Андрей Звонков - Ворожея. Любовью спасены будете
Они ехали тридцать пять минут. Во время перегрузки на каталку «Склифа» у пострадавшей впервые остановилось сердце. Носов ввел внутрисердечно адреналин, стукнул, качал непрямой массаж, пока катили ее по коридору к реанимации, там ей разрядили дефибриллятор пять, шесть, семь киловольт – без толку. Девушка потеряла много крови из-за внутреннего кровотечения…
«А если б мы все-таки не послушались того пердуна в золотых очках и повезли в восемьдесят первую, кто знает, больше было б шансов?.. – думал Носов. – В конце концов, он ведь и фамилии даже не назвал… Можно было бы послать его куда подальше… А там что – они ждали нас с пакетами крови? Конечно же нет! Так что так и так шансов у нас практически не было… И у нее».
Отзвонившись из «Склифа», они получили приказ ехать на подстанцию…
– У меня ни одной бригады, – сказала диспетчер, – и пачка вызовов…
На подстанции им сразу дали вызов. «Рутина», как говорил Носов. Вилечка сидела в кухне и подновляла макияж. Носов полюбовался ею несколько секунд, она краем недокрашенного глаза увидела его и проговорила невнятно:
– Сейчас, сейчас…
Носов подождал минутку, пока она доведет начатое дело до конца.
Вилечка встала и прошлась походкой фотомодели, дразня Носова, тот поймал ее за талию, пользуясь моментом, что никого нет, и, чмокнув в щечку, шепнул:
– Беги в машину, я сейчас…
В руке он держал карточку с последним вызовом за эти безумные сутки. Семь утра, а до конца смены еще два часа.
В машине Вилена доводила Морозова:
– Володя! Владимир Владимирович! Вовочка!
Морозов опять лежал на верхних носилках, он на них залез, еще когда выезжали из «Склифа». «Поспать, когда есть время, – это святое», – говаривал Морозов и действовал согласно этому правилу… Вилечка тыкала кулачком в брезентовое дно носилок в проекции ребер Морозова, и тот наконец сдался:
– Ну что тебе, егоза?
– А говорят, это ты самолет уронил!
– Ага! Щаз-з! С чего это?
– Сашка Костин сказал, что ты наколдовал, чтобы он упал.
– Да ладно чушь молоть! – Морозов разозлился. – Что ты сплетни слушаешь?
– Он сказал, что ты, когда ложился, произнес: «ЧТО-ТО САМОЛЕТЫ ДАВНО НЕ ПАДАЛИ!» – произнесла Вилена гробовым голосом.
– Я не помню! Ну и какое имеет значение?
Носов привел Толика и уже садился в кабину. Услышав последнюю фразу Морозова, он спросил:
– Во сколько упал самолет?
– В четыре тридцать пять – четыре сорок, – ответил Морозов.
– А ты во сколько лег? – уточнила Вилечка.
– Я что, помню?
– Мы приехали с последнего вызова в четыре двадцать пять, – сказал Носов, подыгрывая Вилечке, – пять минут, чтоб постелиться и лечь, вот и выходит, что, кроме тебя, некому… Морозов, ты – террорист!
– Ну вас к лешему, – обиделся Морозов. – Куда мы едем и на что?
Носов поглядел в карточку.
– Тут рядом, мужик пятидесяти лет посинел…
Морозов чертыхнулся:
– Еще один кадавр…
– Я же говорю, – засмеялся Носов, – твое дежурство без приключений не обходится… Проверь кислород. Я, когда принимал бригаду, смотрел баллоны – было достаточно и вроде бы нигде не травило, пока не отъехали, проверь.
«Рафик», преодолев земляные раскопы на территории подстанции, выкатился за ворота… Бригада Носова ехала на последний за сутки вызов. И это было здорово.
Остановились у последнего подъезда пятиэтажки. Носов присвистнул: на пятый, без лифта… Вилечка тяжело вздохнула, а Морозов сказал:
– Может, не будем брать кислород?
– Ага, а потом ты сам за ним побежишь. Туда и обратно! – ответил Носов. – Пошли уже.
Он взял ящик, отдал Вилечке карточку и помог Морозову навьючить на себя сумку с кислородной аппаратурой.
Поднимались медленно, уже сказывалась усталость, накопившаяся за сутки… Подошли к двери.
– М-м-м-да, – сказал Морозов. – Замок здесь выбивали раз… пять, не меньше, и кнопки нет, одни проводки, и в них двести двадцать вольт.
Вилечка спросила:
– Может, не пойдем? Мало ли, что там?
Носов толкнул дверь коленкой, и она, отвисая на одной верхней петле, медленно отворилась. Глазам бригады предстал темно-коричневый мрачный коридор трехкомнатной квартиры.
Из кухни справа слабо пробивался приглушенный свет сквозь грязное или замазанное чем-то стекло двери. В сумраке и пыли угадывался массивный шкаф, а где-то в глубине – еще две закрытые двери комнат. Из-за ближайшей двери – а Носов знал, что обычно это самая маленькая комната по планировке, – доносился мощный храп.
