Энн Райс - История Похитителя Тел

Вне всякого сомнения, в том, что мое превращение состоялось на злобном джорджтаунском холоде, присутствовал элемент наказания. Но, вспоминая обо всем – о красивом белом снеге и о тепле домика Гретхен, я не мог жаловаться искренне. Однако только этот карибский остров представлялся мне реальным миром, созданным для настоящей жизни; и я, как всегда со мной бывало на этих островах, подивился, как они, такие прекрасные, такие теплые, могут быть такими бедными.

Бедность видна повсюду: бессистемно разбросанные деревянные дома на сваях, пешеходы на обочинах дорог, старые ржавые автомобили и полное отсутствие каких бы то ни было признаков благополучия… Для приезжего все это могло сойти за экзотику, но для коренных жителей, так и не скопивших денег, чтобы покинуть остров хотя бы даже на один день, это были свидетельства тяжелой жизни.

Вечернее небо приобрело густой блестяще-синий отлив, как часто бывает в этих краях, светящийся, как в Майами, а мягкие белые облака на дальнем краю моря создавали привычную для этих мест чистую и прекрасную панораму. А ведь это лишь маленькая часть Карибского моря. И зачем я вообще забредаю в места с каким-либо иным климатом?

Отель оказался пыльным, запущенным домиком для гостей, покрытым белой штукатуркой, одним из множества подобных строений под ржавыми жестяными крышами. Весьма немногие англичане знали о нем; здесь, в беспорядочно пристроенном крыле старомодных комнат, выходящих на пески пляжа Гранд-Ансе, было очень тихо. С многословными извинениями за сломанные кондиционеры и переполненные номера – нам придется занять двухместный номер, и я чуть не расхохотался, когда Дэвид поднял глаза к небу, словно беззвучно говорил, что его испытания не кончатся никогда, – владелец продемонстрировал нам, что вентилятор под потолком может создать достаточно сильный ветер. Окна закрыты старыми белыми жалюзи. Мебель сплетена из белых прутьев, а пол выложен старой плиткой.

Мне это показалось очаровательным, но в основном из-за сладкого теплого воздуха и кусочка джунглей – спускавшихся по стенам здания зарослей банановых листьев и лиан. Ах, вьюнок! Можно установить отличное основное правило: никогда не селись в той части света, где не растут лианы.

Мы сразу же принялись переодеваться. Я сорвал с себя твид и надел тонкие хлопчатобумажные брюки, рубашку и теннисные туфли, купленные перед отъездом из Нового Орлеана, и, приняв решение не предпринимать физической атаки на Дэвида, который переодевался ко мне спиной, вышел на улицу, под грациозно изогнутые кокосовые пальмы, и направился к песку.

Ночь была спокойной и тихой. Ко мне вернулась вся моя любовь к Карибам, а также болезненные и благословенные воспоминания. Но я мечтал увидеть эту ночь моими прежними глазами. Я жаждал видеть, что происходит в сгущающейся тьме и в тенях, окруживших раскинувшиеся вокруг холмы. Я желал настроить свои сверхъестественные уши и поймать тихие песни джунглей, на вампирской скорости побродить по горам с другой стороны, отыскивая тайные ущелья и водопады, – но это было доступно лишь Вампиру Лестату.

Мои открытия вызвали во мне ужасную грусть. И, возможно, впервые до меня полностью дошло, что все мои мечты о смертной жизни оказались ложными. Дело не в том, что жизнь отнюдь не волшебство, что сотворение – не чудо, что в основе мира лежит не добро. Дело в том, что я настолько воспринимал как должное те способности, которые даровала мне Тьма, что не сознавал, какое преимущество они мне давали. Я недооценил свой дар. И хотел его вернуть.

Да, ничего не вышло, правда? Смертной жизни с меня хватит.

Я поднял глаза к бессердечным звездам, злобным хранителям, и взмолился о понимании к Темным богам, которых не существует.

Я подумал о Гретхен. Добралась ли она до своих тропиков, до больных, ожидающих ее целительного прикосновения. Хотелось бы мне знать, где она сейчас.

