Анна Радклиф - Итальянец

— Я снова спрашиваю: кто задает мне этот вопрос? — повторил Винченцо.

— Не забывайтесь! Подсудимый не имеет права что-либо требовать здесь, — раздраженно предупредил его главный инквизитор.

— Не вижу связи между вашим предупреждением и только что сделанным вами заключением.

— Вы слишком дерзко ведете себя, подсудимый. Отвечайте на вопрос, который только что был вам задан, иначе наши служители исполнят свой долг.

— Пусть повторит вопрос тот, кто его задавал, — потребовал Винченцо.

Тот же голос повторил вопрос.

— Я впервые увидел Эллену ли Розальба в церкви Сан-Лоренцо, — с горестным вздохом произнес Винченцо.

— Тогда она уже была пострижена в монахини?

— Она никогда не постригалась в монахини и не собиралась этого делать! — горячо возразил Винченцо.

— Где она проживала в это время?

— Она проживала вместе со своей родственницей на вилле Алтиери. Она пребывала бы там и сейчас, но из-за коварных происков одного монаха она была увезена из родного дома и насильно заключена в монастырь. Когда я спас ее оттуда, ее снова похитили и выдвинули против нее самые лживые и недостойные обвинения… Святые отцы, я прошу вас, я умоляю!.. — Но здесь Винченцо, словно опомнившись, умолк, поняв, что раскрывает тайну своего сердца и отдает себя на милость инквизиторов.

— Назовите имя этого монаха! — промолвил голос.

— Если я не ошибаюсь, вы его знаете. Монаха зовут Скедони. Он доминиканец, из монастыря Святого Духа в Неаполе. Тот самый, который обвинил меня в нанесении ему оскорблений.

— Откуда вам известно, что это он обвинил вас? — спросил голос.

— Потому что он мой враг.

— Ваш враг? — переспросил инквизитор. — Ранее вы говорили, что у вас нет врагов. Вы непоследовательны в своих показаниях.

— Вас предупреждали о том, что вам не следует посещать виллу Алтиери? — спросил неизвестный. — Почему вы пренебрегли предупреждением?

— Это вы предупреждали меня, — решительно заявил Винченцо. — Теперь я это знаю.

— Я? — строго промолвил незнакомец.

— Да, вы! Вы предупредили меня о смерти синьоры Бианки. Вы и есть мой враг, тот самый отец Скедони, мой обвинитель!

— Кто задает эти вопросы? — неожиданно опомнился главный инквизитор. — Кто присвоил себе право допрашивать заключенного?

Ответа не последовало. Судьи взволнованно переговаривались. Наконец в наступившей тишине снова прозвучал голос неизвестного монаха:

— Я скажу только одно. — Было ясно, что обращался он к Винченцо, и тот это понял. — Я не отец Скедони.

Тон, каким это было сказано, не оставил у юноши сомнений, что монах сказал правду. Этот голос, продолжавший напоминать ему голос монаха из Палуцци, не мог быть голосом Скедони. Винченцо был потрясен. О, если бы он мог сбросить с себя это ужасное покрывало, сорвать с глаз повязки, увидеть говорившего! Но руки его были связаны. Он попросил бы его назвать свое имя и объяснить ему все свои странные поступки там, в Неаполе, на развалинах старой крепости.

— Кто из посторонних присутствует в этой зале? — наконец произнес главный инквизитор голосом, который должен был бы повергнуть всех в трепет, однако лишь выдал собственный испуг судьи. — Кто, назовитесь!

Ответа не последовало. Снова тревожно зашептались судьи, в зале царила растерянность. Происходило что-то невероятное, и Винченцо, прислушиваясь, терпеливо ждал, чем все это кончится. Хлопнули двери, слышно было, как присутствующие покидают залу. Затем наступила тишина. Но он чувствовал за своей спиной сторожащих его палачей, дожидающихся приказа, чтобы приступить к выполнению своих ужасных обязанностей.

Шло время. Наконец Винченцо услышал приближающиеся шаги, и кто-то отдал приказ освободить его и отвести в темницу.

Когда повязка была снята с его глаз, он увидел, что суд покинул залу. Не было и незнакомца. Догорал светильник, и зала все больше погружалась в темноту.

Палачи вывели его из залы и, доведя по коридорам до того места, где приняли его от тюремных стражей, снова передали им.

Вернувшись в камеру, Винченцо с удовольствием растянулся на соломенном матрасе и в темноте и тишине предался размышлениям о том, что с ним произошло за последние несколько часов. Больше всего его мысли занимал загадочный незнакомец. Он постарался припомнить свои встречи с ним в окрестностях Неаполя и сегодняшнюю встречу здесь, в Риме, в коридорах инквизиции, и, сопоставляя их, старался понять, кто он, этот загадочный человек, и почему так странно расспрашивал его сегодня в зале суда. Он вспомнил свою первую встречу с ним на развалинах крепости Палуцци. Он направлялся на виллу Алтиери, а монах предупредил его не ходить туда. Вспомнил, как он заманил его и Паоло в подземелье крепости, продержав там ночь, а потом предупредил о смерти синьоры Бианки и похищении Эллены. Чем больше он думал над загадочным поведением монаха, тем больше склонялся к тому, что это были действия человека осведомленного и явно недоброжелательного по отношению к нему. Таким мог быть только Скедони. Бесспорно, он делал все это по приказанию его матери, решившей всеми способами воспрепятствовать общению Винченцо с Элленой. Итак, Скедони предупреждал его о том, что сам же готовил и совершал, поэтому и был так точен в своих предсказаниях. Вспомнив о зловещих обстоятельствах смерти синьоры Бианки, Винченцо похолодел от ужаса. А что, если это не только Скедони… Мысль была настолько чудовищной, что он тут же прогнал ее.

Однако воспоминания о встрече со Скедони в будуаре матери заставили его снова сомневаться, что таинственный монах и Скедони — это одно лицо. Так и не придя ни к какому заключению, усталый и измученный юноша наконец уснул.

Возможно, было уже около двух часов ночи, когда он внезапно проснулся от каких-то звуков в его темнице. Прислушавшись, он услышал лишь вой ветра. Когда он снова уснул, сон его был тревожен и полон кошмаров. Он видел фигуру монаха, который бесшумно приближался к его ложу. Лицо его было скрыто капюшоном. Но вот он его отбросил, и Винченцо увидел, что это не Скедони, а кто-то другой, незнакомый. Что-то странное было в его лице, недобро горели его глаза. Он не был похож на человека, а скорее на призрак. Вот он вдруг вынул кинжал и протянул его Винченцо. На кинжале были пятна, и Винченцо понял, что это кровь. Он в ужасе отшатнулся и закрыл глаза, а когда открыл их, монах уже исчез.

Из короткого забытья его вывел чей-то тяжкий стон. Испуганный Винченцо, открыв глаза, снова увидел фигуру монаха. Он стоял перед ним, и лицо его было скрыто капюшоном. Но теперь это был уже не сон, ибо он услышал его голос. Монах откинул капюшон, и Винченцо увидел то же лицо призрака, что видел во сне. Ужас охватил его. Вместо кинжала в руке монаха был фонарь.