Основной закон-2 - Дмитрий Николаевич Матвеев
- В этом случае, - в свою очередь покачал головой гость, - мне остаётся лишь развести руками. Вы скромны сверх всякой меры. Но что вы оставите детям, когда они у вас, несомненно, появятся?
- Когда появятся, тогда и буду думать, - махнул рукой целитель. – Денег у меня достаточно для того, чтобы их не считать. Яхты и частные самолёты мне пока не нужны, гедонизмом я не страдаю, а для удовлетворения базовых физиологических потребностей нужно, по сути, не так уж и много.
Швейцарец хитро прищурился:
- А как вы удовлетворяете своё профессиональное самолюбие? Как унимаете исследовательский зуд? В конце концов, раз уж вы такой альтруист, наверняка у вас возникает желание спасти, вылечить как можно больше людей.
- Вот в этом вы правы, - серьёзно ответил Валерик, - мои силы ограничены. Я делаю то, что могу и вынужден довольствоваться этим.
Господин Грюневальд победно улыбнулся:
- И здесь моя страна вполне может вам помочь. Мы дадим вам возможность лечить втрое, вдесятеро больше людей. И пусть вы не сможете осчастливить всех до единого на планете, но ваше чувство социальной справедливости будет, я думаю, удовлетворено.
Валерик задумался.
- И для этого, надо полагать, мне придется переехать на жительство в Швейцарию? – уточнил он.
Гость посерьезнел: начинался тот самый торг, ради которого он и приехал в эту глушь.
- Разумеется, подтвердил он. - Ваших помощниц можете взять с собой, им будут обеспечены все условия для комфортной жизни.
- А как это будет выглядеть с точки зрения морали? - Не унимался целитель. – Мне ведь придётся нарушить договор. По сути, совершить предательство. Можно назвать это любыми словами, но суть не поменяется.
Швейцарец задавил всплеснувшую было радость: клюёт! А как отвечать он знал: не зря две недели шла проработка возможных вариантов развития разговора:
- Вашему чувству ответственности можно лишь позавидовать. Но сейчас у вас возникает дилемма: долг перед государством и долг перед человечеством. Я, признаться, не столь щепетилен, в моём представлении выбор однозначен. Вам же предстоит сделать его самостоятельно.
Целитель потёр ладонью наморщенный лоб:
- Допустим, я соглашусь. Но вы ведь понимаете, что тот самый кей-джи-би, который вас так пугает, вместе с другими государственными службами, не позволят мне выехать за пределы страны. Конечно, государство соблюдает наш договор. Но при этом оно ещё и следит, чтобы я так же соблюдал его в полном объёме.
- Пусть это вас не волнует, - успокаивающе произнес господин Грюневальд, мысленно потирая руки. – Все сложности, связанные с пересечением границы, мы возьмём на себя.
- И вы сможете избежать стрельбы и прочих эксцессов? Пуля, как известно, дура. Я смогу залечить себе дырку в ноге, но если разрывная попадёт в голову, мне останется лишь раскинуть мозгами.
Гость не стал смеяться.
- Чёрный юмор, - отметил он. – Понимаю. Могу лишь заверить в том, что ваши опасения напрасны.
Валерик пару минут молчал, думал. Удивительно, но швейцарский эмиссар ни разу не соврал. Либо там, на западе, действительно придумали что-то необычное, либо вербовщик искренне верит в то, что говорит. В любом случае, прежде, чем давать ответ, каким бы он ни был, стоит как следует подумать. Может, он и сам сообразит, какое такое предложение приготовили ему швейцарцы. А если сообразит, то сможет реализовать всё это здесь, без лишней суеты. Кстати сказать, запросто может быть, что нынешнее предложение - это коллективный европейский проект, а Швейцария – лишь место размещения выкраденного ценного актива.
- Как вы правильно заметили, - сказал он, наконец, - ваше предложение требует серьёзных размышлений. Мне нужно как следует подумать. Действие, которое вы предлагаете, нельзя будет отменить. Не получится передумать и сдать назад. Если я соглашусь на ваше предложение, моя жизнь переменится раз и навсегда. Кстати, большая часть моих средств находится на счетах в банках. При переезде я эти деньги потеряю. Это довод «против».
Господин Отто Грюневальд успокоился: раз клиент заговорил о деньгах, то дело, практически, сделано. Он согласится. Вопрос теперь стоит не «если», а «когда». А взбрыкнёт – всегда можно будет предъявить русским запись этого разговора.
- О деньгах вы также можете не беспокоиться. Мы компенсируем вам все финансовые потери, включая стоимость этого дома.
- Это несколько утешает, - задумчиво произнес потенциальный остенарбайтер.
- Сколько времени вам потребуется на раздумья, господин Меркушин? - осведомился швейцарец.
Валерик с ответом не задержался:
- Две недели.
- Хорошо, герр Меркушин, - позволил себе пошутить напоследок герр Грюневальд.
Гость церемонно распрощался и ушел. И едва стихли звуки отъехавшей машины, как дома тут же выскочили обе девушки.
- Валера, что он хотел? – взволнованно спросила Вероника.
Иринке тоже было любопытно, но парня она всё ещё стеснялась и, откровенно говоря, побаивалась, а потому предоставила выспрашивать подробности подруге.
- Вербовал, - пожал плечами Валерик. - Предлагал дворец в Швейцарии, кучу денег и вагон счастья. Вас обеих тоже соглашался взять.
- А ты что?
- А я сказал, что буду думать. Ведь по сути, в Швейцарии, в Австралии, в Бразилии, да где угодно – условия моей жизни нисколько не изменятся. Может, даже ещё ужесточатся под предлогом обеспечения безопасности. Либо я прячусь ото всех, либо живу в клетке. Клетка может быть золотой, но это необязательно.
***
Отто Грюневальд вернулся в Москву. Заехал на частную квартиру, сбросил ненавистную уродливую одежду, принял душ, тщательно побрился, переоделся, и вновь стал собой - солидным обеспеченным мужчиной. Можно было возвращаться в посольство, но ему захотелось прослушать запись разговора. Что-то в словах Меркушина показалось ему странноватым. Нет, попытки обмануть он не почувствовал, но в какой-то момент в словах лекаря прозвучала некая неуместная эмоция. Отто достал диктофон, нажал кнопку включения и – ничего. Изящная штучка была абсолютно мертва. А ведь в посольстве от него ждут результатов, и словам не поверят.
Отто Грюневальд схватился за телефон – та же картина. Дьявол, тысяча евро на ветер! Впрочем, у него была еще и подстраховка, древний кассетный диктофон. Такие никто уже не использовал, а вот он выбрасывать старичка не торопился. Вербовщик перемотал кассету, тыкнул воспроизведение – тишина. Не то, чтобы это была катастрофа, но ему теперь нечем подтвердить свои слова. Придется идти как есть и надеяться, что ему поверят хотя бы