Может быть, она уже принялась за работу в амбулатории, где поблескивают флаконы с лекарствами, или путешествует в соседние деревни с рюкзаком чудес за спиной. Я вспомнил тихое счастье, с которым она описывала миссию. Я вспомнил тепло ее рук, приятную дремоту и уют ее комнатки. Я увидел, как за окнами падает снег. Я почувствовал на себе взгляд ее больших оленьих глаз, услышал ее медленную, размеренную речь.

А потом я опять увидел над собой ярко-синее небо; почувствовал, как меня обвевает гладкий, как вода, ветерок, и подумал о Дэвиде, о Дэвиде, который был здесь, со мной.

Я плакал, когда Дэвид прикоснулся к моей руке.

Сперва я не мог различить черты его лица. На пляже было темно, а прибой так шумел, что нервы мои расшатались окончательно. Потом я осознал, что это, конечно, Дэвид, что он стоит и смотрит на меня, Дэвид в хрустящей хлопчатобумажной рубашке и однотонных брюках и сандалиях, умудряющийся даже в таком наряде выглядеть элегантно, – Дэвид, ласково приглашающий меня – ну пожалуйста! – пройти с ним в комнату.

– Пришел Джейк, – сказал он, – наш человек из Мехико. Думаю, тебе нужно зайти.

Когда мы вошли в обшарпанную комнатку, под потолком шумно работал вентилятор и сквозь жалюзи прорывался поток прохладного воздуха. От кокосовых пальм доносился слабый треск, который мне даже нравился, – на ветру он то приближался, то удалялся.

На одной из узких провисших кроватей сидел, попыхивая пахучей коричневой сигарой, Джейк – высокий худощавый человек в шортах цвета хаки и белой рубашке для поло. Его кожу покрывал темный загар, а голову венчал бесформенный стог седеющих светлых волос. Он выглядел так, словно полностью расслабился, но за этим фасадом скрывались настороженность и подозрительность, а рот был сжат в идеально прямую линию.

Мы пожали друг другу руки, и он принялся практически в открытую рассматривать меня с ног до головы. Живые глаза, в которых нельзя было ничего прочитать, – чем-то похожие на глаза Дэвида, только меньше. Одному Богу известно, что он увидел.

– Итак, с оружием проблем не будет, – произнес он с явным австралийским акцентом. – В таких портах не бывает детекторов металла. Я сяду на пароход примерно в десять утра, помещу сундук и оружие в вашу каюту на пятой палубе, а потом мы встретимся в кафе «Кентавр» на Сент-Джордж. Очень надеюсь, Дэвид, вы знаете, что делаете – проносить оружие на «Королеву Елизавету II»…

– Конечно, я знаю, что делаю, – очень вежливо ответил Дэвид с легкой игривой улыбкой. – Что еще у вас есть на нашего человека?

– Ах да. Джейсон Гамильтон. Шесть футов ростом, темный загар, довольно длинные светлые волосы, пронзительные голубые глаза. Таинственный приятель. Типичный британец, очень учтивый. Повсюду роятся слухи о его истинной личности. Он дает огромные чаевые, любит поспать днем и, видимо, не задается трудом покидать корабль, когда тот стоит в порту. Он только каждое утро, причем довольно рано, передает стюарду, обслуживающему его каюту, небольшие пакеты для отправки по почте, а потом на целый день исчезает. Я пока не выяснил номер почтового отделения, но это вопрос времени. До сих пор он ни разу не появлялся в «Королевском Гриле», чтобы поесть. Ходят слухи, что он серьезно болен. Но чем – никто не знает. Он пышет здоровьем, что только усиливает ореол тайны. Все так говорят. Крепкого сложения, грациозный, с великолепным гардеробом. Он много ставит в рулетку и часами танцует с дамами. Причем создается впечатление, что ему нравятся самые старые. Одного этого бы хватило, чтобы вызвать подозрения, не будь он сам чертовски богат. Много времени проводит, просто прогуливаясь по пароходу.