Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

— Я не собирался вас обижать. Я просто хотел сказать, что уж такого рода опасность им не грозит, у нас же не средневековье.

— Неужели, — заморгал Джубал. — А я и не заметил. Бен, нашему гадкому миру не единожды предлагали именно такой образ мыслей, и мир наш всегда его сокрушал. Колония в Онеиде была весьма похожа на Гнездо Майка, но ее хватило ненадолго, лишь пока вокруг было не слишком много соседей. Или возьми ранних христиан: анархия, коммунизм, групповой брак, даже поцелуй братства — да Майк многое у них позаимствовал. Х-м-м-м… Если он подцепил от них поцелуй братства… Видно, у него и мужчины целуются с мужчинами?

Бен смутился.

— Я умолчал… но ведь они не гомики.

— Как и ранние христиане. Ты что, считаешь меня идиотом?

— Никаких комментариев.

— Спасибо. Не посоветовал бы я предлагать сегодня какому-нибудь пастырю из бульварной церкви «братский поцелуй», примитивного христианства больше нет. Снова и снова повторяется все та же история: в планах — делиться всем, достичь высот любви. Надежды на славу, высокие идеалы… Потом — преследование и неудача. — Джубал вздохнул. — Я много думал про Майка, теперь я за него боюсь — за всех них.

— А я, по-вашему, что чувствую? Джубал, я не могу принять вашу теорию о «сладости и свете». Они ведут себя неправильно.

— Ну, у тебя просто застрял в глотке тот последний случай.

— Не только.

— В основном. Бен, пойми же, этика секса — сложная штука. Каждый из нас искал приемлемое решение, сталкиваясь с так называемой «моралью», то есть нелепыми, недействующими, порочными правилами. Почти все осознают, что правила негодные, большинство их постоянно нарушает. Но тем не менее все мы отдаем дань морали и ощущаем вину, выражаем раскаяние на словах. Волей-неволей мы подчиняемся «моральному кодексу», даже если он мертв и воняет, как альбатрос.

И ты, Бен, считаешь себя свободным, нарушая этот порочный кодекс. Но когда ты оказываешься перед новой для тебя проблемой в сексуальной этике, ты примеряешь ее к тому самому своду иудейско-христианских правил… И желудок твои автоматически реагирует. И тогда ты приходишь к выводу: ты прав, а они — нет. Фу! Я бы скорее проверил все делом. А твой желудок отражает лишь предрассудки, вбитые в тебя еще до того, как ты сделался разумным.

— А как насчет вашего желудка? — возмутился Бен.

— Мой тоже ведет себя глупо, но я не позволю ему управлять моим умом. Я ценю красоту попытки Майка изобрести идеальную этику, аплодирую его пониманию того, что начать нужно, отбросив нынешние сексуальные нормы, с чего-то совсем нового. У большинства философов на такое не хватало мужества, они глотают основы современного кодекса, например, моногамию, строение семьи, постоянство, табу насчет тела, общепринятые ограничения насчет совокуплений и так далее, затем жонглируют деталями… даже обсуждают такую чушь, как: является ли вид женской груди неприличным?

Но больше всего они спорят о том, как нас заставить повиноваться их правилам, не обращая внимания на свидетельства того, что многочисленные трагедии уходят корнями именно в сам «кодекс», а не в способность ему следовать.

И тут появляется Человек с Марса, смотрит на непогрешимый кодекс свежим взглядом — и отбрасывает его! Не знаю деталей кодекса Майка, но он явно нарушает законы всех крупных стран, стало быть, он вызовет ярость у всех «праведных» людей любой нации, любой из основных религий, а также у всех агностиков и атеистов. И все же наш бедный мальчик…

— Джубал, он не мальчик, он мужчина!

— Разве? Бедняга псевдомарсианин уверяет, что секс — это способ быть счастливым. Секс и должен быть средством испытывать счастье. Бен, хуже всего в сексе то, что мы пользуемся им, чтобы причинять друг другу боль. А он никогда не должен причинять боль, он должен давать счастье или хотя бы удовольствие.

В нашем кодексе сказано: «Не пожелай жены ближнего своего». Результат? Вынужденная непорочность, адюльтер, ревность, горечь, переживания, иногда убийства, разбитые семьи, искалеченные дети, а также тайные интрижки, унижающие и мужчину, и женщину. Повинуются ли люди когда-нибудь этой Заповеди? Если бы мужчина поклялся на Библии, что не возжелал жены ближнего своего, потому что кодекс это запрещает, я бы заподозрил его в самообмане или в извращенности. Любой мужчина, способный сделать ребенка, желал многих женщин, независимо от того, предпринимал он какие-то действия или нет.

