Владислав Реймонт - Вампиры. Сборник

— Другой раз опять в Охотничьем доме и опять не помню, в какую из ночей. Когда виконт Рено был уже похоронен, я пришел в спальню и отпустил Сабо.

Спать не хотелось.

Я отдернул темные занавески и открыл окно. Как и в памятную мне ночь, луна ярко сияла. Черемуха и сирень по-прежнему сильно благоухали, но аромат их на этот раз доставлял мне удовольствие.

Я сел в кресло, у окна. Цветущие ветки протянулись в открытое окно и при малейшем ветерке тряслись и сыпали белые лепестки на меня и на пол.

Не отдавая себе отчета, я следил за их падением… На светлом полу перебегали тени от веток, образуя пестрый рисунок, белые лепестки еще более усиливали пестроту. Они как-то сближались между собой и образовывали белое пятно… Но что это? Это уже не лепестки, а белое кисейное платье… скромное, простое… а у этого платья есть головка, с большими золотистыми косами, глаза голубые, бездонные, и сколько в них печали и горя… личико бледное, даже прозрачное…

Это настоящий тип немецкой Гретхен. Я боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть видения.

Она тихо и боязливо приближается и склоняется надо мной… Нежные, крошечные ручки с длинными прозрачными пальчиками обвивают мою шею… Еще миг, и наши уста сомкнутся в сладком поцелуе.

Но в это мгновение раздается знакомый мне шелест крыльев, он еще сильнее, порывистее, чем в первый раз. Он точно врывается между мной и моей Гретхен.

Она отодвигается все дальше и дальше, образ ее бледнеет и исчезает, а на ее месте кружатся и вьются прежние, медно-красные, обнаженные тела.

Пляска их еще бешенее, страстнее, чем раньше; аромат разгоряченных тел просто невыносим…

И опять я слышу нежный голос: «Верни талисман, дай нам жизнь!»

Утром Сабо нашел меня в кресле почти без чувств, но я строго запретил ему сообщать об этом нашему обществу.

Что я могу сказать? Чем объяснить?

Даже токайского, и того я не пил вечером.

— Теперь последний случай, — сказал Гарри, затянувшись опять сигарой.

Еще сегодня вы вспоминали приключение с незнакомкой в голубом платье, которая была на нашем бале-маскараде.

Могу признаться, что увлечен я был тогда не на шутку.

Конечно, я не поверил вам, что со мной была галлюцинация, а также и вашему уверению, что она таинственно исчезла.

Я был убежден в ее существовании, ведь я ее видел, осязал, да и у меня в руках осталась розовая сердоликовая булавка. Чего же еще?

Мои усердные и добросовестные послемаскарадные визиты имели одну цель — найти ее. Два поверенных еврея делали то же самое, но… никакого следа, ни малейшего указания.

И я потерял надежду.

Помните, как я нервничал и злился… сваливая свое настроение на усталость и скуку от ежедневных визитов?

Однажды, когда я начал не то что Забывать ее, а просто покорился своей участи, я шел пешком один из Охотничьего дома в замок.

В лесу, по дороге, есть небольшая открытая лужайка.

Подхожу к ней и через листву деревьев вижу голубое платье. Сердце забилось так, что я вынужден был приостановиться.

Да, несомненно, это ее платье, те же нежные переливы, тот же оттенок неба… Она… вот и пунцовые розы мелькают сквозь листву…

Она. Она.

Я даже не подумал в ту минуту, как она могла попасть в эту часть леса, да еще в бальном платье?

Я понял одно: нашел.

Бросаюсь вперед через кусты, сейчас я буду на опушке, сейчас я увижу ее, «мою милую, мое счастье…»!

Но мимо меня, мимо моего лица что-то проносится… Слышу знакомый звук летящих крыльев, чувствую аромат тела, хотя ничего не вижу.

«Наш повелитель, наш повелитель!» — как серебряные колокольчики, звенят голоса…

И ничего.

Я уже стою на полянке.

Тихо, светло. Посередине — большая лужа, оставшаяся после вчерашнего ливня, в ней отражается бесконечное голубое небо, а на краю лужи цветет красный полевой мак…

Я чуть не заплакал от ошибки! Принять лужу и мак за свою милую — не обидно ли?

Гарри замолчал.

— Ну а дальше? — спросил доктор.

— Дальше. А что ты думаешь об этом? — ответил вопросом на вопрос Гарри.

— Что думаю? Думаю, что не одно старое токайское тебе вредно.

— Ну а ты, Джемми? — обратился Гарри к Джемсу.

Джемс молчал.

— Ну! — еще раз обратился к нему Гарри.

— Позволь мне не отвечать тебе, — сказал Джемс, — фактов слишком мало, оснований никаких… а что я думаю — так фантастично, что вы только поднимете меня на смех.

Сон Смита

Смит, все время упорно молчавший, вдруг обратился к Гарри:

— Не знаю, мистер Гарри, должен ли и я тоже рассказать «свой» сон или это неинтересно для господ? — спросил он нерешительно.

— Ну конечно, рассказывайте, — ответил Гарри.

— Сон, — не иначе как сон, а все же точно и не сон, — начал Смит.

— Небось, тоже видели женщин с розами да ненюфарами, — фыркнул доктор.

— Нет, доктор, что скрывать, какие уж мне женщины с розами, — печально ответил Смит, — деревенские девки и те зовут «рыжим дьяволом». Эх, скорее бы в Америку, там рыжих уважают!

Несмотря на серьезность вопроса, всех насмешила выходка Смита.

— Итак, господин «рыжий дьявол», что вам снилось? — спросил важно доктор.

— Это было за день до маскарада. Устал я страшно, работы было по горло: в день-то раз сто спустишься с верхнего этажа в подвалы замка, — начал Смит. — Как ткнулся в подушку, так моментально и заснул… Сколько спал, сказать не могу.

Я в подвале… зачем я сюда пришел? Да нет, это не наш замковый подвал… это что-то другое… «Неужели подземная тюрьма, тогда кто и за что меня посадил в нее?» — думаю я. Не может этого быть. А несомненно, я под землей, и глубоко под землей. Какая-то мертвая тишина, какой-то неуловимый запах.

«Ах, это наш новый мексиканский рудник», — решаю я. Страх и оторопь сразу пропали. Я иду. Странно, наши шахты, особенно нижние, гораздо уже и ниже, а здесь совершенно свободно. Дотрагиваюсь рукой до стен, чтобы убедиться, есть ли деревянные подпорки, и, к удивлению, пальцы мои скользят и ощупывают гладкую, полированную поверхность. «Не иначе как это гранит или мрамор», — проносится у меня в голове. Все же иду дальше. Коридор бесконечен.

Но вот по сторонам появляются очертания, неясные, неразборчивые, но чем дальше, тем определеннее, и я вижу, что в нишах стоят гробы, а в них — женские фигуры. Длинные одежды, длинные волосы… Я спешу, бегу… Вот и дверь.

Открываю и стою пригвожденный к порогу. Ничего не вижу. Ослепительный яркий свет бьет прямо в глаза.

Наконец с трудом различаю, что я в огромном пустом помещении; стены точно не стены, а бегущая вода, водопад. Откуда-то льется свет, сильный, яркий, но не электрический, да, пожалуй, и не солнечный.