Евгений Таранцев - Промысел Господень: Летописи крови

Вот они сошлись. В целом тот бой стал для каинита не более чем серым, пустым воспоминанием. Ведь он, как обычно, вышел из него победителем. Но одно обстоятельство, заставляющее его переживать те мгновения снова и снова, оставалось для него большой загадкой.

В целом линия событий развивалась по следующему сценарию. Вампир и дневальщик, каждый в свою очередь, израсходовали весь арсенал доступных им средств взаимного уничтожения. Но победа той или иной стороны все еще была достоянием будущего. Оба противника устали. Вампир тратил много сил на регенерацию ран, дневальщик же боролся с иллюзиями и мороками, также ему приходилось следить за тем, чтобы вампир не добрался до его вен. Боезапас его оружия был практически полностью израсходован. Оставался только короткий клинок, чья режущая кромка была выкована из сплава стали и серебра.

Но до рукопашного поединка дело не дошло. Дневальщик стал жертвой собственного удивления. А вампир… победил лишь потому, что, повинуясь законам природы, его организм удачно трансформировался.

Итак, охотник, прежде чем обнажить меч, воспользовался мощным ксеноновым прожектором. Свет, излучаемый им, по своему спектру был близок к солнечному, а стало быть, служил отличным оружием против каинитов. Но в тот день дневальщик был сильно удивлен тем фактом, что, несмотря на мощный поток фотонов, который по всем правилам должен был превратить кровососа в небольшое количество пепла, вампир без всякого видимого усилия прошел сквозь луч света и оказался в опасной близости. Охотник не успел отреагировать, и каинит, сбив его с ног, впился клыками в шею, выпил дневальщика до последней капли.

И после этого забился в судорогах мощной истерики. С большим опозданием до его сознания дошло, что по всем законам он должен был если не сгореть полностью, то по крайней мере получить серьезные ожоги. Слегка успокоившись и разобравшись с происшедшим, вампир поднял прожектор. Повертел его в руках, укусил ручку. Так, абсолютно немотивированно. После чего решился на эксперимент. Он включил прожектор.

Несколько секунд он просто освещал им стены вокруг себя, стараясь по возможности смотреть на сам луч. Потом, набрав в легкие как можно больше воздуха, он осветил ладонь второй руки. И… ничего не произошло. Вместо того чтобы покрыться волдырями, лопнуть, а затем и сгореть дотла, его рука не претерпела никаких изменений. Дневной свет больше не был для нее губителен.

Могло ли такое быть? Быть может, смысл был сокрыт не в нем, вампире с чудесным иммунитетом, а самом прожекторе? Он осмелел, начал освещать разные участки своего тела. Но вместо того чтобы отбросить прочь прожектор и скрючиться в болевом спазме, он не ощущал ровным счетом ничего болезненного. За исключением психологического дискомфорта от самой мысли о соприкосновении с солнечным светом. Но чтобы полностью удостовериться в своей неуязвимости, вампиру стоило подвергнуть себя воздействию лучей настоящего солнца.

Именно к этому шагу, нет — Шагу, он и шел несколько следующих лет. Прежде всего преодолевая внутреннее сопротивление и страх.

— У вас практически не осталось времени. Так что, если Ватек все еще интересует вас, рекомендую поторопиться.

100 полностью восстановился. Вместе с частицами нового тела к нему вернулись былые агрессивность и постоянная жажда крови. В связи с этим его внимание опять было приковано к Порфиру, которого он до сих пор не мог представить в качестве, отличном от пищи. Только присутствие Машруша, в чьем физическом превосходстве вампир уже убедился, да предостерегающие жесты и взгляды брата удерживали его от конкретных действий. Не будь всего этого, человек давно бы был выпит. Никто не мог дать точный ответ, каких усилий стоило 100 не думать об этом.

Порфир переместился к окну и посмотрел вниз. Всего час назад он стоял там и в нерешительности гадал, на чьей он стороне и что в сущности-то происходит. Сейчас оттого Порфира осталась только внешняя, плотская оболочка. За кратчайший срок ее внутреннее содержание превратилось в существо абсолютно иного свойства и характера. И хоть оно до сих пор оставалось Порфиром в том смысле, что хранило все его воспоминания, желания, планы действия, на уровне мотивации и склонности к тем или иным поступкам это был совершенно иной человек. Порфир отдавал себе в этом отчет. Но что с того?

Тем временем 99 постепенно начинал тяготиться пустой болтовней. Для себя он уяснил одно — как бы-то ни было, он прибыл в Луксор с вполне конкретной целью. А это означало, что как бы ни менялись обстоятельства вокруг него, он должен был выполнить задуманное. В этом выражался не только кодекс чести, негласно действующий в среде Посланников, но и сказывалось влияние высшего разума, чьи замыслы 99 воплощал в реальность.

Но вслух каинит озвучил несколько иную мысль.

— Сейчас опасно вступать в контакт с Шерханом. Своим необдуманным поведением человеческий червь лишил нас фактора внезапности.

Порфир несколько изменил тактику общения. В первые минуты его забавляло то, как упорно вампиры не обращали внимание на его присутствие. Но с тем, как неумолимо беседа приближалась к главному вопросу, его терпение иссякало все быстрее. Теперь он решил вести разговор только с дневальщиком, который так или иначе не игнорировал его сознательно.

— У нас есть шанс увидеть Ватека до того, как он покинет Луксор.

Машруш приподнял бровь, без слов задавая свой вопрос.

Порфир понял, что хочет услышать дневальщик.

— Я почувствовал это. Атмосфера в логове Шерхана однозначно настроена на приготовления. Там затевается нечто весьма серьезное, большого значения и размаха. Надо торопиться.

— Хорошо. — 99 по прежнему вел беседу только с Машрушем. — Предположим, мы осуществим проникновение в логово Ватека. И что произойдет дальше? Что теперь мы будем должны ему сказать?

— Планы моего мастера не изменились. Он по-прежнему желает наладить диалог с Шерханом. Открытое противостояние, к которому все неминуемо движется, приведет только лишь к очередным проблемам. Мы не можем точно предсказать объем бедствий, могущих обрушиться на наши головы.

— У нас послание иного рода. Но сейчас это практически бессмысленно. Ватека непросто напугать, даже если это предполагает под собой некоторый смысл.

— Пугать? Что это, насмешка?

99 попытался улыбнуться, кивнуть, но вовремя спохватился, поскольку горячий нрав Машруша мог превратно отреагировать на подобное проявление эмоциональности запутывавшегося каинита. Вместо того чтобы раскрыть свои карты так же, как сделал это дневальщик, вампир продолжал плести кружево интриги, к которой призывал его внутренний голос. Тому, кто стоял за спиной Машруша, было бы лучше не знать всей правды…