И тут приходит Майк со словами: «Не надо втайне желать мою жену… возлюби ее! Нет пределов любви, мы многое обретем и ничего не потеряем, кроме чувства вины, ненависти, ревности». Его предложение невероятно. Насколько я помню, лишь эскимосы были настолько чисты, пока на них не обрушилась цивилизация. Они были изолированы от остального мира и сами были почти такими же, как Человек с Марса. Но мы познакомили их с нашими «добродетелями», и теперь у них есть непорочность и адюльтер — как у нас. Бен, и что же они приобрели?

— Не хотел бы я быть эскимосом!

— Я тоже. У меня желчь разливается от подгнившей рыбы.

— А я имел в виду мыло и воду. Должно быть, я избалован.

— Я тоже, Бен. Хотя я родился в доме, где удобств было не больше, чем в иглу. Но предпочитаю современность. Тем не менее эскимосов неизменно описывали как счастливейший народ на земле. Если они и ощущали несчастье, то уж не из-за ревности, у них и слова такого нет. Супруг они занимали друг у друга для удобства и веселья и не чувствовали себя хуже. Ну, кто из нас свихнулся? Погляди на наш мрачный мир, а потом скажи мне: ученики Майка показались тебе счастливее или несчастнее остальных людей?

— Я общался не со всеми, Джубал. Но… да, они счастливы. Настолько, что кажется, будто их мешком по голове трахнули, — и они теперь постоянно счастливы. Где-то тут есть загвоздка.

— Может, дело в тебе? — вздохнул Джубал.

— Как это?

— Жаль, что твои вкусы закостенели в столь раннем возрасте. Поживи с мое, да предложили бы мне хотя бы три денька таких — и то я был бы счастлив. А ты, молодой глупец, позволил ревности увести тебя оттуда! В твоем возрасте я бы ударился в эскимосы, черт, я настолько расстроился из-за тебя, меня утешает лишь то, что ты наверняка пожалеешь о своем поступке. Возраст не несет с собой мудрости, Бен, но он дает панораму… и самое печальное в прожитом — это искушения, которым ты сумел противостоять. У меня были свои сожаления, но ничего подобного тому удару, какой испытаешь ты!

— Да перестаньте сыпать соль на раны!

— Господи, парень! Или ты мышь? Я пытаюсь подстрекнуть тебя. Но что ты стенаешь перед стариком? Ты же должен лететь к Гнезду, как почтовый голубь! Проклятие! Будь я хотя бы на двадцать лет моложе, я бы присоединился к церкви Майка.

— Погодите, Джубал. Что вы на самом деле думаете о его церкви?

— Ты же сказал, что это всего лишь учение.

— И да и нет. Предполагается, что он вещает Истину, с большой буквы, так, как он познал ее от марсианских Старейшин.

— Старейшин, вот как? Сдается мне, что это ерунда.

— Но Майк-то в них верит.

— Бен, знавал я одного деятеля, он верил, что спрашивает совета у духа Александра Гамильтона. Однако… Черт, ну почему это я должен быть адвокатом дьявола?

— Что это на вас нашло? — обалдел Бен.

— Бен, худший грешник из всех существующих лицемеров тот, кто устраивает из религии жульничество. Но воздадим дьяволу должное. Майк верует и обучает той Истине, которую он видит. Что до его «Старейшин», мне же неизвестно точно, есть они или нет; мне просто трудно воспринять саму идею. Что касается его символа веры, «Ты есть Бог», то он не более остальных вызывает доверие. Придет Судный День, и мы вдруг обнаружим, что главным Богом был Мумбо-Юмбо из Конго.

— О Господи, Джубал!

— В шляпу можно накидать любые имена, Бен. Человек так уж устроен, что не способен представить себе свою собственную смерть. Это ведет к бесконечному изобретению религий. Ни одна из них никоим образом не доказывает, что бессмертие — факт, но вызываемые ими вопросы чрезвычайно важны. Природа жизни, каким образом «эго» присоединено к телу, проблема самого «эго» и почему каждому «я» кажется, что именно оно в центре вселенной, цель жизни, цель существования вселенной — вот главнейшие вопросы, Бен; никогда они не будут считаться тривиальными. Наука не разрешила их, так кто же я такой, чтобы издеваться над религией, которая пытается дать ответ, и неважно, что для меня он звучит неубедительно? Может, старик Мумбо-Юмбо меня и съест, я же не могу исключить возможность его существования лишь потому, что в его честь не возводят вычурных соборов. И так же я не могу исключить одного одержимого Богом парня, который проповедует сексуальный культ в своем роскошном мягком гнезде. Может, он и есть Мессия. Лишь в одном религиозном мнении я могу быть уверенным: самосознание не является всего лишь набором аминокислот, перемешанных в кучу!