Джеймс Блиш - Звездный путь (сборник). Том 2
Это был наш первый взгляд на все поле боя с того момента, когда я посадил наш аэрокар на землю. Поэтому я был занят внимательным его изучением с помощью бинокля, когда заметил то, что показалось мне проблеском какого-то движения между стволов деревьев, там, на дне лощины, разделявшей наш холм и следующий. Одного мгновения мне было недостаточно, чтобы понять, что там происходит, но в эту же минуту движущиеся подразделения Содружества были обнаружены тепловизионным оборудованием патруля, и обе ячейки были приведены в состояние боевой готовности. На экранах тепловизоров теперь четко можно было рассмотреть пятна человеческих тел, которые смешивались с едва заметным тепловым излучением растительности.
Атакующие тоже нас обнаружили. И буквально через несколько секунд в этом уже не было никакого сомнения, потому что даже в мой бинокль я мог различить мелькание черных мундиров, когда их солдаты начали взбираться вверх по холму к нашей линии обороны, и оружие кассидианского патруля заговорило ответным огнем.
— Вниз! — приказал я Дэйву.
Он пытался приподняться и посмотреть, что происходит впереди. Я думаю, он пытался сделать это, потому что видел, как я приподымался, чтобы получше рассмотреть происходящее и решил, что может позволить себе то же самое, выставляя себя на обозрение. Правда, мой плащ журналиста был расстелен перед обеими нашими ячейками. Но я, кроме всего прочего, регуляторами контроля цветов установил на своем берете кроваво-красный и белый цвета, и вдобавок я имел больше веры в свою возможность выжить, чем он. У каждого из нас бывают в жизни моменты, когда чувствуешь себя абсолютно неуязвимым. Там, в стрелковой ячейке, под непрерывным огнем подразделений Содружества, я испытал именно такой момент. Кроме того, я ожидал, что начавшаяся атака войск Содружества должна скоро прекратиться.
Что, конечно же, и произошло.
Глава 11
Не было никакой великой тайны в той паузе, что последовала после атаки. Те солдаты, что вошли с нами в недолгое соприкосновение, были не более чем разведывательной цепочкой, продвигавшейся перед фронтом основных сил Содружества. Их задачей было оттеснить оборонявшихся кассидиан, пока не окопаются и не проявят признаки сопротивления. Когда же это произошло, первая цепочка разведчиков, вполне предсказуемо, отошла, вызвала себе подкрепление и стала ждать.
Эта военная тактика была старее, чем тактика Юлия Цезаря, — естественно, если предположить, что Юлий Цезарь все еще был жив.
Все это, как и остальные обстоятельства, которые привели Дэйва и меня сюда, в это место и в это время, позволило мне прийти к парочке любопытных выводов.
Первым был тот, что все мы — я включал сюда как силы Содружества, так и кассидиан, — да и вся эта война, включая каждого, принимавшего в ней то или иное участие, вроде Дэйва и меня — были во власти планирования сил, находившихся вовне, далеко за пределами поля боя. И было не так уж и трудно догадаться, кто именно был этой манипулирующей силой. Абсолютно ясно, что одной ее частью был старейшина Брайт, которого беспокоило, смогут ли наемники Содружества удачно выполнить свою задачу таким образом, чтобы привлечь большее число нанимателей для работы. Брайт, как один из игроков в шахматы перед лицом других, спланировал и привел в действие какой-то ход, нацеленный на то, чтобы решить исход боевых действий одним смелым тактическим ударом.
Но этот удар если был и не предвиден, то, по крайней мере, вычислен его противником. И этим противником мог быть только Падма с его онтогенетикой.
Потому что если Падма со своими вычислениями смог узнать, что я появлюсь на вечеринке в честь Донала Грина на Фриленде, тогда с помощью той же онтогенетики он вполне смог бы вычислить, что Брайт мог попытаться предпринять какой-то быстрый тактический ход своими вооруженными силами, чтобы уничтожить кассидианских рекрутов, противостоящих ему. Что он это вычислил, можно было заключить из того, что он предоставил одного из лучших тактиков сил Экзотики — Кейси Грина, чтобы помешать тому, что спланировал Брайт. Без этого объяснения появление Кейси здесь, на поле боя, в самый решающий момент не имело смысла.
