Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

Хэршо выпятил губы.

— И какие же аспекты тебя больше всего взволновали?

— Какие? Да все!

— Вот как? А я так понял, что ты наслаждался визитом, пока не настал решающий момент — и ты повел себя, как испуганный кролик.

— Э-э-э… ну да. Майк и меня загипнотизировал. — Вид у Кэкстона стал озадаченный. — Может, я бы и не смог выпасть из транса, но эта странность в конце… Ведь Майк сидел рядом, обнимая меня, когда же он мог раздеться?

Джубал пожал плечами:

— Ты был занят. Пожалуй, не заметил бы и землетрясения.

— Чушь! Я же не школьница, чтобы закрывать глаза. Как он это проделал?

— Не вижу, какое это имеет отношение к делу. Или ты хочешь сказать, что тебя шокировала нагота Майка?

Бен разозлился.

— Да, я был шокирован, еще как!

— В то время, как сам сидел там с голой задницей? — съехидничал старик.

— Не в этом дело, Джубал, мне что, схему нарисовать? Я просто не гожусь для групповика, я чуть не вернул наружу завтрак. — Кэкстон заерзал. — А вы бы что почувствовали, если бы люди стали вести себя, как обезьяны, находясь у вас в гостиной?

Джубал стиснул кончики пальцев.

— В том-то и дело, Бен. Это же не моя гостиная. А если приходишь в гости к человеку — принимаешь его правила. Универсальное правило цивилизованного поведения.

— И вас такое поведение не шокирует? — Бен наседал.

— Ну, это другая проблема. Не выношу публичных демонстраций похоти, что лишь отражает мое воспитание. Большая часть человечества не разделяет моих вкусов; оргии имеют длинную историю. Но «шокирует»? Милый мой, меня шокирует лишь то, что травмирует меня в этическом смысле.

— Вы считаете, что это — дело вкуса?

— Не более. Мой вкус не более священен, чем крайне отличный от него вкус Нерона. Даже менее священный — Нерон-то был богом, а я — нет.

— Будь я проклят.

— Возможно, если проклятие существует. Но, Бен, дело-то происходило не в публичном месте.

— Как? — Бен даже привстал.

— Ты рассказал мне, что там имеет место групповой брак, если выражаться более точно, групповая теогамия. Стало быть, все, что там происходит или что должно было произойти, ты побоялся высказаться откровенно, — все это происходило не на публике, а в кругу семьи. «Никого тут нет, кроме нас, богов». Как же можно обижаться?

— Но я был обижен!

— Твое обожествление осталось незавершенным, ты их ввел в заблуждение. Ты сам на это напросился.

— Я?! Джубал, ничего подобного!

— Чушь! Убираться оттуда надо было сразу, едва ты туда пошел. Ты ведь тотчас понял, что их обычаи отличаются от наших. Но ты остался, насладился милостями богини, сам вел себя, как бог, по отношению к ней. Ты ведь знал, как там обстоят дела, — и они знали, что ты знаешь. Но их ошибка заключается в том, что твое лицемерие они приняли за чистую монету. Нет, Бен, Майк и Джилл вели себя прилично, это ты нарушил правила.

— Проклятие, Джубал, что вы все так выворачиваете! Я увяз, но мне пришлось бежать оттуда, а не то меня бы стошнило!

— На рефлекс ссылаешься, да? Да любой, переваливший за двенадцать лет (в эмоциональном смысле), стиснул бы зубы, прогулялся в ванную, а потом бы вернулся с приемлемым извинением на устах после того, как остынет. Нет, дело тут не в рефлексе. Рефлекс может вызвать очищение желудка, но он не может избрать направление, в котором идут ноги, не может отыскать пожитки, вывести за дверь и заставить прыгнуть в дырку. Паника, Бен. Почему ты поддался панике?

Кэкстон долго молчал. Вздохнув, он наконец отозвался:

— Боюсь, я просто ханжа.

Джубал покачал головой:

— Ханжа считает свои правила поведения законами природы. К тебе это не подходит. Ты сумел приспособиться ко многому, что не совпадало с твоим кодексом благопристойности, в то время как подлинный ханжа оскорбил бы уже ту прелестную татуированную даму, гордо удалившись из дома.

— Знаю лишь, что я несчастен.

— Понимаю, Бен, и мне жаль тебя. Давай попробуем задать тебе гипотетический вопрос. Ты упомянул женщину по имени Руфь. Предположим, рядом с тобой были бы Майк и Руфь, и они предложили бы тебе то же самое. Ты был бы шокирован?

— Что? Ну, конечно, вся ситуация шокирует! Я так считаю, хотя вы и говорите, что тут дело вкуса.

— Насколько шокирующе? До тошноты? До панического бегства?

Кэкстон сконфузился.

— Будьте вы прокляты, Джубал! Да, видимо, я бы нашел предлог отлучиться в кухню или еще что, а потом бы уже ушел.

— Отлично, Бен, вот ты и докопался до своей проблемы.

— Неужели?

— Какой элемент изменился?

