Рыцарь в клетке (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

Первым мне нужен был сам старый лис, Ирукаи Сай, который вовсю крутил хвостом рядом с роскошно одетой японкой, которой можно было дать как тридцать, так и шестьдесят лет. Пока они общались, я, стоя с независимым видом неподалеку, уловил аж трех напряженно наблюдающих за Саем молодых парней-кицуне, каждый из которых что-то держал — поднос с вином, полотенце или закуски. Хвосты у бедолаг стояли дыбом.

Дождавшись, когда старик раскланяется с женщиной и пустится в неспешную прогулку по залу, я неторопливо прошёл мимо него, почтительно кивнув старому хитрецу. Этого хватило для того, чтобы возжечь любопытство в Ином.

— Эмберхарт-кун? Какая приятная встреча! — тут же подкатил ко мне старичок, изображая на лице лукавую, но непосредственную радость, веры в которую у меня не было ни на грош.

— Ирукаи-доно! Взаимно! Не смел вас отвлекать, хотя сильно нуждаюсь в вашем мнении! — растекся медом уже я, улыбаясь ему так, как будто он упомянул меня в собственном завещании. В первой строчке.

Наш краткий и быстрый дальнейший диалог, если пропустить его через фильтры здравого смысла и конкретики, сократив до голого смысла, дальше выглядел таким боком:

— Че приперся?

— Сказать что-то важное хочу?

— А не оборзел?

— Так послушайте и решите!

Кицуне хитры, ловки и внимательны… но остаются лисами со всеми их недостатками. Гипертрофированная любознательность в них сочетается с постоянным желанием риска или проказы. Когда старый хрен услышал словосочетание «официальная позиция наследницы рода Иеками по отношению к образовательной системе Японии», у него случилась метафизическая эрекция. Узнав о том, что я уже подготовил все необходимое для презентации, сверхъестественный пенсионер развил столь бурную деятельность по агитации значимых персон в зале, что мои потенциальные потуги в этом направлении выглядели бы более чем жалко. На доносящиеся ему вдогонку мои фразы о том, что я один из главных участников прошедших недавно дебатов, лис забил большой и толстый… хвост. Он уже загорелся.

Стоя, я ловил ушами звучащие отовсюду шепотки. Местное общество сдержанно бурлило любопытством самых разных оттенков, что я понимал более, чем кто-либо иной. «Иеками», «официальная позиция», «система образования» — все это для японцев в одном предложении просто не могло существовать.

Класс оказался битком набит сидящими и стоящими учителями, чьи сдержанные веселящиеся возгласы понемногу угасали, явно впечатленные объёмом развешанных по доске и стенам бумаг, а также стопками документов на каждой парте. Вставший позади задних парт Наото Йошинари, наш преподаватель по боевой подготовке, лишь скорбно качал своей лысой головой, разглядывая как меня, так и аудиторию, становящуюся с каждым прошедшим мигом всё серьезнее.

Я хитро ему подмигнул, а потом уважительно поклонился залу, приступая к докладу.

Следующие два часа должны были быть довольно насыщенными.

Глава 4

Задвигались стулья, люди с шумом и гримасами вставали из-за парт. Те же, кто провёл последние три с половиной часа в стоячем положении, с кривыми усмешками разминали ноги. Часть преподавателей кряхтели и пыхтели, совершенно не стесняясь окружающих. Последнее было более чем оправданно, целый час до этого момента прошел в оживленной дискуссии, где социальные границы были не раз и не два пройдены, а все пограничные столбы нагло обоссаны.

Меня это, впрочем, совершенно не волновало. Можно даже сказать больше — я, как личность, в данный момент и не существовал. Между двух сведенных в яростном пароксизме ушей, связанных, казалось, проволокой под напряжением, бушевало лишь одно желание.

КУРИТЬ!

