Павел Виноградов - Деяние XII
– Я вот тут парюсь, а моя-то в Ленинграде, в психушке.
Руслан ни малейшим движением не показал, что воспринял информацию.
– Да я сам дурак.
Казалось, Казаков не обращается ни к кому, Руслану вспомнились исповедники в храме, из тех, кто понимает, что грехи свои они поверяют не батюшке.
– Женился на молоденькой такой… Ей бы в куклы ещё играть. А я… раскатал губу, старый хрен.
Полковник сплюнул на грязный пол, едва не попав в быстро пересекающего опасное место небольшого скорпиона.
– Ей бы пацана, вроде тебя, – продолжал полковник, чуть двинув головой в сторону Руслана.
– Так что случилось-то?
Отмаливаться больше казалось неразумным. Голос юноши выражал лишь дружеское участие.
– Не знаю, – неохотно проговорил Казаков, прикуривая сигаретный чинарик от еле теплящейся зажигалки.
– Наверное, не выдержала. Пришел домой, а она без сознания. В больнице откачали, а она не узнает никого. И разговаривать не может, только кричит. Непонятно кричит, страшно.
Одной могучей затяжкой полковник сжёг окурок до фильтра и бросил на пол.
– Ка-та-то-ния, – с отвращением, словно поганое слово, произнес он. – Врачи говорят. Да много они чего говорят, врачи… Не узнает она меня, слышь, Алишер. А, да ни хрена ты не понимаешь, пацан ты ещё. Я её так люблю…
– Так что же ты здесь?
– А где?! – вдруг вызверился Казаков. – Я её в лучшую больницу устроил – доктора, процедуры, кормёжка, всё… И ребята из конторы за ней присмотрят. А я не могу. Что мне, ходить к ней, смотреть, какая она стала?..
Полковник замолчал, ещё сильнее потупившись. Молчал и потрясённый Руслан.
– Я рапорт подал – не могу, мол, в этом городе, где мы с ней… То есть, «в связи с тяжёлой болезнью жены…» Короче, поняли меня, и – в Афган. А я только рад – не мог уже больше всяких придурков в зону отправлять. Пусть этим козлы занимаются, а я – боевой офицер. Отряд «Омега», советниками мы были у местных. С ними меня и взяли – похоже, кто-то нас сдал Масуду. Но это муйня…
Руслан продолжал слушать молча, отвечать у него не было сил. Наконец, все-таки смог ровно спросить:
– Так что врачи про жену говорят? Выздоровеет?
– А х… их знает! – махнул рукой полковник. – Их разве поймешь. Говорят, да, лечится такое. Пичкают её – капельницы, таблетки… МОчи смотреть на это не было! Что я сделаю?!.
– Ничего, – так же ровно ответил Руслан.
Казаков поднял голову и внимательно посмотрел на него.
– Ты ведь не простой парень, – вполголоса произнес он. – Вижу. Я, знаешь ли, в КГБ работаю…
– Ну и что? – спросил Руслан буднично.
– А то… Тебе тут нравится? Или думаешь, папаша выкупит?
– Нет у меня никакого папаши, Абдулла, – так же тихо ответил юноша.
Тот кивнул.
– Я догадывался. И что не просто так ты сюда попал. И ты старше, чем на вид.
Выглядевший ровно на свои девятнадцать Руслан пожал плечами.
– Знаю, не ответишь, – полковник не собирался прерываться. – Только скажи: ты уйти отсюда хочешь?
– Да.
Руслан действительно этого хотел. Ему наплевать было на Артель и Деяние, он не раз проклял своё отрочество, он видел, как Прекрасный человек отвернулся от него (хотя было ли это наяву или в бреду, сказать не мог). Но он не собирался подыхать в Бадабере или раскрывать секреты Артели в тайных тюрьмах Клаба. Он ответил:
– Да.
– Тогда слушай…
…Абдулла кинулся в ноги охраннику, выставив вперед чашку. Тот разразился, было, страшными проклятиями, но полковник неуловимым движением подсек ему колени, изо всех сил саданул краем чашки по глазам, схватил за голову и одним махом сломал шею. Подскочившему Руслану работы не осталось, он только вытащил из «лифчика» убитого духа нож и тяжелый кольт, пока Казаков освобождал того от автомата.
…В этот момент высадившийся из вертолета человек быстро шёл по каменистой тропинке, петляющей между невысоких холмов предгорья. Он торопился, но шагал размерено, берег силы – знал, что в конце пути они ему понадобятся. Лицо его было невыразительно и покойно, как у глубоко спящего…
Возможно, никто из ребят не дёрнулся бы, но в какой-то момент к пленным стали относиться гораздо хуже, чем раньше. Кажется, местные духи были недовольны тем, что «аисты» шейха теперь заправляют в лагере. Но против тех они ничего не могли, и перенесли свое раздражение на беззащитных шурави. Тем более что те дали им повод.
