Хилари Мантел - Чернее черного

Вешалки в ее руках вздрогнули, крюки впились в ладони. Она последовала за ними в угол комнаты и, отложив, набросилась на гнилой линолеум. Ногти вцепились в стык, она просунула под него два пальца и потянула. Надо было взять нож, подумала она, почему я не взяла нож? Она выпрямилась, глубоко вздохнула, снова наклонилась, потянула. Раздался треск, звук рвущегося линолеума; под ним она увидела половицы — и небольшой листок бумаги, сложенный. Морщась от боли, она наклонилась еще ниже и подобрала листок. Развернула его, и в тот же миг волокна бумаги расползлись и листок развалился по линиям сгиба. Мое свидетельство о рождении, подумала она: но нет, на нем было от силы шесть строчек. В самом верху красовалась размытая печать «УПЛАЧЕНО». Чуть ниже — «Эммелин Читэм», и далее — черными чернилами, витиеватым почерком: «Итого семь шиллингов и шесть пенсов». Ниже еще одна печать, под углом к верхней: «ПОЛУЧЕНО С БЛАГОДАРНОСТЬЮ», а потом молодым почерком матери ее подпись, «Эммелин Читэм». И ниже: «В ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ЧЕГО РУКУ ПРИЛОЖИЛ(А): Айрин Этчеллс (миссис)». Под подписью на документе была коричневая вмятина, словно к нему на секунду прижали горячий утюг. Она коснулась горелой отметины ногтем мизинца, и бумага осыпалась, оставив рваную прореху на месте вмятины.

Она отпихнула лозу с дороги и спустилась вниз; грохоча, ступенька за ступенькой. Все собрались в кухне и смотрели на лестницу, ожидая прибытия Эл.

— Есть что-нибудь? — спросила Мэнди.

— Ничего. Ноль.

— А это что? Что за бумага?

— Да так, ерунда, — ответила Эл. Она смяла листок и бросила на пол. — Бог его знает. Семь шиллингов и шесть пенсов — это много? Я забыла старые деньги.

— Какие еще старые деньги? — спросила Кара.

Мэнди нахмурилась:

— Тридцать три пенса?

— Что на них можно купить?

— Колетт?

— Пачку чипсов. Марку. Яйцо.

Они вышли, прикрыли за собой дверь — и Мэнди застыла в ужасе при виде своей машины.

— Проклятые ублюдки! Как они это сделали? Я же все время выглядывала в окно.

— Подползли, наверное, — предположила Сильвана. — Или подбежали на очень маленьких ножках.

— Что, к несчастью, вполне возможно, — отметила Элисон.

— Я полдня убила на это, клиентов отменила, — возмутилась Мэнди, — думая оказать услугу. Пытаешься сделать доброе дело, а что в итоге? Черт побери, одни неприятности.

— Ладно, — сказала Кара, — помнишь, как говорила миссис Этчеллс, что посеешь, то и пожнешь, или вроде того. Зло вернется сторицей. Если ты никогда в жизни не делала зла, тебе не о чем беспокоиться.

— Я ее толком и не знала, — сказала Мэнди, — но сомневаюсь, что Айрин, с ее богатым опытом, считала, что в жизни все так просто.

— Но должен же быть какой-то выход, — разозлилась Эл. — Должен быть способ выбраться из этого дерьма. — Она вцепилась в руку Мэнди. — Мэнди, ты должна знать, ты опытная женщина, ты многое повидала. Вот если ты причинил зло, если ты сделал что-то по-настоящему плохое, но при этом ужасным людям? Я уверена, это не считается. Это как самозащита. Или даже доброе дело.

— Что ж, Мэнди, надеюсь, ты застрахована, — сказала Колетт.

— Я тоже надеюсь, — произнесла Мэнди.

Она отцепила от себя Эл. С нежностью провела пальцами по крылу машины. Тройные линии глубоко процарапали алую краску, словно когтями.

— Чай, чай, чай! — воскликнула Колетт.

Как освежает возвращение в чистоту и порядок «Коллингвуда»! Но вдруг она остановилась с чайником в руках, разозлившись сама на себя. Женщина моих лет не должна хотеть чая, подумала она. Я должна хотеть — ну, не знаю, кокаина?

Элисон рылась в холодильнике.

— Ты что, опять начала жрать? — спросила Колетт. — Скоро мне будет стыдно на улицу с тобой выйти.

В окно постучали. Элисон подпрыгнула как ужаленная и резко обернулась через плечо. Оказалось, это Мишель. Она выглядела разгоряченной и злой.

— Да? — сказала Колетт, открывая окно.

— Я снова видела того чужака, — выпалила Мишель. — Он шастал по округе. Я знаю, вы его подкармливали.

— В последнее время — нет, — отрезала Элисон.

— Нам тут не нужны чужаки. Нам тут не нужны педофилы и бездомные.

— Март не педофил, — возразила Эл. — Он до смерти боится тебя и твоих детей. Как и любой другой бы на его месте.

— Скажите ему, что если я еще раз его увижу, я вызову полицию. А если вы и дальше будете пособничать и подстрекать, мы накатаем на вас жалобу. Я сказала Эвану, я и так-то не в восторге от них, и никогда не была, две одинокие женщины живут вместе, о чем тебе это говорит? На бедных студенток вы не особо похожи.

Колетт подняла пыхтящий чайник.

— Отойди, Мишель, а то я вылью это тебе на голову. И ты съежишься, как слизняк.

— Я скажу, что ты мне угрожала, — пообещала Мишель. — Я позвоню констеблю Делингбоулу. — Но все же попятилась. — Я прямо сейчас иду к председателю «Сторожа соседского дома».

— Да ну? — переспросила Колетт. — Флаг тебе в руки!

Но когда Мишель скрылась из виду, она грохнула чайник на стол и выругалась. Затем отперла заднюю дверь и сказала:

— Ну все, с меня хватит. Если он снова там, я сама вызову полицию.

Элисон стояла у кухонной раковины и вытирала кипяток, пролитый Колетт. В саду бурлила жизнь, примерно на уровне лодыжек. Она не видела Морриса, но в кустах что-то шевелилось. Другие призраки на брюхе ползали по лужайке, словно выполняя какие-то военные упражнения. Они шипели друг на друга, а Айткенсайд жестикулировал, как будто призывал соратников броситься в атаку. Когда Колетт ступила на траву, они улеглись на спины, брыкаясь; потом перевернулись обратно и двинулись за ней, поползли, притворяясь, будто щиплют ее за икры и хлещут по ним призрачными палками.

Она видела, как Колетт налегла на дверь «Балморала» и отступила. Шаг вперед и снова налегла. Затем повернулась к дому.

— Эл? Не открывается.

Эл поспешила через сад. Привидения уступили ей дорогу и разлеглись по сторонам. Дин свистел.

— Кончай это, — рявкнул Моррис из своего куста. — Смотри и наблюдай. Смотри, как она идет. Сейчас она спрашивает у клуши, мол, заклинило дверь, что ли? Может, она разбухла от сырости? А клуша отвечает, какой еще сырости, дождя не было несколько недель. Следи за ними. Сейчас она налегает на дверь. Видишь, как она вспотела?

— За дверью что-то тяжелое, — предположила Эл.

Дин хихикнул:

— Если б она хоть немного умела предсказывать, она бы знала, правда? Что мы сделали?

Эл присела и заглянула в окно. Стекло было пыльным и грязным, почти что непрозрачным. Сразу за дверью лежала тьма, тень, которая сгущалась, принимала форму, приобретала черты.