрел вчера почти все сюжеты, в блокнот записал, когда и какие линии увидел, но закономерностей так и не выявил, потом пошел в туалет, позвонил телефон… точно, забыл кассету в видаке!
Я нажал на кнопку, но наш престарелый ВМ-12 оказался пуст.
– Это ищешь, малой? – В комнату, опираясь о стену, с видеокассетой под мышкой ввалился отец. Он исхудал, глаза его потускнели, сильные некогда руки обратились в покрытые узлами ветки.
Я неуверенно кивнул, не понимая, что такого уж преступного натворил.
– Порнуху зыришь, а? – Отец с противным звуком пошкрябал желтыми ногтями подбородок.
– Па, какую еще порнуху? Ты что! Это футбол же! – И тут меня осенило. Дрыня записал свою коллекцию поверх фильма, обрывок его вывалился из белого шума после роликов. Какой-то непонятный космос, голая попа женщины, забившееся в угол черное чудовище, кот – все это было мне не очень интересно, и я вырубил видак. А отец, наверное, на этом месте и включил.
– Откуда у тебя такое?
– Да тренер дал, ну Дрыня! Там же просто футбол записан поверх фильма, и это не пор…нуха, мне вообще такое не нравится… футбол же! А там космос, это фильм!
– Тренер Дрыня, говоришь? Слышь, а че еще тебе там Дрыня этот давал? Какие еще кассеты и журналы?
– Никакие не давал!
Потом я случайно подслушал разговор мамы и отца. Сперва обрадовался – обычно они и парой слов не обменивались, только орали, а тут вдруг разговорились.
– Юр, я разузнала на работе, ты прав оказался! Он извращенец. Был в совке большим областным журналистом, а потом…
– Я-то всегда прав. А че потом?
– Там мутная история – он практикантку изнасиловал. Совсем еще ребенка. Не могу поверить: такая скотина, как его к детям допускают? Я поговорю завтра с руководством секции…
– Да какое там, елдить их керосином, руководство. Алкаш один – знаю этого, с нами часто квасит, своячок Красного. Он за тренера, а остальное – там, что ли, департамент какой-то, типа, сверху. Бездна ваще. Там по-другому это надо решить. Ребенка, слышь, снасиловал. Это, типа… И теперь с детьми работает! Да он у параши работать после такого должен!
Я не поверил ни единому слову. Никогда ничего такого не было!
– Колюшка, – на глазах у Дырни проступили слезы, он сидел на стуле и баюкал хромую ногу, – было такое, было; молодой и чувствовал себя так пусто…
Я не мог, отказывался, не хотел верить. Дрыня, наш Дрыня, наш крошечный хромоножка – двенадцатилетний Рябых был выше его на полголовы, а толстяк Скорбач шире в четыре раза. Седовласый старичок, рассказавший про великого тренера Ринуса Михелса, про времена, когда в футбол играли без замен, и про удивительную итальянскую позицию «треквартиста», ужасно обидел ребенка, девочку? А как же мечты, как же залитый ласковым солнцем газон команды «Барселона»?..
– Столько ведь разных вокруг людей, хороших, плохих, злых и честных… и они все между собой соединены странными, что ли, историями, судьбы их как бы переплетены… ну…
– Нитями? – всхлипнув, подсказал я.
– Да! Нитями! И иногда такое случается, что кто-то не того человека не с тем свяжет, и получается беда. Как была беда, когда мы на поле с Виктором Борисовичем столкнулись. Он не хотел ведь, конечно, но ногу мне просто в щепки размолол… Я все не так понял, тоже видел эту паутину твою, но тогда на себя замкнул, сам стал узлом, а не так нужно было. А после травмы все уже и пропало.
– Это вы были тем сыном секретаря бомбкома?..
– Обкома… Я, я это был. Нити чертовы… Я договорился, вышел на поле, ну, проверить, и неправильно все сделал. Бес меня понес, надо было с какими-нибудь пацанами во дворе. Тогда, может, со мной, а не с Лобановским фотографировались бы. Но пропало все, как будто недостоин, что ли, оказался… Ну у меня и заклинило. А тут еще поездки, премии, журналистика… Я ж не Аполлон, хромой коротышка, а там такая была красотка. Хоть ей и шестнадцать было, но внешне все двадцать, мы и того… А ударил случайно, ей вроде и понравилось, черт знает. Я на сабантуе с журналистами, иностранцами из… не помню уже откуда, попробовал тогда понюшку такую…
Я положил кассету на стол и пошел к выходу.
– А что кассета? Ты понял что-нибудь? Помогла? – крикнул Дрыня.
– Очень… У вас там после футбольных роликов остатки фильма про звездолет, кота и женщину с голой… ну, женщину космическую.
