Дэниел Истерман - Имя Зверя

— А потом? Что будет с теми, кто уцелеет без воды, пищи, в антисанитарных условиях? Не вспыхнет ли новая эпидемия с еще большей силой?

— Уцелевших будет очень мало, — заявил Голландец.

Айше подалась вперед,

— Вы сами подожгли город, не так ли? — сказала она. — Вы же хотели, чтобы это произошло.

Голландец взглянул в окно.

— Такова воля Аллаха, — проговорил он.

Воля Аллаха пылала на горизонте, и ее огонь был достаточно ярким, чтобы его были видно из космоса, если бы там было кому смотреть.

Глава 76

Каир растворился в темноте. С северной стороны в небе над городом висело зарево. Даже на расстоянии нескольких миль огонь был виден над горизонтом. Майкл думал: не весь ли Египет превратился в ожерелье пылающих городов и деревень? На них еще долго, как черный снег, падал горячий пепел, плавая в лучах фар. Ровное заснеженное пространство почернело на многие мили.

Но вскоре и небо и земля очистились, как будто пепел унесло порывом ветра. Кристально чистый, залитый холодным лунным светом и усеянный звездами, небосвод простирался над ними. Со всех сторон мир покрывала белая пелена.

Вокруг машины простиралась холодная пустынная тьма. Лишь ярко блестели звезды. Снегопад прекратился, и теперь на обширных белых пространствах лежал бледный лунный свет.

Папа сгорбился на сиденье, борясь с навалившейся тоской и беспокойством. Он не боялся за себя: в Белфасте он бывал и в худших переделках. И он не чувствовал особого беспокойства за коптов, чьи жизни висели на волоске. То, что он испытывал сейчас, было почти мистическим ужасом, что его Бог мертв, что Зверь победил его, что Враг близок к победе и что с сегодняшнего дня весь мир изменится. И он искренне чувствовал личную вину за это поражение. Он не обратил внимания на предупреждения Пола Ханта, он слишком верил в свою неуязвимость, защищенность святостью своего престола. Он возгордился. И теперь все заканчивалось в этом пустынном и мрачном месте, во тьме, где не было Бога.

Снаружи не доносилось ни звука, кроме шума, с каким колеса тяжелой военной машины месили снег. После Каира никто не сказал ни слова. Голландец сидел неподвижно, как статуя, устремив взгляд вперед. Отец Нуалан молился. С самого начала пути он беззвучно читал молитвы. Он продолжал верить.

Они поднимались на невысокие увалы и ныряли в глубокие лощины. Затем машина снова начинала подъем, бросая в небо лучи фар.

Внезапно звук снаружи изменился, как будто колеса зашуршали по песку и гравию. Они съехали с шоссе, связывающего Каир с оазисом, и покатили по бездорожью. Машину с пассажирами безжалостно трясло и швыряло на ухабах и камнях. Папа сжал зубы, стараясь не упасть с сиденья.

В каком-то месте они оказались у входа в глубокую теснину, стены которой поднимались далеко в высоту. Голландец повернулся к пассажирам:

— Дальше на машине проехать невозможно. Но есть другой транспорт.

Водитель три раза мигнул фарами. Через несколько секунд во тьме сверкнула ответная вспышка. Прошло несколько минут, затем в лучах фар появился смутный силуэт, к которому вскоре присоединились другие. Пришельцы были одеты в плотные зимние джалабийи, с капюшонами, натянутыми на головы и скрывавшими их лица в тени. Каждый из них ехал на муле и вел другого на поводу.

Отец Нуалан подался вперед.

— Ради Бога, — сказал он, — вы же, конечно, не собираетесь сажать Святого Отца на мула. Он инвалид, он не может...

Папа мягко положил ладонь на руку своего секретаря и покачал головой. Но Голландец уже повернулся и взглянул на священника. В тусклом отраженном свете лица его почти не было видно. Его голос был тихим, еле слышным.

— Отец, — сказал он, — позвольте мне напомнить вам, в каком положении вы находитесь. Здесь не Ватикан и не христианская страна. Вам до сих пор разрешалось сопровождать этого человека только потому, что он, как вы только что заметили, инвалид и нуждается в помощнике. Но в дальнейшем в вашем присутствии нет необходимости. Эти люди отвезут вас в Каир. Вы можете ждать своего хозяина в аэропорту.

— Это абсурд! Вы не можете везти его дальше одного. Ядолжен находиться при нем.

Голландец почти не повысил голоса:

— Я же сказал вам, что ваше присутствие больше не требуется. При необходимости я застрелю вас. Мне все равно. Вы все поняли?

Папа протянул руку и положил ее на плечо Нуалана:

— Патрик, возвращайтесь с ними. Со мной все будет в порядке. Если вы хотите помочь мне, молитесь за меня. И постарайтесь выбраться отсюда невредимыми. Когда придет время, вы расскажете обо всем, что здесь случилось.

Священник хотел было протестовать, но Папа крепко сжал его руку.

Погонщиков мулов было четверо. Один из них открыл седельную сумку, висевшую на спине его мула, и достал четыре тяжелые джалабийи. Голландец взял одну из них, а остальные передал пленникам. Когда дверь отворилась, в машину ворвался колючий мороз. Нуалан помог Папе надеть джалабийю через голову.

— Может быть, вы заставите его, чтобы он позволил мне сопровождать вас? — прошептал он.

Папа покачал головой:

— Не стоит, Патрик. Он скорее убьет вас. Лучше возвращайтесь. Передайте остальным, что я цел и невредим.

Они поспешно обнялись, и Нуалан прошептал Папе на ухо:

— Отец, вы догадались, кто другой узник? Мужчина?

— Нет.

— Это Майкл Хант. Брат Пола. Возможно, ему удастся вытащить вас отсюда.

— Я не хочу насилия.

— Возможно, у вас не будет выбора, когда настанет время.

В этот момент Голландец отворил дверцу и приказал Папе выходить. Майкл и Айше последовали за ним. Мухтасиб достал из кармана ключ и снял с них наручники. Погонщики мулов помогли пересадить понтифика из машины на самого большого белого мула, покрытого вышитой попоной, приготовленной специально для Папы. Мужчины обращались с Папой осторожно, они заботливо подняли его и помогли ему устроиться на спине терпеливого животного. Майклу и Айше только велели садиться.

За исключением короткого разговора шепотом между Голландцем и одним из погонщиков, никто не сказал ни слова. Маленький караван двинулся ровным шагом по теснине. Слышался только цокот копыт по камням.

Казалось, что теснина тянется бесконечно, извиваясь и уходя все глубже в самое сердце пустыни. Они находились уже много ниже уровня моря, и с каждой милей стены огромного каньона поднимались еще выше, заслоняя крошечные точки звезд.

Слабый свет, сумевший просочиться в ущелье с неба, блестел и дрожал на инее, который серебристым слоем лежал на земле. Мороз крепчал. Это был неземной холод, холод галактик. Несмотря на тяжелые джалабийи, они сильно замерзли и дрожали. Папа понимал, что, если они вскоре не придут на место, он может умереть от истощения. Он двигался в нескольких шагах за Голландцем, который внимательно следил за его сгорбленной фигурой с капюшоном на голове. Позади безмолвно ехали Майкл и Айше. Они оба знали, что им не спастись из этой пустоты. Только смерть была спасением.