Не выдержав, я отошел к окну, распахнул его, тут же вцепившись в сигарету, как в последнюю надежду человечества. Последовавшие за этим событием секунды стали самым счастливым моим воспоминанием в этой жизни. Потрудиться пришлось на славу…

Из народа, собравшегося в аудитории, никто изначально не планировал всерьез вслушиваться в мои слова. Преподавателей, дикторов, профессоров — всех этих людей интриговало лишь словосочетание «мнение Иеками», которое почиталось явлением куда более небывалым, чем поющий унитаз или золотой осел. С предубеждением пришлось бороться мне, с чем немало помог наставник Йошинари. В самый пиковый момент, когда насмешки достигли апогея, а некоторые наиболее серьезные дяди и вовсе намылились уйти, лысый японец взял слово, крепко проехавшись по безалаберности присутствующих и лестно отозвавшись обо мне.

Следующим этапом стало пробивание корки предубеждения насчет системы образования в стране. Тут передо мной встала практически неразрешимая задача, справиться с которой помогло… открыто высказанное пренебрежение по отношению к многим аспектам экономики и индустрии страны. Империя, чьим наиболее существенным ресурсом был человеческий, совершенно не могла его реализовать на уровне, которого требовал современный технологический прогресс. Требовалось лишь привести ряд наглядных примеров, сравнивая местные и западные годовые показатели в самых разных областях.

Тут я их задел за живое достаточно, чтобы противостоять мне взялись те, кто эту самую экономику преподавал. Дело оставалось за малым — закидать их сухими фактами и аналитикой, пересланной мне из европейских университетов. Набранная мной литература лежала в архивах любой развитой западной страны в открытом доступе, штампы на выданных достойному собранию папках свидетельствовали, что подмена исключена. Единственное, чего не хватало для завершенности процесса — это обобщить данные, а потом сверить их с текущим состоянием дел в Японии до того момента, как начались проблемы с культистами.

И лед тронулся…

Десять лет — много это или мало? Откровенно мало, когда речь идёт о стране, открывшей свои границы после перерыва почти в сотню лет. Да и как открывшей? Какое может быть взаимопроникновение культур через половину земного шара? Не стоит забывать и о неявном, но устойчивом нежелании местной знати еще сильнее терять актуальность личного могущества. Одни не знают, что спрашивать, другие не заинтересованы отвечать, не видя выгоды. Постепенно всё шло к тому, что империя Восходящего Солнца все сильнее отставала от остального мира.

На моей стороне сыграло то, что присутствующие здесь люди были преподавателями академий Гаккошимы, места своеобразного и не особо престижного. Но их голос значил на порядки больше, чем слова приезжего второкурсника, а подобранные мной материалы, папочка с которыми досталась каждому из присутствующих, позволяли им сделать собственные выводы в дома, в спокойной обстановке, имея перед глазами все графики и таблицы.

— Не на это я рассчитывал, — покачал головой подошедший ко мне Ирукаи, — но не могу сказать, что разочарован. Ты нас тут порядком удивил и даже испугал, Эмберхарт-кун.

В руках старый кицуне крепко сжимал папку.

— Я дал клятву служения императору, — пожал я плечами, — поэтому, как благородный человек, обязан был воспользоваться имеющимися у меня документами во благо страны.

— Благо страны, юноша, вопрос весьма непростой, — на лице Ирукаи Сая промелькнула хитрая усмешка, — Но мне интересно, почему у вас вообще появилось желание рассматривать эту тему. Не просветите старика, м?

— Причины, по которым я собирал эти выкладки, уже в про…

Фраза застряла у меня в глотке, а сама беседа тут же была выпнута из головы. На краю чувствительности я ощутил нечто. Странное, не похожее ни на что, тревожащее.

Оно приближалось.

Рядом стоящий старик также что-то почувствовал, моментально посерьезнев. Он резко крикнул нечто на незнакомом мне диалекте, дверь в кабинет распахнулась, демонстрируя две серьезные физиономии парней-кицуне. Пара отрывистых приказов, головы исчезают, а Ирукаи Сай, растеряв свой обычный легкомысленный вид, поворачивается к недоуменно вертящим головами профессорам.