Юрий Никитин - 2024-й
— Пенисы?
— Вагины?
Роман сказал с тоской:
— Значки да буковки, в которые не сразу и врубился!.. Тут меня и проняло… Бросил на хрен все. Я не грузчик и не бюджетник, которому только бы иметься.
Скопа поинтересовался от своего места:
— А пенис оставил?
Роман буркнул:
— А чего стану менять?
— Покажи, — сказал Гулько. — То-то смотрю, у тебя спереди так это оттопыривается всегда эротично… У тебя и раньше был приличный размер?..
— Покажи, — поддержал игриво и Тимур.
Роман ответил мрачно:
— Пошли вы все со своими шуточками. Трусы поганые!.. Я хоть на себя примерил опасности и соблазны, подстерегающие человека, а вы что? Сидите в норках, пескари дрожащие! Я как та валаамова ослица! Которая дороже Господу, чем сто девственниц…
Гулько сказал нерешительно:
— Христос вроде бы говорил не об ослице…
Все заржали, Роман покраснел и надулся:
— А о ком?
— Ну, ты уже понял, — сказал Тимур ласково. — Ты понял…
На Романа было жалко смотреть, Гулько пришел на помощь — похлопал по плечу и сказал:
— О буридановой ослице шла речь. Ишь, эрудицию показывают! Кому она нужна? Работающий пенис в штанах куда важнее. Да еще увеличенный, как у тебя… Покажешь?
Все заржали, Роман окончательно обиделся и ушел. А Василий Петрович сказал рассудительно:
— Вы не правы, ребята. Да пусть хоть со всех сторон пенисами обвешаются! Главное, чтобы платили, то есть тратили деньги. А чтоб тратить, нужно сперва заработать. А раз зарабатывают, то что-то делают… Согласен, фабрика кукол для траханья работает с такой нагрузкой, с какой никогда не сработают научно-исследовательские институты по стволовым клеткам. Тут Тимур жаловался, что на сто тысяч таких кукол выпускается только один лунный робот, который копает так нужный науке и промышленности гелий-два. С этим не бороться надо, это бесполезно. А нужно выпускать миллион кукол, чтобы можно было выпустить десять лунников! И пусть они хоть до смерти затрахаются, тебе что? Жалко их, что ли?
Тимур пробормотал, несколько ошарашенный таким чудовищным обвинением:
— Ничуть!.. Пусть хоть сегодня передохнут…
Василий Петрович покачал головой:
— А вот этого нельзя. Весь этот туповатый и простой народ создает экономическое могущество, на вершине которого наука и новые технологии. Потому его нужно ублажать и способствовать, чтобы пахал дальше и больше. Вот выпустим новую модель, что будет сосать с мелодичным причмокиванием и чтоб еще задом красиво покачивала, и все тут же бросятся покупать, создавая новые рабочие места, держа экономику в рабочем состоянии.
— Черт-те что, — сказал Тимур с отвращением. — Вас бы в министерство планирования!
Василий Петрович возразил мягко:
— Ну так уж и это плохое слово… Просто люди расширяют свои возможности… вместе с мировоззрением. Терпимость и политкорректность рулит, а это значит, что лишь бы человек был хороший! А там пусть у него будет хоть три члена и четыре вагины. Или вообще по всему телу. Даже на лбу, чтоб можно было и мозги ему… иметь. Разве наша Алёна плоха?
Тимур нервно дернулся:
— Я это не говорил! Но полагаю, что еще и пенис женщине ни к чему!
— Тебе-то что? — удивился Гулько. — Ты все равно кухонного робота пялишь, я все про тебя знаю. А добавочные органы… ну, кто знает, вдруг в самом деле инопланетяне явятся? У них вообще неизвестно как… Знаем только, что после приземления выбегут и всех спешно трахать начнут.
Тимур изумился так, что даже отодвинулся и смотрел, как на сумасшедшего.
— Ты откуда это взял?
— Литературу читаю, — ответил Гулько гордо. — Там везде наши космонавты, куда бы ни прилетели, сразу начинают местных баб того-с… даже если туземцы насекомые или рептилии. Так что это, полагаю, общий процесс эволюции. Да и вообще… люди впервые расширяются! Тысячи и тысячи лет было одно и то же, как бы там Нефертити ни нанефертитила…
— Это Клеопатра, — поправил знающий Скопа, — нефертитила. Или клеопатрила.
— Ну вот, Клеопатра. И что, мы с нашими возможностями останемся на ее уровне? Смешно.
Тимур тяжело вздохнул. Судя по его лицу, ему было совсем не смешно.
Вспыхнул экран, Корневицкий появился во всем блеске и великолепии, как Зевс на Олимпе, грозный и всемогущий, а когда заговорил, могучий голос заполнил вселенную комнаты:
— Володя, ты готов?
— Готов, — ответил я с обреченным вздохом.