Обстановка не поддавалась описанию. В приглушенном несвежими серыми шторами свете видна фигура лежащего ничком на кушетке мужчины.
Кроме этого звука, ничто не нарушало тишину, в которую Носов тихо бросил:
– Есть кто-нибудь не спящий? «Скорая» приехала!
Тотчас же открылась дверь дальней комнаты, коридор немного осветился, и им навстречу побежала, кренясь, как Паниковский, немолодая или какая-то уж очень сильно изнуренная женщина. Она не добежала до бригады, свернула в ближайшую комнату, из которой доносился храп.
– Идите сюда! – позвала она. – Посмотрите!
Из комнаты ударил мощный запах водочного перегара, коричневый свет прорвался в коридор, еще немного осветив обстановку. Морозов укоризненно посмотрел на Виктора и, вздохнув особенно тяжело, обрушил свои вериги на пол. Носов пожал плечами (откуда я мог знать?) и решительно прошел в комнату.
Обстановка не поддавалась описанию. В приглушенном несвежими серыми шторами свете видна фигура лежащего ничком на кушетке одетого мужчины. От фигуры раздавался чуть приглушенный засаленной подушкой храп, совершенно не похожий на хрип… Женщина квохчущей курицей налетела на спящего:
– Вставай, вставай, врачи приехали…
Носов спросил тихо:
– Вы нас зачем вызвали? Нам что, пьяных на улице не хватает? – и замолчал, остолбенев.
«На него смотрела поразительная харя…» Слова Ильфа и Петрова лучше всего характеризовали то, что предстало перед ошеломленной бригадой. Морозов и Вилечка застыли в двери.
Опираясь на багрово-фиолетовые руки, совершенно пьяный мужик смотрел ярко-голубыми глазами, причем голубыми у него были белки, из-за чего зрачки казались черными, кожа лица отливала густой синевой, переходящей в фиолетовый цвет на шее. Пробудившийся нетрезвый человек открыл рот, чтобы что-то сказать, может быть что-то важное… и Носов увидел черный, как у чау-чау, язык.
– Дура ты! Шкло… – выругался синий мужик, шевеля черным языком и фиолетовыми губами. Он потянулся к большой алюминиевой кружке, на дне которой плескалась какая-то коричневая жижа. Отхлебнул, облизнулся и продолжил: – …пендра! Кто тебя просил людей беспокоить, собака енотовидная?
Он привстал на кушетке и попытался замахнуться кулаком.
Отчасти солидарный с ним Носов только сейчас обратил внимание на характерные пигментные пятна на лице у женщины, отчего та действительно немного напоминала енота. Он спросил:
– Да что случилось-то?
– Вы посмотрите, что он пьет, – закричала женщина и, уже адресуясь к синему мужчине, зло бросила: – Алкоголик! Пьянь ты синюшная! Ты посмотри на себя, до чего допился!
Она вцепилась в его плечо и стала трясти.
Действительно совершенно синий мужик отмахивался от нее, словно от надоедливой мухи.
Носов отобрал у мужика кружку и понюхал. От жижи шел отчетливый запах спирта. Вот только какого? Если метиловый, то за прошедшие часы пьяный реально пересек грань между жизнью и смертью и уверенно шагал на кладбище…
– Мужчина! – сказал Носов. – Ты меня видишь?
– Вижу, – уверенно кивнул синий мужик, не глядя на Носова, и потянулся за кружкой. Носов помотал ею из стороны в сторону, и синюшная рука с голубыми ногтями уверенно переместилась в пространстве, не выпуская из виду кружку. – Ты тоже хочешь? – догадался синий мужик. – Там еще есть… – Он качнулся в сторону окна, но тут силы оставили его, и синяя рука, покрытая жгутами вен, легла на когда-то белую простыню. – Не могу… доктор, она все соки из меня выпила.
Женщина распахнула занавески, на подоконнике в ряд стояли три полные бутылки и одна почти пустая с коричневой жижей. Бутылки не обычные, а весьма привлекательные, чем-то напоминающие многогранностью стакан. Запечатанная сургучом пробочка сбита, а горло закупорено скрученным обрывком газеты. Носов взял ее и стал разглядывать этикетку. «МОРИЛКА спиртовая. Для окраски дерева под дуб. 83 % этилового спирта», – значилось в самом низу.
Морозов спросил:
– Кислород отнести?
– Да, – сказал Виктор, – и давай принеси желудочный зонд. Будем его отмывать…
Морозов зачем-то подмигнул и потащил кислородные баллоны вниз.
Вилечка оторвала от синего мужика опять вцепившуюся в плечо женщину и увела на кухню расспрашивать фамилию, имя, отчество, прочие данные из паспорта.
Мужик еще раз попытался хлебнуть из кружки, но Носов уже не дал.
