Первое знамя - Алексей Александрович Иванов
И ведь перебирал всех встреченных или известных мне магов предателей! А вот этого единственного упустил!
Память, память… Где же ты раньше была? Почему молчала? Впрочем, и сейчас на тебя особой надежды нет. Не уверен я, что тем застреленным Сагаром магом был именно ласс Сидман. Возможно, моя память вновь со мной играет, подстраивая картинки прошлого-будущего под реальность.
В любом случае, не похоже, что представитель рода Фрид лжет. Он наглый, вспыльчивый, импульсивный, но при этом какой-то излишне открыто-наивный — притворяться совершенно не умеет. Либо делает это настолько искусно, что способен обмануть даже демонов в преисподней…
— Его можно было остановить… — глухо продолжил маг. — Нужно было! Но я… — плечи ласса Фрида поникли. Он замолчал, не решаясь признаться.
Понятно… Все очевидно и без слов. Наш родовитый член правящей семьи Фрид просто испугался и сбежал.
Маги — это в целом довольно закрытая каста общества империи. Сила и родовитость — это не только золотой жизненный билет молодых фольхов, но и проклятье. Перспективных магов семья и род редко выпускает в большой мир, лежащий за пределами родовых поместий.
Ласс Венг Фрид — типичный золотой мальчик, выросший в такой же золотой клетке. И вдруг он внезапно оказался за ее стенами, в суровом, неприветливом и опасном мире Вольной марки. Зная нравы фольхов, не удивлюсь, если он впервые остался без присмотра и пытался действовать самостоятельно. Отсюда и его поспешная, плохо продуманная попытка прорыва к третьему принцу, когда он увел из Степного Стража все силы, оставленные северянами для прикрытия этой важной точки. Самонадеянный дурак, но не предатель. Предатель не станет так глупо подставляться.
— Развяжите его, — приказал я.
Не первый раз приходится дергать дракона за усы. Да и держать сильного мага связанным — то еще решение. Как показывает практика, их и магические кандалы не всегда останавливают.
Пристрелить? Если стрелять всех магов, которые мне не нравятся, то империя останется без магов.
— Думаешь? — с сомнением протянул Бахал, но все же довольно быстро «распеленал» пленника, вернув ремни владельцам. А ошибка это или нет, мы узнаем очень быстро.
— Надеюсь, никаких обид, ласс? Я командую — вы подчиняетесь, — вежливо, но достаточно твердо добавил я. Стоит расставить все фигуры на позиции. Нам сейчас только соревнований на тему древности и прав не хватает, с обязательными замерами длинны достоинства.
— Никаких обид, ласс Вельк, — согласился Венг Фрид. Потирая руки, он сел. Бросил взгляд на завал. — Разойдитесь, дайте-ка я этим займусь.
Чтобы родовитый маг сам помощь предложил? Может Венг тоже того — по голове получил? Ах, да! Его же Бринна вырубила! Неужели я нашел единственное верное средство лечения высокородных зазнаек? Осталось всего ничего — избить всех магов империи. Заодно и предателей так выявим. Кто не захочет получить по голове — явный предатель.
Встав перед завалом, и сделав знак, чтобы все отошли подальше, Венг Фрид немного постоял, концентрируя ману, вскинул руки. Мелкие камешки и земля ожили и словно две гигантские змеи растеклись вдоль стен туннеля. Крупные камни и блоки разъехались в разные стороны, взлетели под потолок. Еще один взмах! Воздух дрожит от концентрации маны. Камни начинают подстраиваться друг под друга, а затем просто сливаются в единый монолит, заодно укрепляя стены и потолок хода. Теперь совершенно ясно, что этот странный ход делали с помощью похожей магии.
Закончив работу, Венг повернулся к нам и картинно склонил голову, широко разведя руки.
— Прошу!
Позер! Как-то очень быстро он пришел в себя. Только что выглядел разбитым и сломленным, а теперь шутки шутит. Или это нервное?
Нам нужен был небольшой проход, а он тут чуть ли не реставрационные работы устроил. Похоже, магия земли ему хорошо дается.
Молодые маги больше тяготеют к огню и воздуху — больно много сильных и ярких атакующих арканов и плетений. Но лично мне магия земли больше импонирует. Ее начинаешь особенно ценить, когда стоишь в чистом поле и тебе в течение часа нужно подготовиться к скорому наступлению армии противника.
— После вас, ласс Фрид, — кивнул я на ход, погладив пальцами кобуру со «Стражем». Воспоминания, воспоминаниями, а за магом лучше приглядывать в оба глаза, держа руку если не на пульсе жизни, то хотя бы на рукояти револьвера.
Дальнейший путь запомнился плохо. Мы шли, шли и шли в полутьме. Никаких фонарей у нас не было, а единственным источником света служили светляки, которые поддерживал кто-то один из оруженосцев и рыцарей, не забывая постоянно сменять друг друга. Первый круг, оно конечно, первый круг, но попробуй, поддерживать заклинание первого круга в течение нескольких часов? Тут и маг спечется… пусть и со скуки.
Наконец мои выбившиеся из сил спутники устроились для сна, сидя привалившись друг к другу, чтобы не ложиться на каменный пол. Я остался сторожить. Отдохнул, пока без сознания валялся.
Темноты я не особо боюсь. Выждав, пока все заснут, я присел у стены и развеял светляк. Толку от него все равно нет. Что-то под ногами подсветить он может, но притаившегося в темноте врага с его помощью не заметишь, пока нос к носу с ним не столкнешься. Так зачем ману тратить? К тому же у меня есть два отличных уха, а в этом подземелье любой звук порождает сильное эхо.
Копошение и шум в темноте я проигнорировал. Шел он со стороны улегшихся остатков отряда и подозрительным не выглядел. К тому же скоро в туннеле появился приглушенный светляк, вырвавший из темноты фигуру Бахала.
— Что-то не спится, — признался он, устраиваясь передо мной. — Дай-ка лучше свою руку. Нужно сменить повязку.
Из сумки, прихваченной наемником, появился льняной бинт и склянка с вонючей противоожоговой мазью, чей запах чувствовался даже через плотную пробку.
— Займемся твоими боевыми ранами. — В свете светляка блеснул длинный нож. Срезав узел старой повязки и размотав бинты, Бахал внимательно изучил мою левую руку.
— Промыть бы, но воду надо беречь, — посетовал он, силясь что-то разглядеть сквозь слой мази.
— Все нормально, — я пошевелил пальцами, повращал кистью, — почти не болит.
— Славно. С настоящим посвящением, Гарн, — губы Бахала исказились в мрачной усмешке. — Первый ожог, он как потеря девственности. Мальчик становится мужчиной. Теперь ты не какой-то гладкокожий, а настоящий рыцарь.
Я молча вернул ему кривую усмешку. Да и ожог у меня далеко не первый, что в этой жизни, что в той. Успел уже ошпариться,