Он сказал с неожиданным сочувствием:
— Понимаю. Еще как понимаю. Сам вот положил первые образцы на стол и… не решаюсь. Понимаю, что надо, иначе прогресс меня вышвырнет на обочину, мир умчится вперед без меня, но… кого-то наметил еще?
— Да, — сказал я.
— Кого?
— Алёна, — сказал я. — Давно работает в моей фирме. Доверяю. Сам с ней… хорошо. Так что, надеюсь, когда увидит во мне всю грязь и все мои подлости, то… мое отношение к ней перевесит.
Он сказал быстро:
— Мудрое решение! Ты молодец. Я тоже примерно так рассуждал, да только никого не отыскал. Даже жена, понимаешь… у нас трое детей, но и ей открыться не рискну… Поздравляю!
— Спасибо…
— Вот еще, — сказал он непривычно для себя торопливо, словно старался загрузить меня раньше, чем передумаю, — рекомендую сегодня с ней все обговорить. Ну, предупреди еще раз, договоритесь, что не надо бросаться друг на друга с ножами… на всякий случай убери все острое к тому моменту, как чипы заработают…
— Хорошо, — пообещал я, сердце начало стучать чаще, а в животе появилась недобрая тяжесть. — Так и сделаю!
— Успеха, — сказал он и отключился.
Перед концом дня я зашел к Алёне. Она оглянулась, охнула, глаза расширились.
— Ты весь белый! Что случилось?
— Трясет, — признался я. — Звонил Корневицкий. Завтра с утра нас ждут два чипа. Не передумала?
Она покачала головой.
— А ты?
— Нет.
— Тогда и я нет.
— Он рекомендует, — сказал я, — провести вечер вместе. А то и ночь. Чтобы свыклись, узнавание друг друга ждет… резкое. Это уменьшит шок… Возможно, уменьшит.
Она смотрела на меня внимательно.
— Хорошо. Поедем ко мне? Или к тебе?
— Лучше ко мне, — ответил я. — У тебя уже были. И ты всю ночь лягалась и стягивала одеяло.
Тимур увидел, как из офиса выходим вдвоем, очень серьезные, двигаемся слаженно, словно танцевальная пара, поинтересовался ехидно:
— Если решили потрахаться, то почему такие серьезные?.. А, просто нужно для дела? Понимаю, понимаю… Алёна, когда будешь под шефом, представляй меня. Гарантирую такой оргазм, что на куски разнесет!
— Свинья, — сказала она мрачно.
Я криво усмехнулся, открыл перед Алёной дверцу. Она села молча, а когда я обошел спереди и ввалился на свое место, посмотрела на меня исподлобья.
— Брешет.
— Ты о чем? — переспросил я.
— Что я лежала под ним, — произнесла она зло. — Все врет!
Я отмахнулся:
— Алёна, ты чего? Как будто мне не все равно, под кем ты лежала, на ком прыгала сверху, а с кем в лифте… Ты у меня лучший друг, это важно. Все такие мелочи перед тем, что нас тряхнет завтра утром…
Взгляд ее оставался мрачным, наконец она с усилием раздвинула губы в улыбке:
— Да, ты прав.
Глава 12
Она вошла вслед за мной в прихожую: огромный зал, что-то среднее между театром и церковью, стены из стекла и стали, окна от пола и до потолка, а по всем четырем стенам роскошно украшенные вензелями двери. Мебели минимум, а телеэкран занимает две стены и потолок.
— Интересное решение, — проговорила она с иронией.
Я отмахнулся:
— Соседи выехали, теперь весь этаж мой. А дизайнеры подготовили его для меня… гм… в соответствии со своими вкусами.
Она сказала с сочувствием:
— Нет, сейчас этот стиль в моде.
— А-а, ну тогда хрен с ним.
Она прошла на кухню, потом в ванную, везде зажигался свет, аппаратура настраивалась на предпочтения гостьи и старалась их предвосхитить, а я швырнул куртку на стул и подумал угрюмо, что все еще живем в пещерах, оснащенных суперсовременной техникой. И хотя моя пещера не в основании горы, а на двадцать четвертом этаже дома, который построили в 2006-м году, все равно это уже почти пещера троглодита в стремительно меняющемся мире.
Переезжая сюда от мамы, я оставил видеомагнитофон с коллекцией видеокассет, а в этой у меня сменилось множество компов, потом и они исчезли, семь раз менял проводку, пока не отказался от нее вовсе, даже комнаты внутри перестраивал по возможности, но, увы, несущие трогать нельзя, потому суперсовременная, по меркам 2006-го, квартира в блочно-монолитном доме выглядит пещерой кроманьонца.
Василий Петрович, как специалист, говорил, что ломать и перестраивать такие дома слишком накладно. Целые города надо сносить, потому скоро станут темными, пустыми и заброшенными. Народец еще какое-то время поживет в отдельных домах, многие не нажрались простором, потом начнут сбиваться в кучки, как уже сбиваются, по интересам.
