Джим Батчер - Маленькое одолжение

При виде этого запустения я словно ощутил на себе чужой, бездушный, но все равно враждебный взгляд. Я не нравился этому месту. Оно не хотело моего присутствия. Оно не питало ко мне ни малейшего уважения, и останки маленького городка безмолвно напоминали о том, что в прошлом это место уже вступило в борьбу с людьми вроде меня — и победило.

— Эй, — окликнул я Розанну. — Вы уверены, что это нужное нам место?

Она молча ткнула пальцем куда-то поверх городка. Я скользнул глазом в указанном направлении и разглядел огонь, который мы уже видели издалека. Теперь я не сомневался в том, что это горит сигнальный костер — горит на вершине высившегося над городком холма, судя по всему, на верхней точке острова. Что-то неясно темнело там на фоне неба, то ли дом, то ли башня; яркий огонь мешал разобрать очертания.

Розанна окончательно заглушила моторы, и катер тихо скользил к обломку деревянного столба у самого берега. Она перебралась на нос катера и ждала там с мотком каната в руке, когда катер несильно стукнулся о столб носом. Набросив на столб петлю, она привязала к нему катер, после чего спрыгнула с него, погрузившись почти по пояс в воду, и направилась к берегу.

— Ну отлично, — буркнул я. — Снова мокнуть.

Откуда-то сзади продолжавший усиливаться ветер донес клокочущий крик. Я несколько раз бывал на севере и мог бы сравнить его с криком гагары, но мы-то все знали точно. Лето продолжало иди по нашему следу.

— Мы вряд ли просохнем, если будем ждать здесь, — негромко заметил Майкл.

— В деревьях прячутся люди, — сообщил Саня, убирая меч в ножны и снимая с плеча «Калашников». — В тридцати ярдах от берега, и еще вон там. Хорошие позиции для пулеметчиков.

— Ладно, пошли, — буркнул я. — А то им сделается скучно и они решат поиграть в Нормандию.

— Господь да пребудет с нами, — тихо произнес Майкл.

— Аминь, — откликнулся я, доставая из-под ветровки свой обрез.

Глава СОРОК ВТОРАЯ

Майкл, как всегда, предусмотрел все заранее. Он захватил с собой с дюжину специальных химических грелок — ну, этаких пакетиков, которые охотники подкладывают в рукава своих курток. Оказавшись на берегу, он первым делом раздал их нам, и мы сунули их себе в носки. В противном случае я плохо представляю себе, как бы мы вообще добрались по снегу на вершину холма в промокших до колен штанах.

Розанна, разумеется, не испытывала с погодой никаких затруднений. Закутавшись в крылья как в плащ, она в своей демонической форме, казалось, невосприимчива к холоду, и ее копыта ступали по заснеженному, каменистому склону с ловкостью горной козы, а хвост с кисточкой на конце метался вправо-влево, помогая поддерживать равновесие. Следом за ней шел Саня, потом я, и замыкал наше шествие Майкл. Городок оказался, на поверку, скорее заводским поселком, выстроенным при консервном заводике — длинном, наполовину разрушенном здании в дальнем конце заснеженной улицы.

Уже поднимаясь по склону, мы вышли на тропу, которой явно пользовались на протяжении нескольких последних дней. Кто-то даже расчистил на ней снег до самого камня — включая ступени, которые вели нас на вершину. По мере того, как мы приближались к вершине, силуэт стоявшего на ней сооружения становился все яснее, а горевший там огонь — ярче.

— Маяк, — пробормотал я. — Или то, что от него осталось.

Когда-то башня имела в высоту футов пятьдесят, не меньше, но верхние два десятка футов обрушились, словно снесенные рукой великана. Вообще-то маяков по берегам и на островах Великих Озер достаточно много, и, как часто случается с подобными сооружениями, с ними связано множество странных историй. Ничего такого про этот конкретный маяк я не слышал, но глядя на шершавые камни, я почему-то подумал, что для рассказа о странных приключениях требуется одна малость: остаться в живых.

Все это зловещее место навевало мысли о том, что я ступаю не просто по заколдованной земле — что я ступаю по земле, заколдованной по высшему колдовскому разряду. По местам, так и не склонившим головы под натиском прогресса и цивилизации и питающими к их нынешним представителям не больше уважения, чем к их предкам. Остров казался почти живым, реагирующим на мое присутствие, хотя каким именно образом, я уловить не мог. В одном я не сомневался: относится он к этому моему присутствию откровенно враждебно.

Но не это было самым страшным.

Самым страшным в нем было то, что он казался мне знакомым.

Мои ноги поднимались со ступеньки на ступеньку словно сами собой, с такой уверенностью, словно проделали этот путь тысячу раз. Одну ступеньку я по непонятной мне самому причине перешагнул — и тут же поднимавшийся следом за мной Майкл негромко охнул, когда каменная ступень подалась под его ногой. Я вдруг поймал себя на том, что веду про себя обратный отсчет ступеней, и когда досчитал до нуля, ступил с лестницы на ровную горизонтальную площадку.

Еще не увидев этого своими глазами, я откуда-то знал, что одна стена старого маяка обрушена, открывая взгляду его интерьер, пустой и голый как ружейный ствол изнутри. Я знал, что маленький каменный домик у основания башни окажется почти цел, хотя почти половина крыши из плоской черепицы провалилась и требует ремонта. Я знал, что домик выстроен из камней обрушившегося маяка. Я знал, что входная дверь скрипит, и что задняя дверь, которую с того места, где я стоял, не было видно, набухает в дождь и застревает в раме — прямо как дверь…

…как дверь у меня дома.

И еще я знал, что — как бы дико это все ни было — я не могу позволить себе отвлекаться на всю эту фигню.

Никодимус со товарищи ждали нас.

Непрекращавшийся дождь начал покрывать все тонким слоем льда, однако сигнальный костер на земле перед обрушившейся стеной маяка был достаточно велик, чтобы не обращать на это внимания. Неестественно фиолетовые языки пламени поднимались в небо на десять или двенадцать футов, и облепивший все поверхности лед казался в их свете пурпурным маревом, льнущим ко всему неодушевленному.

Рядом с костром из камней кто-то сложил подобие трона древнего туземного царя. На нем сидел, разумеется, сам Никодимус. По правую руку от него стояла в своем человеческом обличии — впервые за время нашего знакомства — Тесса. Она предстала перед нами совсем юной, только-только со школьной скамьи девушкой, одетой во что-то черное и туго обтягивающее. У ног Никодимуса преклонила колена Дейрдре. Я впервые видел их троих одновременно, и не мог не обратить внимания на то, как сплавились в дочери родительские черты. Особенно наглядно это демонстрировали ее глаза. Глаза Дейрдре сполна сочетали бездушную расчетливость Никодимуса и бессердечный эгоизм Тессы.