Яна Дубинянская - H2O
Когда начнется.
Ребята, конечно, знали, что это уже вопрос времени. Но понятия не имели, какого именно — минут, часов, дней? Что напрягало. Куда больше, чем само по себе зрелище блестящих щитов в ряд, из-за которых едва виднелись черные каски. Час назад Краснова с девчонками выходили к ним, пытались заговорить, обаять, повязать свои дурацкие ленточки. Фигня. Каждому понятно: без драки не обойтись. И это единственное, что было понятно.
Ко всему еще упала сеть. Бэушная мобилка, купленная по дешевке перед самым выступлением, в момент превратилась из боевой рации в бессмысленную игрушку. А Олега до сих пор не было. И никакой инфы о том, что происходит не то что в мире — в собственном штабе, лучше бы он, черт возьми, так и остался здесь, в ДК. И ребята нервничали все сильнее.
— Женька…
— Да? — он старался хотя бы сам держаться спокойно.
— Пацаны хотят сгонять за ром-колой. Холодно, бр-р-р. Костя и Серый, о'кей?
Сглотнул. Надо рявкнуть. Но так, чтобы прозвучало не истерикой, а взвешенным командирским гневом. Сглотнул еще раз и обернулся:
— Какая, блин, ром-кола?! Ты устав вообще видел?!! — вроде бы ничего, получилось. Добавил примирительно и сурово: — Сейчас девчонки из штаба чай принесут.
— Так уже полчаса как должны были! Где они, твои девчонки?
— Забыл, какая толпа на площади? Сидите ждите.
Отпускать нельзя было никого, потому что начаться могло в любой момент. Виктор так и не разрешил формировать вооруженные отряды на местах — всякие там дубинки-резинки не в счет, — и теперь единственным боеспособным резервом оставались они, считанные десятки столичных и общаговских ребят, которых он готовил все лето. Правда, сейчас их строевая подготовка не бросалась в глаза. Пацаны шатались по вестибюлю поодиночке и по двое-трое, курили на лестнице, группа из шести человек молча и сосредоточенно резалась в карты, еще с десяток наблюдали за ними, натужно балагуря, в другой стороне шумно перекусывали, рассевшись вокруг газеты с бутербродами и консервными банками. Стволы дилетантски оттягивали полы курток или оттопыривали карманы джинсов, и Женька не поручился бы, что они по первой же команде окажутся снаружи.
Этап напряга, кое-как державшего отряд в нерве и тонусе, уже остался позади, и это было хуже всего. Теперь народ вело и расслабляло, казалось, будто под куртками с салатовыми повязками расползаются мускулы, мягчеют кости. Еще и эта ром-кола, блин. Ей что, и в самом деле греются?
У него и самого зуб на зуб не попадал. ДК стоял закрытый на капремонт, накрывшийся, естественно, в последние дни, и было решено разместить боевую группу именно здесь, на знакомой каждому развязке. Место тактически выгодное, кто бы спорил: и площадь через квартал, и правительственные здания вокруг. Но сквозь две двери (одна косо висела на верхней петле, а другую, черного хода, рабочие вообще вынесли) вестибюль продувало стылым и хлестким ветром. Все помещения были, наоборот, аккуратненько заперты на замки, не ломать же. Половина ребят уже покашливали и хлюпали носом. Где, блин, штабные девчонки с их чаем?! Где Олег?!!
— Где Олег?! — крикнула, врываясь, Краснова. Входная дверь закачалась за ней на петле, как скрипучий висельник. Ребята на миг прервали свои занятия и синхронно повернулись, будто и вправду в строю.
— Откуда я знаю? — огрызнулся Женька.
— Не возвращался?
— А ты его видишь?
Краснова беззвучно выругалась и исчезла. Она была везде. Она металась между площадью и штабом, центральным офисом и засадой боевой группы, разбросанными в толпе островками региональных активистов «Нашей свободы». То и дело организовывала идиотские акции вроде повязывания ленточек на щиты «коршунов»; ленточки, кстати, ни фига не держались. Периодически толкала что-то оптимистическое с центральной трибуны. И тоже не знала ни черта. И от этого злилась вдесятеро больше всех Женькиных ребят, вместе взятых.
Входная дверь еще качалась и скрипела, когда в проеме возник Олег. Женька вскочил ему навстречу, а ребята уже не среагировали, протупили. Ладно, о строевой подготовке поговорим потом.
Кинулся наперерез:
— Ну?!!
— Женька, — Олег никак не мог отдышаться, его потные волосы прилипли ко лбу. — Надо придумать… как-то сделать, чтобы обошлось без драки… Таня где?
— Прямо перед тобой выскочила, не знаю, как вы разминулись. Что в офисе? Что Виктор говорит?!
Олег махнул рукой, и лицо у него скривилось так, будто Женька спросил о чем-то незначительном до неприличия, вроде цвета шнурков на ботинках. Перевел дыхание и попросил негромко:
— Собери ребят.
— Зачем?
— Все очень плохо, Женька. Надо им объяснить.
