Алые Евангелия - Клайв Баркер
— Мерзавчик, что…
— Сзади!
Гарри повернулся. Чудовище стояло в воздухе, сдобренном дымом, менее чем в двух ярдах от того места, где стоял сам Гарри. Его человеческая одежда была в значительной степени сожжена пламенем, разведенным им, и это дало Гарри неприятное представление о том, насколько приятным находило все это безумие чудовище. Его пенис блаженно смотрел в небо, крапчатая головка — обнажена. Волосы вокруг его основания горели, так что орган, казалось, поднимался из зарослей пламени. И если окаменевший (твердый как камень) салют (как приветствие) не был достаточным доказательством радости чудовища от происходящего, то улыбка на его лице была.
Оно подняло правую руку. Пламя погасло, оставив руку черной и дымящейся, но в остальном неповрежденной. Единственные оставшиеся напоминания об огне — линии на ладонях монстра, которые были ещё яркими от жара, самые яркие угли светились точно по центру его ладоней. Гарри хотел отвести глаза от этого места, но не смог "отлипнуть", — по крайней мере, до тех пор, пока он не увидел как центр ладони чудовища разгорелся ещё ярче и, наконец, испустил частицу белого пламени, которая пролетела мимо головы Гарри, промахнувшись на считанные дюймы.
Стоя в ошеломлении, он нашел время возблагодарить судьбу за то, что чудовище промазало по цели. Потом Гарри осознал, что, конечно же, огненная частица предназначалась не ему. Он повернулся, крича Мерзавчику, но и движение, и предупреждение были медленными — слишком медленными, как будто воздух вокруг него стал густым словно смола.
Гарри смотрел на Мерзавчика, стоящего в дюжине ярдов от него, смотрящего теми же глазами, залитыми в смолу, бессильного сделать что-либо, когда частица белого огня приблизилась к нему и ударила в горло. Мерзавчик медленно поднял свободную руку, чтобы смахнуть ее, но прежде, чем его рука успела дотянуться до нее, частица взорвалась, и две яркие линии огня побежали по шее, одна двинулась налево, а другая направо, и полностью обхватили ее, снова встретившись на адамовом яблоке.
На мгновение воздух вокруг головы Мерзавчика вспыхнул, дрожа и мерцая, как волна тепла над выжженной землей. Но прежде чем Мерзавчик смог произнести хоть слово, появилась оболочка пламени и поглотила его лицо. Его голова была объята пламенем от адамова яблока до проплешины, которую он вечно расчесывал. И тогда Мерзавчик начал кричать. Жуткие гортанные крики, как будто столовое серебро спустили в измельчитель отходов.
Время продолжало раскручиваться в том же ленивом ритме, заставляя Гарри наблюдать, как жар поглощает плоть его партнера. Кожа Мерзавчика все краснела и краснела в пламени, блестящие капли жира проступали из пор и вспыхивали, скатываясь по его лицу. Гарри начал поднимать руки, чтобы снять пиджак — его разум был достаточно ясен, чтобы понять — он все еще может погасить пламя, прежде чем оно нанесёт реальный вред. Но когда Гарри заставил себя пошевелился, чудовище схватило его за плечо, развернуло и подтянуло к себе. Стоя лицом к лицу с гнусным существом Гарри наблюдал, как существо протянуло свою тлеющую руку и обхватило Гарри ладонью чуть ниже подбородка.
— Плюнь, — произнесло существо, его голос соответствовал его уродливой форме.
Гарри ничего не сделал в ответ.
— Слюна или кровь, — предупредило чудовище.
— Легко, — произнес Гарри.
Гарри не знал, зачем этой твари что-то от него нужно, и ему особенно не нравилась идея о том, что существо завладеет частью него, но предложенная альтернатива была явно хуже. Он приложил все усилия, чтобы собрать как можно больше слюны, но пожертвование, брошенное в руку чудовища, было скромным. Благодаря адреналину рот Гарри пересох, как куча костей отбеленных солнцем.
— Еще, — потребовало чудовище.
На этот раз Гарри напрягся и извлек спелые хорошие сгустки влаги из каждого закоулка своего горла и рта, собрал их вместе, скатал и со смаком плюнул в ладонь чудовища. Это была хорошая работа — никаких сомнений. Судя по грубой безгубой улыбке на его лице, чудовище было вполне удовлетворено.
— Смотри, — сказало оно.
После этого он обхватил рукой, в которую плюнул Гарри, свой эрегированный орган.
— Смотреть? — Спросил Гарри, глядя вниз с отвращением.
— Нет! — приказало существо. — На него. Ты и я. Смотрим на него. Пока чудовище произносило эти слова, оно начало обрабатывать свой жезл продолжительными, неторопливыми движениями. Его свободная рука все еще лежала на плече Гарри, и с непреодолимой силой он повернул Гарри обратно к своему напарнику.
Гарри был потрясен, увидев, что ущерб, нанесенный за несколько секунд, пока Гарри отводил свой взгляд, преобразил Мерзавчика до неузнаваемости: его волосы полностью сгорели, его обнаженная голова превратилась в пузырящийся красно-черный шар; его глаза были практически закрыты набухшей от жары плотью, а нижняя челюсть отвисла, горящий язык торчал наружу, словно обвиняющий перст.
Гарри дернулся, но рука на плече удержала его. Он попытался закрыть глаза, чтобы не видеть этот ужас, но существо, хотя и стояло позади Гарри, каким-то образом знало, что он не подчиняется его приказам. Чудовище вонзило большой палец в напряженную мышцу плеча Гарри, погружаясь в нее с легкостью человека, продавливающего большим пальцем переспелую грушу.
— Открой! — потребовало чудовище.
Гарии сделал, как ему было велено. Покрытое волдырями лицо Мерзавчика начало чернеть, вздутая кожа растрескивалась и скручивалась, оголяя мышцы.
— Господи помилуй меня, Мерзавчик. Господи гребаный помилуй меня.
— О! — прохрипело чудовище. — Ах ты брехатая шлюха!
Без предупреждения чудовище разрядилось. Потом оно содрогаясь вздохнуло и снова повернуло Гарри к себе лицом, казалось, два светящихся булавочных острия его глаз пронзили голову Гарри и поскребли затылок изнутри.
— Держись подальше от Треугольника, — сказало оно. — Понятно?
— Да.
— Повтори.
— Я понял.
— Не это. Другое. Повтори, что говорил раньше.
Гарри стиснул зубы. Существовала точка невозврата, когда его жажда борьбы пересилит стремление к бегству — и он стремительно приближался к ней.
— Повтори. Это, — потребовало чудовище.
— Господи помилуй меня, — прошептал Гарри сквозь стиснутые зубы.
— Нет. Я хочу сохранить это на будущее. Что-то такое хорошенькое, чем можно полакомиться.
Гарри постарался привнести в голос интонации, чтобы мольба звучала проникновеннее, что, как оказалось, было не так уж и сложно.
— О́тче наш. Помилуй меня.
3
Гарри проснулся около полудня, звук криков его партнера был ближе, чем его пропитанные алкоголем воспоминания о прошлой ночи празднования дня рождения. Улицы снаружи его комнаты были приятно тихи. Все, что он слышал, это колокол, призывающий тех, кто еще сохранил верность