Но помимо всего этого, самым интересным для меня вопросом было, почему Падма должен был автоматически противопоставить себя Брайту в любом случае. Насколько мне было известно, экзотиканские миры не имели никаких интересов в войне на Новой Земле — хотя сам по себе этот мир и был достаточно важен, но все же он играл меньшую роль по сравнению с другими вопросами взаимоотношений между четырнадцатью населенными мирами.
Ответ мог лежать где-то в смеси контрактовых соглашений, которые контролировали отлив и прилив подготовленного персонала между мирами. Экзотиканские миры, как и Земля, Марс, Фриленд, Дорсай, маленький католический мир Святой Марии, а также шахтерский мир Коби, не заключали контракты на своих специалистов без предварительной консультации с ними. Таким образом, они были известны как “свободные” миры. И находились автоматически в оппозиции к так называемым “жестким” мирам, подобным Цете, Содружеству, Венере, Ньютону и остальным, которые торговали своим подготовленным персоналом безо всякой оглядки на права индивидуума или его пожелания.
Таким образом экзотиканские миры, принадлежавшие к “свободным”, автоматически находились в оппозиции к мирам Содружества, представлявшим “жесткие” миры. Но одно это не было достаточной причиной для противодействия друг другу на каком-то третьем мире. Должен был существовать какой-то секретный конфликт между контрактными балансами, касавшийся как экзотиканских миров, так и миров Содружества, о котором я ничего не знал. В ином случае я совершенно не понимал, зачем было Падме принимать участие в этой войне.
Но мне стало ясно, — поскольку я занимался манипуляцией своим окружением через управление теми, кто находился непосредственно рядом со мной, — что силы, привнесенные в эту пьесу извне, могли провалить все, что я мог предпринять. Короче говоря, необходимо было пересмотреть свои действия и обратить внимание на более широкие возможности при манипулировании людьми и событиями, чтобы добиться желаемого результата.
Я отложил это свое открытие на будущее, для дальнейшего использования.
Второе заключение, пришедшее мне на ум, имело отношение к непосредственному нашему положению в связи с обороной этого холма, как только войска Содружества подтянут свои подкрепления. Потому что это было не то место, которое можно было защитить с парой дюжин людей. Даже гражданский вроде меня мог это понять.
И если уж это смог понять я, естественно, это было понятно и атакующим, не говоря уже о самом командире патруля. Очевидно, что он удерживал этот холм по приказу из штаба, находившегося достаточно далеко за линией фронта. И в первый раз я тогда увидел объяснение его недружелюбному отношению к тому, что касалось меня и Дэйва. Совершенно очевидно, что у него были свои заботы — включая и какого-то вышестоящего офицера там, в штабе, который настоятельно просил его и патруль удержать свою позицию. Я начал испытывать более теплые чувства к форс-лидеру. Какими бы ни были его приказы — разумными, паническими или глупыми — но он был солдатом, готовым исполнить свой долг до конца.
Из этого бы вышел отличный рассказ о его безнадежной попытке защитить этот холм без всякой поддержки с флангов и перед лицом целой армии Содружества. И между строками своего репортажа я мог бы кое-что рассказать и о командовании, которое поставило его в такое положение. И когда я осмотрел склон холма вокруг себя и увидел окопавшихся людей его патруля, то где-то внутри у меня, прямо под грудной клеткой, появилось холодное неприятное чувство. Потому что они тоже были замешаны в этом и еще не знали цену, которую им придется заплатить за то, что они станут героями моего репортажа.
Дэйв толкнул меня в бок.
— Посмотри там… вон там… — выдохнул он мне в ухо. Я выглянул.
Среди солдат Содружества, находившихся под защитой деревьев на дне лощины, было заметно какое-то движение. Но они, очевидно, всего лишь набирались дополнительных сил и группировались для настоящего наступления на холм. В течение ближайших нескольких минут пока еще ничего не должно было произойти, и я уже хотел сказать об этом Дэйву, когда он снова толкнул меня.
— Нет! — прошептал он тихим, но озабоченным голосом. — Вон там. Дальше, около горизонта.
Я посмотрел туда. И увидел то, что он имел в виду. Где-то там, среди деревьев, в конце концов сливавшихся с небом, сейчас поголубевшим от жары, примерно в десяти километрах от нас — вдалеке виднелись подобные огненной мошкаре сполохи. Маленькие желтые проблески среди зелени и то и дело возникавшие восходящие струи чего-то белого и темного, тут же развеваемые ветром.
