Джон Маркс - Страна клыков и когтей

Я должна снова танцевать для Торгу? В прошлый раз этот танец был почти немыслим, но тогда я была в отчаянии от страха и не вполне сознавала его воздействие, когда каждое движение решало, жить мне или умереть. На этот раз я буду уверенной и мягкой, и двигаться стану как невозмутимая госпожа. Я буду милосердной. Я буду уговаривать его, пока он не заползет в мой кабинет, который станет его могилой. Дверь исчезла. Взрыв выбил стекла, и повсюду гулял ветер. Мои покойные кактусы улетели в пустоту вместе с сумочкой от «Кейт Спейд». В пространствах между предметами взметались языки пламени. Огонь пожрет все. Мы все погибнем. Из окна я видела блики в окнах офисов по ту сторону кратера. За окном бежало время. Спустилась ночь. По всему острову выли сирены. Они жаждут нашей крови, так уже было раньше.

У моих ног скорчился Торгу. Я долго стояла неподвижно, давая ему рассмотреть мое тело, сосчитать символы у меня на талии, на внутренней стороне бедер, изучить новую кожу, которую он мне дал, историю ужаса, запечатленную на моем теле. По его лицу катились слезы. Он кипел желанием. Но ко мне вдруг пришло решение. Нет, я не стану для него танцевать. Настал его черед обнажиться. Я опустила ведро и нож.

Его одежда тлела. Я сорвала ее с его тела, и звук был такой, словно рвалась человеческая кожа. Он завыл от позорного унижения. Такова его награда? Но он знал, что я задумала, и в отчаянии попытался уползти. Сорвав с твари последний клочок материи, я узнала еще одну ужасную тайну. Физически Торгу составлял уплотненную, попранную сумму его уничтоженных предметов, его плечи топорщились обломками выжженных домов, ребрами служила стопа разбитых колыбелек, ногами — трубы, а кожа состояла из множества слоев символов и надписей, армии лингвистических инфузорий. Он задыхался. Когда-нибудь, подумалось мне, и я превращусь в такое же существо.

Мертвые ждали. Какое-то время я стояла не двигаясь. Он потянулся ко мне, извиваясь, стараясь опустить меня к своим губам. Но я попятилась и подняла с пола ведро и нож. Настало мгновение трансформации. Я испытала почти религиозное благоговение. Я видела сквозь время так, как невозможно даже вообразить, и история человечества представилась мне вздымающимся океаном крови, океаном, пылающим как здание «Часа».

Я встала перед Торгу на колени, смотрела на него, опустив ведро. Чтобы утешить, я положила руку ему на плечо и прошептала слова истины:

— Это акт милосердия.

За спиной у Торгу гасли огни Манхэттена, наконец началось затемнение, и я достала из ведра нож, ощущая его жестокость. Он хотел видеть, как я поднимаю руки над головой, перебираю свои длинные темные кудри, покачиваю бедрами, пока не почувствую вонь уничтожения твари, дымом выходящую из его пор. Вот как Торгу воображал себе собственную кончину. И боль от утраты этой мечты была невыносима. Слезы лились по изуродованному лицу, по испещренному шрамами телу. Знай он о моем намерении, он убил бы меня.

В кулаке я сжимаю его ухо и приставляю ему к горлу нож. Теперь мы совсем близко, как два любовника. Он очень стар. Я очень молода. Шорох благодарности сливается с воем сирен, с треском пламени после взрыва. Плоть его усохла до кости. Мертвые утратили терпение. Они готовы перелететь от него ко мне. Рука у меня дрожит, и в то мгновение нерешительности он понимает… Я могу читать его мысли и вдруг осознаю истинное свое желание. Меня манят серые орды. Они — мои будущие супруг и дом. Я хочу знать про них все. Я хочу, чтобы их сила вошла в меня. Но я хочу и многое другое. Я хочу вернуть жизнь, которую у меня украли. Я хочу того, что воистину мое, и только мое.

Я роняю нож. Взяв в руки оскверненный монумент головы Торгу, я целую его как могу, крепко. Я роняю слюну в страшную пасть — такого поцелуя не понять никому. Наконец перед тем, как последний след этих жутких губ распадается в пыль, как мой поцелуй превращается в дрожь, и руки мои освобождаются, я слышу произносимые шепотом имена. Названия мест бьются бабочками, возносятся в небеса дыма и мечты. Перед тем как они покидают нас, перед тем как Торгу окончательно уйдет из этого мира, я преподношу ему прощальный дар — нагая, как первая женщина на Земле, сажусь над объятым пламенем телом и теплом своей ладони согреваю чудовищного историка на погребальном костре.

— Прощай, — говорю я ему, всем им.

Но и он, и они исчезли. Я осталась одна с воспоминаниями о Клементине Спенс.

MEA CULPA, POST MORTEM[20]

Последнее слово необходимо. На всех страницах этого документа я старался не отступать от сохранившихся первоисточников, но рассказ о последних часах существования программы дался мне с большим трудом, и по понятным причинам неполон. Доподлинно нам известно одно: пятьдесят четыре человека погибли в пожаре на Западной улице, среди них некоторые самые известные лица в истории теленовостей, включая Остина Тротту, Эдварда Принца, Скиппера Блэнта, Нину Варгтиммен и Боба Роджерса. Выжил один лишь Сэм Дэмблс, хотя ужасно обожженный и по сей день не готовый рассказать о происшедшем. Также свою кончину здесь встретили продюсеры, монтажеры и другие сотрудники «Часа». Число пропавших превышает число умерших. К первым относится и Эвангелина Харкер. Доклад коронера подкрепляет мои слова: никаких следов этой удивительной молодой женщины не найдено.

Однако я солгал бы, сказав, что эта версия последних минут «Часа» лишь плод моего воображения. Перед тем как перенести ее на бумагу, я провел бессонную ночь на заднем крыльце моего дома в Коннектикуте, слушая стрекот кузнечиков, наблюдая за звездами, ощущая биение сердец жены и детей сквозь тонкие стенки их тел. В ту ночь ко мне пришла Эвангелина Харкер и явила себя — не знаю, виной ли тому то, что связавшие нас узы прочнее потерь и бедствий, или мое собственное измененное состояние сознания. Как бы то ни было, ее рассказ в прочитанном вами отчете следует рассматривать как дословное изложение последней беседы.

Все недостатки, встречающиеся в данной рукописи, — исключительно моя вина. Носитель несовершенен, послание смутно, и, следуя за шепотами, я ухожу в мир теней.

Примечания

1

Перевод В. Вересаева.

2

У вас (фр.). — Здесь и далее примеч. пер.

3

один на один (фр).

4

наркотический анальгетик.

5

гусиный паштет (фр.).

6

Радикальная левая организация, в конце 70-х собиравшаяся посредством ряда терактов и разжигания беспорядков свергнуть правительство США.