— Блин, так объясни сначала мне!
— Хорошо, — тот выдохнул, прислонился затылком к дверному косяку. — Значит, коротко. В мире нефтяной обвал, экономический кризис. Выиграть от этого хотят те, кто с самого начала финансировал Виктора и «Нашу свободу». И теперь им обязательно нужно, чтобы началась стрельба, понимаешь?
Женька кивнул: что ж тут, мол, непонятного — но на самом-то деле понятны были отдельные слова, а общий смысл расползался, смазывался, не доходил до сознания, и признаться в этом было стремно. Олег стоял, вот чудак, на самом ветру, пропотевший, наверное, до футболки, дышал уже почти ровно, хоть и с присвистом, и смотрел куда-то поверх Женькиной головы.
Женька обернулся, глянул тоже. Ребята подтягивались, кучковались на лестнице, явно прислушивались к разговору, не решаясь подойти ближе. Поминутно то один, то другой дотрагивался до ствола, словно убеждаясь в его наличии.
Олег выпрямился:
— Ты командир. Прикажи им сдать оружие. Тут же самое главное — у кого не выдержат нервы. Первый выстрел. «Коршуны» сами не начнут.
Он стоял в проеме, запахивая на груди расстегнутую оранжевую куртку, серьезный, нелепый до нереального. Его вообще не должно было такого быть. Женька приготовился усмехнуться, потянул, словно на нитке, уголок рта в сторону и вверх…
И тут неподалеку хлопнуло. Сухой звук еле-еле перекрыл шум толпы. Будто взорвалась негромкая, без претензий, петарда.
Женька взвился, лихорадочно блуждая взглядом по головам, по ошалелым лицам навстречу, пытаясь пересчитать, вычислить, определить, — когда после мельчайшей паузы вдруг шарахнуло слаженным залпом, и замолкла на высокой ноте толпа, а потом снова заорала уже без малейшего ритма, пронзительным криком ужаса…
А второй залп наложился на его собственный голос, звучавший извне, словно записанный заранее на звуковую дорожку, только отжать кнопку:
— Стройся-оружие-готовь-выходить-врассыпную-слушать-мою-команду-ма-а-арш!
Во вскинутой руке откуда-то взялся пистолет, и все было правильно, все получалось так, как надо. Женька отшвырнул скрипучую дверь и выбежал наружу, в студеный воздух и несущийся со всех сторон оглушительный крик. Не оглядываясь, рванул вперед, наперерез квартала, и ребята, конечно, бежали следом, слаженные, мобилизованные, счастливые — дождались, дорвались, за нашу свободу!
Сверкнули в проеме улицы блестящие, похожие на звенья длинного металлического пояса щиты, они двигались во все стороны одновременно, неуязвимые, лишенные тылов, ощетиненные черными дулами. Женька обернулся, сделал отмашку: рота за мной, остальные разделиться и дворами, сколько раз отрабатывали маневр здесь же, на местности, «коршуны» о нас не знают, они в конце концов откроются, а мы…
Грянул залп, и еще один, Женька завернул за угол, вырываясь на открытое пространство — и вдруг все стало не так, все в одночасье, абсолютно все.
Навстречу лилась толпа. Лилась сплошной стеной, как селевой поток из фильма-катастрофы, полный обломков домов и вывороченных с корнями деревьев, бесформенных обрывков ярко-салатового цвета, изломанных тел и орущих голов. За ней больше не было видно ни «коршунов», ни их щитов — только звучали ритмичные поочередные залпы. Им отзывались нестройные одиночные выстрелы, похожие на начало дождя. Я не давал команды стрелять, не в тему подумал Женька. Я и сам еще ни разу не… Напротив почему-то оказалось лицо Олега, неправильно близко, он шевельнул губами, беззвучно в общем оглушительном крике.
Толпа докатилась до них, разбилась на брызги, разошлась кругами пены, заполняя объемы двора, подъездов, детской площадки, ручейками устремляясь дальше в проходы. Женьку отбросило от Олега, протащило несколько метров в водовороте — чья-то окровавленная скула, клочья разорванного транспаранта, сумасшедшие женские глаза, деловитые локти в черной коже, разинутый до коренных коронок рот, очки, отчаянно прижатые пальцем к переносице, — затем удалось уцепиться за какую-то лесенку, и он взобрался на несколько ступенек вверх, крича и потрясая пистолетом…
В этом уже не было ни малейшего смысла. Толпу несло мимо, в ее нарастающем вопле не звучало ни единого человеческого голоса. Обломки, обрывки, ошметья бывших людей, и кто-то падал, и уже, конечно, не вставал, и этот кто-то был Олег — точно, Олег!!! — а лестница вибрировала, но пока стояла, на нее порывались влезть, однако то ли не успевали, то ли не решались под неистовым пистолетным дулом, и все ближе и чаще звучали выстрелы, а он, Женька, торчал наверху, как идеальная мишень. И уже не осталось никаких мыслей и чувств, кроме тупого удивления: почему по мне никто не стреляет?..