Кэкстон с несчастным видом посмотрел на Джубала и на конец ответил:

— Вы правы, Джубал, дело в Джилл, потому что я люблю ее.

— Близко, Бен, но еще не все.

— Как?

— «Любовь» — не то чувство, из-за которого ты убежал. Что такое «любовь», Бен?

— Что? Ну хватит! Да кто только не пытался дать определение: от Шекспира до Фрейда! И никому не удалось ответить. Мне известно лишь, что от нее бывает больно.

Джубал покачал головой.

— Дам точное определение. «Любовь» — такое состояние, при котором счастье другого человека необходимо для твоего собственного.

— Покупаю, — медленно вымолвил Бен. — Именно это я и чувствую к Джилл.

— Отлично. Стало быть, ты утверждаешь, что тебя замутило и ты сбежал, чтобы сделать Джилл счастливой.

— Эй, погодите, ничего такого я не говорил!

— А может, ты испытал иное чувство?

— Я лишь сказал… — Кэкстон умолк. — О’кей, я ревновал! Но Джубал, ведь я готов был поклясться, что не ревную. Я же знал, что он меня обошел, я давно смирился, черт, и от этого я не стал хуже относиться к Майку. Я же знаю, что ревность ведет в никуда.

— Во всяком случае, не туда, куда нам хочется. Ревность — это болезнь, а любовь — состояние здоровое. Незрелый ум часто принимает одно за другое или предполагает, что чем сильнее любовь, тем сильнее ревность, хотя на самом деле они практически несовместимы. Одно чувство едва ли оставляет место для другого. Обе вместе могут вызвать невыносимые мучения, насколько я грокаю, в том-то и заключается твоя беда, Бен. Когда твоя ревность подняла голову, ты не смог поглядеть ей в глаза, вот и сбежал.

— Нет, дело еще и в обстоятельствах, Джубал! Их гарем, где можно «взять» кого угодно, меня расстроил. Не поймите меня неправильно, я любил бы Джилл, даже если бы она была шлюхой, отдающейся за два песо. Но она не такая. По ее понятиям, Джилл высоко моральна.

Джубал кивнул:

— Знаю. В Джиллиан заложена непоколебимая невинность, поэтому она не способна на аморальный поступок. — Он нахмурился. — Бен, боюсь, что и тебе, и мне не хватает ангельской невинности, чтобы следовать совершенной морали, по которой живут эти люди.

Бен был потрясен.

— Вы считаете это моральным? Джилл-то не ведает, что творит, Майк сдвинул ей мозги набекрень, и сам Майк тоже не ведает, что хорошо, а что плохо. Он человек с Марса, у него было не то воспитание.

— Нет, — помрачнел Джубал, — мне кажется, они все, все Гнездо, не только наши дети, живут по законам морали. Я еще не все детали изучил, но — да. Вакханалия, беззастенчивая смена партнеров, жизнь коммуной, кодекс анархизма — да все.

— Джубал, вы меня поражаете. Если вы так считаете, почему бы вам к ним не присоединиться? Они об этом мечтают. Устроят празднество — Доун готова припасть к вашим стопам, и я вовсе не преувеличиваю.

— Нет, — вздохнул Джубал. — Лет пятьдесят бы назад… А теперь? Бен, брат мой, я уже не способен на подобную невинность. Слишком долго я был в союзе с моей собственной разновидностью порока и безнадежности, чтобы суметь омыться их водой жизни и вновь стать чистым. Если я вообще им был.

— А Майк считает, в вас есть «невинность» и притом в полной мере, он только называет это иначе. Доун мне сказала, но неофициально.

— Что же, не стоит его разочаровывать. Майк видит собственное отражение — я ведь по профессии зеркало.

— Э, Джубал, да вы струсили!

— Естественно, сэр! Но я боюсь не за их мораль — меня волнует опасность извне.

— Ну, оттуда им ничего не грозит.

— Ты так полагаешь? Если выкрасить мартышку в розовый цвет и сунуть ее в клетку с коричневыми обезьянами, они ее разорвут. Эти «невинные» играют с мученичеством.

— Джубал, вы что-то мелодраматичны.

Джубал рассердился.

— Если и так, сэр, неужели от этого слова мои имеют меньший вес? И в былые времена святых сжигали на костре, вы что же, назовете их священные страдания «мелодрамой»?

— Я не собирался вас обижать. Я просто хотел сказать, что уж такого рода опасность им не грозит, у нас же не средневековье.

— Неужели, — заморгал Джубал. — А я и не заметил. Бен, нашему гадкому миру не единожды предлагали именно такой образ мыслей, и мир наш всегда его сокрушал. Колония в Онеиде была весьма похожа на Гнездо Майка, но ее хватило ненадолго, лишь пока вокруг было не слишком много соседей. Или возьми ранних христиан: анархия, коммунизм, групповой брак, даже поцелуй братства — да Майк многое у них позаимствовал. Х-м-м-м… Если он подцепил от них поцелуй братства… Видно, у него и мужчины целуются с мужчинами?