Брэм Стокер - Логово белого червя

«Арье… — услышал он голос. — Арье, ты виновен во всем… Тебе и исправлять…»

— В чем… — прошептал портной. — В чем я виновен?..

«Намне кровь праведников… Большой грех… Тяжкий… Столь тяжкий, что после смерти душе моей дьяволы закрыли путь в ад, а ангелы — в рай…»

Этот голос, страшный, неживой голос звучал в голове портного, застывшего словно соляной столб посреди затянутой серой мглой комнаты.

Облако охватило портного, теперь он не видел ничего, кроме серой колеблющейся мглы перед глазами, и эта мгла темнела, превращалась в дымную вращающуюся воронку, куда втягивалось и втягивалось его меркнущее сознание…

… Очнувшись, Арье Фишер долго не мог понять, что произошло и сколько времени он был без сознания.

— Очнулся, — произнес чей-то знакомый голос. Скосив глаза (он лежал на спине), портной взглянул наговорившего. Это оказался раввин Цви-Гирш Галичер. Чуть приподняв голову, Арье Фишер внимательно осмотрелся. Они находились в спальне его дома, а сам он лежал на кровати.

— Где… Хава?.. — спросил он. Язык плохо слушался. — Что со мной было?..

— Все уже хорошо, — успокаивающе сказал рабби Цви-Гирш. Реб Фишер попытался подняться. Тело его было слабым, он ухватился рукой за плечо раввина и тут же разжал пальцы: рука была покрыта плотной коркой грязи и запекшейся крови. — Что это?! — с ужасом спросил Фишер. — Что я делал? Чья это кровь?

— Успокойтесь, реб Арье, — ответил рабби Цви-Гирш. — Это ваша кровь, вы ободрали себе руки, пока совершали… совершали исправление, — короткая пауза, сделанная раввином, не осталась незамеченной портным.

— Какое исправление? — спросил он недоуменно.

— Вы ничего не помните? — в свою очередь спросил раввин.

Арье Фишер покачал головой. Неожиданно перед его глазами встала картина: освещенный пронзительным желтым светом, исходящим от невидимого источника, он озабоченно кружит среди поваленных надгробий старого кладбища и что-то ищет… что-то очень нужное… важное… Реб Арье спросил:

— Что я там искал? — Голос был хриплым. Рабби Цви-Гирш молча помог ему сесть на кровати, потом отошел к столику, на котором его талес укрывал какие-то предметы.

— Вот, — сказал раввин, откидывая талес. — Вот это вы искали.

Под покрывалом Арье Фишер увидел свиток Торы. Поднявшись, он подошел ближе. Свиток был очень старым, частично истлевшим. В некоторых местах его покрывали бурые пятна.

— Кровь, — сказал рабби Цви-Гирш. — Кровь праведников, пытавшихся укрыть свитки. Это случилось давным-давно, реб Арье.

— Лейб, сын Мордехая, — произнес вдруг портной. — Убийца и изменник. Я же слышал о нем! Он крестился и выдал гайдамакам равина Авраам бен-Элиягу и еще нескольких стариков, спрятавшихся в беттохора! Вот оно…

— Верно. — Лицо рабби Галичера потемнело. — Душа убийцы и изменника Лейба не знала покоя на том свете. Ей не было доступа ни в ад, ни в рай. Единственное, что могло как-то облегчить судьбу и дать этой неприкаянной душе хоть какое-то пристанище, было вот это. — Раввин указал на свиток Торы. — Убийца знал, что спрятали мученики в тех развалинах. Вот что удивительно: рука, резавшая невинных, не поднялась на Божье слово… Душа его мучительно искала возможности вернуть этот свиток синагоге… В конце концов, он вселился сначала в Хаву потом в вас, реб Фишер. И вашими руками в конце концов совершил то, что должен был совершить.

— Но почему он выбрал именно нас, меня и Хаву? — спросил портной.

— Вы сами виноваты, реб Фишер. Камень, который вы по неосторожности раскололи, был последним пристанищем этой грешной души. Я ведь уже объяснял: ни в ад, ни в рай не было ей доступа. И путь к дальнейшим перевоплощениям, способным искупить прегрешения злодея Лейба, тоже был закрыт волею Всевышнего, да будет благословенно Имя Его. Эту душу заключили в неподвижный камень. То, что вы совершили из неосторожности, означало, по сути, смерть камня и, как следствие, освобождение заключенной в нем души. Вот так душа этого грешника стала неприкаянной и принялась искать тело, в которое могла вселиться хотя бы на время…

— А чем же Хава провинилась? — спросил реб Фишер.

Раввин развел руками:

— Вы же сами знаете, реб Фишер! Беспричинная сварливость — это, между прочим, серьезный грех. За него ваша жена и подверглась столь суровому наказанию… Впрочем, — раввин лукаво улыбнулся, оглянулся на открытую дверь и чуть понизив голос, сказал: — Думаю, ее характер теперь изменится к лучшему.

Даниэль Клугер

Ночь Энеи

Пробуждение было мучительным.

Пробуждение всегда мучительно, ибо вырывает из одного состояния и вталкивает в другое. Разрушает тончайшую ткань мира сновидений и заставляет испытать почти физическую боль от вторжения в грубый мир реальности.

Пробуждение всегда мучительно.

Даже для человека.

Энеи Хьонгари не был человеком. Вернее сказать, когда-то, много веков назад, — был. Не просто человеком, но владетельным энси города Сатракк. Пока не встретил девушку удивительной красоты. С этого все началось.

С той самой ночи, когда Хьонгари, владетельный Энси Сатракка, отрекся от всего — ради ее красоты.

И еще — ради бессмертия. Страшного бессмертия. В ту ночь ее поцелуй — единственный поцелуй — погрузил его в сон. Спустя полвека наступило пробуждение — первое. Энси Хьонгари (мысленно он продолжал называть себя так) ощутил особого рода жажду. Он бодрствовал тогда до тех пор, пока новый Энси Сатракка не устроил на него настоящую облаву, будто на дикого зверя. Это случилось после двенадцати дней бодрствования, постоянной жажды и попыток ее утоления. Двенадцать дней — двенадцать девушек — в основном крестьянских дочерей из окрестностей Сатракка. Их кровь была восхитительна, их предсмертные судороги — прекрасны.

Охотники нового энси загнали сиятельного Хьонгари в развалины его собственного замка, в подземелье. Здесь он уснул. Еще на пятьдесят лет.

Потом новое пробуждение. Нфвая череда встреч. Новая охота и новый сон.

И так продолжалось уже свыше пятисот лет. Пятьсот лет — десять пробуждений. Вернее, девять.

Десятое наступило сегодня.

За долгий период он научился не поддаваться немедленному желанию инстинкта — скорее найти жертву, скорее утолить жажду, о нет! Теперь он научился превращать собственное нетерпение в источник наслаждения. Теперь он умел ждать, умел превращать собственную охоту (и охоту на него, которой заканчивалось каждое его возвращение в реальный мир) в изысканную игру.

Пора было начинать ее.

Энси Хьонгари легко сдвинул каменную крышку саркофага и ступил на первую ступень полуразвалившейся каменной лестницы, ведущей из подземелья к новой жизни.