Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
– Только Леся умерла, пока ты возвращала деньги.
– Леська, Леська. – Вика поджала губы и увела взор в пустоту. – Я в крематории все поняла. Поняла, какой сукой была по отношению к ней, к тебе. Я ей слово дала измениться. Знаешь, мне кажется, она меня услышала и простила.
– Не смей. – Илья пригрозил пальцем. – Не смей о ней трепаться! Ты ногтя ее не стоишь!
– Я другая. – Вика посмотрела на Илью с мольбой. – Та я умерла, пропала без вести. Дай шанс мне новой. Познакомься со мной.
– Зачем? Чтобы ночами шарахаться по клубам? Жрать таблетки до потери сознания?
– Чтобы создавать что-то. И беречь созданное. По-моему, любовь про это.
– У меня есть девушка. – Лишь выдав эту безвредную ложь, Илья осознал, что давно угодил в ловушку, погряз в зыбучем песке и идет ко дну.
– А у меня есть маклер, – парировала Вика. – Можем попробовать секс вчетвером.
Илья встал, чуть не опрокинув стул.
– Я же пошутила, – потянулась к нему Вика. – Идиотская шутка, в моем стиле.
– Я умоюсь, – сказал Илья. – Пока я умываюсь, уйди, пожалуйста. Если у тебя есть совесть, если ты себя уважаешь, иди к пани Леффмановой и напиши маклеру, что съезжаешь. Не съедешь – не проблема, съеду я. Главное, выйди из моей квартиры.
– Илья…
– Прощай.
Он зашел в ванную, закрыл дверь и пустил воду. Вцепившись в ободок раковины, смотрел на свое отражение немигающими глазами и слушал, как стучит сердце.
Только что ему дали полностью заряженный автоматический пистолет и предложили поиграть в русскую рулетку, но он отказался. Пропил в кабаке билет на «Титаник». Выбросил в урну нераспечатанную кассету из фильма «Звонок».
«Леся, – обратился он к мертвому другу, – я смог устоять перед ней».
Ледяная вода подействовала отрезвляюще. Илья закрутил кран, не спеша вытерся и выглянул в коридор. Квартира была пуста. В тишине газовая батарея издавала звуки, напоминающие стук капель об отлив. Илья ощутил облегчение. И разочарование тоже.
Он утопил пальцы в волосах и сдавил ладонями раскалывающийся череп.
Вика вышла из кухни. Голая, долговязая, нескладная и ослепительно сексуальная. Соски цвета чайной розы отбрасывали на ореолы тени, напоминающие треугольные острия канцелярских кнопок.
– Последний раз, – сказала Вика, смотря Илье в глаза. – Это и будет прощанием.
Илья скользнул взглядом по маленьким бугоркам грудей, плоскому животу и выпуклому лобку с тонкой полоской темно-русых волос. Поднес к виску пистолет. Поднялся по трапу «Титаника». Загрузил кассету в деку. Белизна кожи ослепила его. Упругость груди, на которую он положил руку, когда Вика подошла вплотную, свела с ума. Он впился губами в сладкие губы Вики, ударился зубами о ее зубы, впустил ее язык в свой рот.
– Я соскучилась, – прошептала Вика, отстраняясь и расстегивая ремень Ильи. Встала на колени, сдернула его джинсы вместе с трусами. – По вам обоим.
Илья охнул. Голубые глаза смотрели на Илью не отрываясь, и черти, живущие в этих озерах, праздновали победу.
Илья кончил, вгрызаясь зубами в кожу на ладони. Попытался отстранить Вику, но она прервалась лишь затем, чтобы сглотнуть и облизнуться, а потом снова набросилась на добычу и заурчала довольно, когда добыча опять стала твердеть.
– Идем. – Вика выпрямилась и подтолкнула Илью к кухне. На столе лежала ее одежда и серебрилась упаковка с презервативом. Вика легла на столешницу, прижав к туловищу руки и покорно раздвинув бедра, так, что он видел абсолютно все. Илья послал куда подальше внутренний голос и разум в целом. Не глядя надел презерватив и шагнул к Вике.
– Хочешь меня? – Словно ей было мало лицезреть его желание, чувствовать, как его желание тычется в нежную плоть, ищет путь.
– Хочу, – прорычал Илья.
– Любишь меня?
– Люблю…
Вика кивнула удовлетворенно. Илья накрыл ее собой и замычал от восторга.
– Нежнее, – прошептала Вика, гладя его лицо. – У меня этого давно не было.
– Врешь. – Он входил резкими, грубыми рывками. – Врешь, врешь, врешь!
– Вру-у-у-у… – завыла Вика и забилась под ним.
Через минуту Илья отстранился и осел на стул. Пот лился по его спине, сердце бухало, как у старика после пробежки. Переполненный посткоитальным отвращением к самому себе, Илья швырнул в мусорное ведро презерватив, торопливо натянул джинсы.
– Животное, – сказала Вика с сытой усмешкой.
– Все, попрощались, – сказал Илья.
Вика лениво встала со стола, неспешно оделась. Он успел выкурить сигарету, глядя в окно – на Викино отражение в стекле.
– Может быть, закончим этот цирк? – спросила она, поправляя прическу.
– Какой еще цирк?
– То, как ты строишь из себя недотрогу. Ты писал, что будешь притворяться, будто не ждал меня, но, как по мне, игра немного вышла из-под контроля.
– Писал? – Илья уставился на бывшую.
– Письмо, – сказала Вика. – Это первое физическое письмо, которое я вообще получила, не считая писем от банков и газовых компаний. Мне было приятно.
– Я не писал тебе.
– Да ну? – Вика достала из кармана толстовки сложенный пополам лист бумаги.
– Во что ты играешь? – разозлился Илья. – Я не писал никаких писем. И куда бы я их писал? В деревню дедушке?
– Я сама удивилась, как ты нашел мой адрес. Но потом мне позвонил Баба.
Илья вспомнил громилу в маске крота, Викиного дружка со свалки автомобилей.
– Ты выпытал у Бабы мой адрес. Заплатил ему, а он и раскололся.
– Бред! – Илья хохотнул и тут же сморщился от боли. В голове запекло. Словно его мозг прожаривался. Воспоминания были вспышкой, письмом из рассказа Эдгара По, которое лежало на видном месте, и поэтому его не сразу обнаружили.
Браницкие ледарны. Ржавеющие под осенним дождем машины. Баба, вытирающий тряпкой масло с рук, берущий у Ильи деньги за информацию о Вике.
«Невозможно. Я не мог такого забыть. Не мог искать ее и не помнить об этом, я не сумасшедший, то есть не настолько сумасшедший…»
Илья смотрел на бумажку в Викиных пальцах. Он узнал собственный почерк.
– Это правда? – спросила Вика. – Все, что ты написал про свою работу?
Илья выхватил у Вики письмо.
26
«Когда ты придешь ко мне, я буду делать вид, что этого письма не было. Так надо. То, что я тебе расскажу, похоже на белую горячку. Но это действительно происходит со мной, и я хочу, чтобы ты разделила мой опыт».
Илья дочитал до конца и отшвырнул письмо. Оно спланировало на пол. В груди Ильи разгорался пожар. Желудок скрутило. У него дрожали губы, а голос, когда он заговорил, ломался, как у подростка.
– Это не я… я не помню, как… уходи! – Голос