Некоторое время вокруг Руслана крутились армянин, звавшийся тут Исламутдином, и советский узбек Кананд. Подходцы их были примитивны – они до дрожи жаждали знать, действительно ли отец Алишера такая большая шишка. Он, конечно, ничего определённого им не сказал, но, похоже, ребята услышали в его словах гораздо больше, чем там было. И стали действовать на свой страх и риск.
Тогда пленные ещё имели возможность ускользнуть за пределы лагеря, и, скрывшись в зарослях, ребята быстро пошли к находящейся в нескольких километрах проселочной дороге. План их был прост до идиотизма: они намеревались на попутных машинах (один немного знал пушту, а второй – английский) добраться до столицы Исламабада, найти там советское посольство и оглушить посла новостью, что в Бадабере сидит сын кого-то очень важного из Москвы. Они не сомневались, что уж посол знает настоящее имя таинственного Алишера.
Сам Алишер мог бы им сказать, что посол, скорее всего, отлично осведомлен, что в Бадабере содержатся военнопленные, но он будет молчать в тряпочку, потому что большие дяди в Москве решили: советские люди в плен не сдаются. И если их план, паче чаяния, удастся, шума никто поднимать не станет, потому что это не нужно ни СССР, ни США, ни Пакистану, а всех заключённых лагеря, скорее всего, ликвидируют. А если даже их двоих переправят в Союз, участь их ждет мутная и тяжелая, и, скорее всего, они никогда уже не вернутся домой. Но ребята не поделились с ним своим планом.
Разумеется, водитель первой же машины отвёз их до ближайшего полицейского участка, откуда их к вечеру того же дня переправили обратно в лагерь. Пленные не спали в камерах, сжавшись, слушали всю ночь доносящиеся с плаца звуки ударов, гогот духов, слабеющие крики и стоны ребят. Сначала их долго били, потом – изнасиловали всей кодлой. Под утро притащили и бросили прямо на пол – окровавленных, истерзанных. Исламутдин был без сознания. Кананд беспрестанно хихикал и что-то пел по-узбекски. Он сошёл с ума.
С этого момента духи озлобились. Целыми днями не выпускали никого из камер, кормили раз в день помоями, за малейшую провинность страшно избивали или бросали в вонючий зиндан. И это заставило полковника Кузнецова ускорить реализацию своего плана.
Ничего сложного в нём не было. Восстание оставалось единственным вариантом. Но, даже перебей они охрану и курсантов лагеря до последнего человека, бежать через горы было безумием. Оставалось одно – захватить находящуюся в соседнем складе радиостанцию и передать в эфир «СОС». Сообщение будет перехвачено многими и скандал приобретет такой размах, что ни пакистанское, ни советское правительство не смогут его игнорировать. Полковник, как и Руслан, прекрасно понимал, что пока о них не кричат все мировые СМИ, в Москве никто и пальцем не пошевелит, чтобы им помочь.
Дело было за малым: захватить крепость, передать сообщение и продержаться достаточно долго для того, чтобы их успели спасти. Слабая надежда, но – надежда.
Помимо них двоих в камере было ещё пять парней, все были посвящены в план. Охранник ещё дергался на полу, когда все заключенные тихо выскользнули на плац. В разом наступивших сумерках только что закончившие салят аль-магриб духи не заметили бегства.
В соседней камере было ещё десять ребят, а в трех других – человек двадцать афганцев из правительственных войск. Эти о готовящемся восстании ничего не знали. Ещё дальше был арсенал, в котором, как говорили работавшие там пленные, находилась мощная радиостанция.
Абдулла лихорадочно перебирал связку ключей, взятую у стража. Наконец, нашел нужный, и, стараясь произвести как можно меньше лязга, открыл двери. Ребята сразу высыпали наружу. В камере оставался только хихикающий и бормочущий Кананд.
Казаков знаком указал Руслану на башню, где рядом со спаренной зенитной установкой сворачивал свой молитвенный коврик часовой. Руслан кивнул и скользнул ко входу на лестницу.
Казаков оглянулся, глазами перебирая солдат. Что-то было не так.
– Ёпт, где Мухаммад Ислам?! – хрипло проговорил он, наконец.
Ребята растерянно огляделись.
– Был здесь…Только что…
С плаца раздался громкий тревожный крик и тут же – галдеж взбудораженных духов.
– Сдал, бл… – яростно матюгнулся полковник.
Руслан возник за спиной взирающего на переполох внизу часового и всадил ему под лопатку нож. Быстро отодвинув тело, взялся за пулемёт. В Обители он пару раз работал с этой установкой на базе 14,5-мм пулемета Владимирова. Всё должно было получиться.
