Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
– Я хочу увидеть подвал, – сказала Вика спокойно, но ее глаза блестели, как у наркоманки, тянущейся к шприцу. – Подвал почтамта, о котором ты писал.
«Его нашел Карел, – вот что написал Илья. – Карел никогда не открывал чужие посылки, но девять месяцев назад что-то обратилось к нему на складе и заставило взломать ящик, который пришел из Киева. В ящике лежал бог».
– Я не был в этом подвале! – рявкнул Илья.
Сосед сверху топнул по полу ногой так, что люстра закачалась у Вики над головой.
– Угомонитесь! – донеслось сквозь бетон. – Ночь на дворе!
– Я болен, – сказал Илья полушепотом. – Разве ты не понимаешь? Я не в себе. – Он схватил Вику за плечи и негрубо встряхнул. – У меня галлюцинации. Я вижу людей, тени…
«Бог собрал вместе почтальонов, и они поняли, что бог велик. Каждый из них был по-своему несчастен и одинок, но бог подарил им смысл, белые глаза и острые зубы и позволил вкусить господний хлеб, который сильнее любого наркотика».
– Дай мне попробовать, – настаивала Вика.
«Смысл в том, чтобы служить богу, ибо он милостив, ибо дарит радость, ибо несет благодетель. Вкуси хлеб, растущий на стенах и потолках, и впусти в себя бога».
– …Это шизофрения. Или синдром больного здания.
– Отведи меня на почту.
– Я сам уйду. Хочешь – живи здесь.
Илья бросился в коридор. Вика шла за ним, как неприкаянное привидение.
– Я люблю тебя. Поделись со мной, слышишь? Что находится в подвале? Что такое «господний хлеб»? Это грибы?
– Замолчи!
Илья распахнул дверцы шкафа. Свет коридорной лампочки вклинился в темноту, забитую одеждой. Илья сдернул с вешалки куртку. За ней – под ней, – в глубине шкафа сидел почтальон Карел. В полумраке его глаза горели, как у кошки.
Илья отшатнулся, выронив куртку. Затем кинулся вперед и захлопнул дверцы шкафа. Зашуршало. Карел поднимался.
– Что? – спросила Вика. – Передумал?
Илья нашарил набалдашник цепочки и стукнул им по железу запорной планки. Со второго раза набалдашник попал в отверстие, и тут же Карел попытался открыть изнутри шкаф. Цепочка натянулась. В щель просунулись пальцы. Взвизгнула Вика.
– Кто это?
– Бежим, – велел Илья, пятясь от шкафа, в котором возился незваный гость, пражский монстр.
Входная дверь открылась, впуская в прихожую еще одну коллегу Ильи, тощую Ленку.
– Вам чего, тетя? – по-русски, с интонациями драчливой пацанки поинтересовалась Вика.
Свет лампочки смахнул тень с белого лица Ленки. Ее губа задралась до кончика носа, оголив десну и зубы, которые были в два раза длиннее нормальных человеческих зубов.
«Те, кто приняли бога, уже не вполне люди. Хлеб господний меняет божьих слуг, и я тоже изменюсь…»
Ленка смотрела в глаза Ильи. Не получалось ни разорвать зрительный контакт, ни зажмуриться, ни даже моргнуть. Пульсация ее глаз, огненно-лунных, волчьих, проникала в сознание. Просверливала в черепе дыру, и в образовавшееся отверстие дул ветер, наполняя мир симфонией ужаса. Вика попыталась обогнуть почтальоншу и добраться до двери, но Ленка, не оборачиваясь, выбросила руку и схватила Вику за горло. Ленка была ниже и худее Вики, но ей ничего не стоило оторвать бывшую девушку Ильи от пола. Ноги Вики задергались в воздухе. Дверцы шкафа натягивали цепочку, из щели торчал нос Карела. Хотелось врезать ногой по створке, но иррациональный страх перед почтальонами был столь велик, что Илья не нашел в себе сил сопротивляться. Он сделал шаг вперед и провалился куда-то, словно посредине коридора был колодец со смолой. Черная жижа залила разум. Илья обмяк, сел, прислонился к стене, утопил пальцы в волосах – поза наркомана, отдавшегося героиновому кайфу. Куда бы он ни смотрел, всюду были сияющие глаза. За их потусторонним светом Илья увидел, как Вика извивается и пинает почтальоншу. А еще он ощутил, что в квартире есть третий незваный гость, кто-то, помимо коллег. Тень на обоях, напоминающая плесень, едва уловимый, но навязчивый шепот, алчный взор из пустых помещений.
«Бог никогда не спит, бог всегда рядом, во сне и наяву, он читает нас, как книги».
Вике удалось вырваться. Она упала на четвереньки и завопила:
– Помогите!
– Заткнись! – гаркнул сосед с четвертого этажа.
Ленка схватила Вику за щиколотки, дернула на себя, перевернула.
«Не смотри ей в глаза», – подумал Илья. Штатный водитель вошел в коридор, не обращая никакого внимания на Ленку, сцепившуюся с Викой.
«День открытых дверей. Разве такие, как они, с зубами, могут заходить в дома без приглашения?»
Водитель скинул цепочку, освобождая Карела.
«Чтобы принять бога, – учил Илья Вику в письме, – надо многим пожертвовать, но ты поймешь, что бог – единственное, в чем ты нуждалась».
Илья не чувствовал собственного тела. Пол начал уплывать вниз: Илью привели в вертикальное положение. Он не распоряжался своей шеей и не знал, кто тащит его, придерживая с двух сторон. Голова безвольно болталась, ноги волочились по паркету, порогу, бетонному полу этажа, по лестнице вниз, на улицу. Илья был не обут, одет лишь в джинсы и футболку, но он не ощущал холода. Совсем близко раздался девичий голос:
– Ого, у вас вечеринка, – и вслед за этим – звонкий смех трех или четырех человек.
– Смешали «Бехеровку» с водкой, – пояснил Карел весело.
– Наутро будет несладко, – предрекла девушка.
Илью запихнули в салон почтового микровэна. Он успел заметить, как штатный водитель и Карел помещают рядом с ним на сиденье Вику. Викины глаза переполняла мольба. Не было ни наручников, ни веревок. Взор чудовищ сковывал надежнее любых пут.
«Ты же хотела побывать в подвале», – подумал Илья мрачно. К нему вернулась способность трезво мыслить.
Нет, он не безумен. И в здании с трубками на фасаде действительно есть что-то, что наука не способна объяснить. Тень, которая следовала за Ильей с тех пор, как он устроился на работу; входила в его спальню; посылала почтальонов присматривать за ним; вынуждала Илью искать Вику и писать ей сектантскую галиматью о боге и хлебе. Эта тень, или Карел и гоп-компания, вероятно, причастна к смерти Леси. Она не кончала с собой. Может быть, почтальоны посетили Лесю, не предупредив и не постучав, поздно вечером, когда она готовилась принять ванну, и показали ей свои белые глаза.
«Я был прав, – подумал Илья. – Это какой-то культ».
Он вспомнил письмо, вспомнил, как писал его, встав среди ночи, при свете луны, висящей над черепичными крышами коттеджей. Будто луна – нет, нечто иное! – диктовала текст.
«Скоро и я стану любимой тварью бога с глазом во лбу…»
Микровэн скользил по ночной Праге. На поворотах Илья клонился вправо, упираясь плечом
