Андрей Колганов - Жернова истории
Торгпред в Италии? Некоторые мои недруги дорого бы дали, чтобы заполучить для себя такое местечко. Но мне-то оно зачем? У меня все начинания здесь, все на Москву завязано…
– Спасибо, Леонид Борисович, но мне крайне желательно остаться в Москве, – решительно отвечаю наркому.
– Зря. Ей-богу, зря. – Видно, что Красин не на шутку расстроен. – В банке со здешними пауками вам не ужиться… – Он ненадолго замолчал, потом с горечью проговорил, тихо, почти под нос: – Наше несчастье в том, что нам в нашем аппарате приходится работать с людьми, никогда больше полтинника в кармане не имевшими. Как только такой человек увидит сто рублей – обязательно положит в карман. А эти… большие ребята… пользуются такими проходимцами вовсю для собственной выгоды. – Леонид Борисович задумался и после затянувшейся паузы обратился ко мне: – Если категорически не хотите ехать за границу, найдите себе местечко здесь, но такое, где вы будете вдали от этой братии, и желательно под чьим-нибудь прикрытием. Правда, зная ваш прямолинейный характер, сомневаюсь, что вы подобным прикрытием сумели обзавестись. Но в любом случае оставаться в наркомате не советую. Решительно не советую!
– А чего мне бояться? – возмущаюсь непритворно, потому что жду от Красина не нагнетания абстрактных страхов, а чего-то более конкретного.
– Да поймите же! – Нарком (и, кстати, член ЦК) почти вспылил. – Вас не будут выживать столь прямолинейно, как этот дурак Гуковский в эстонском торгпредстве, который думал, что одного доноса в ВЧК будет достаточно, чтобы убрать вас со своей дороги. Нет, вам будут строить хитрые каверзы, гадить исподтишка, распускать слухи за вашей спиной, и в конце концов замарают в какой-нибудь грязной истории. О, эти могут! На это они очень даже способны! Тут деятели покрупнее калибром, чем те, с кем вы сталкивались прежде, и концы они прячут хитрее, чем хорошо вам известный Квятковский из АРКОСа, который, похоже, зарвался настолько, что песенка его спета…
Красин, видимо, исчерпал запас своих эмоций и с усталым видом умолк, уставившись куда-то в одну точку. Однако, не дав мне вставить слово, он вновь заговорил:
– У вас есть две, много – три недели. Пока я здесь, они вряд ли учудят что-то серьезное. Но самое позднее к началу декабря мне нужно опять быть во Франции, а в мое отсутствие их уже ничто не будет сдерживать. И учтите, я даже толком не догадываюсь, кто же именно из них первым решится ударить вас в спину и какую поддержку притом сумеет привлечь. Слишком уж обширные у каждого из них связи.
Теперь красинский вопросительный взгляд, в упор уставленный на меня, требовательно ждал какого-то ответа.
Ну что же, если перевести всю эту дипломатию на простой человеческий язык, то Леонид Борисович предупреждает, что мои недруги не успокоятся, пока не вышвырнут меня из наркомата, желательно – с позором, а сам он умывает руки. Что же делать? Наплевать и начать войну на измор – кто кого пересидит? Дураку ясно, что они – меня, просто потому что у них возможности больше. А героически погибнуть, запутавшись в сетях бюрократических интриг, мне как-то не улыбается. Значит, придется последовать совету своего наркома и спасаться бегством. Предложения мне вроде бы делались…
– Ладно, Леонид Борисович, полагаю, вы поопытнее меня в делах такого рода и лучше чуете, куда наверху ветер дует. Напишу заявление по собственному желанию. – При этих моих словах на лице Красина недвусмысленно проступает облегчение. – Две недели отработаю, передам дела – и избавлю наркомат от нового издания «Титаномахии».
Тут же, не откладывая, беру чистый лист бумаги из небольшой стопки на столе, вынимаю ручку из чернильного прибора и аккуратно вывожу прошение об отставке.
Хватило одной недели, чтобы понять: от участи безработного мне, может быть, и удастся избавиться, но лишь ценой превращения в мелкого канцеляриста. И то не факт.
Котовский прямо сказал – был бы ты военный, было бы полегче. Но все равно никаких свободных ставок в Управлении снабжения РККА сейчас нет. Может быть, будет какая-то разовая работа, если удастся пристроить меня в очередную комиссию по закупкам. А самое большее, на что можно рассчитывать, – что, возможно, освободится место рядового сотрудника или переводчика в одном из инженерных отделов Берлинского или Римского торгпредства. Большая радость! Красин вон итальянское торгпредство возглавить предлагал, но ведь из заграницы мои замыслы реализовать будет практически невозможно.
Пойти к Трилиссеру? Помнится, в прошлую нашу встречу он был прямо-таки преисполнен красноречия, горя желанием заполучить меня к себе… в качестве внештатного консультанта. То есть без ставки и, соответственно, без зарплаты. Так, что-нибудь из своих фондов обещал подкидывать время от времени. Да и сама мысль устроиться к нему пришла мне в голову скорее от отчаяния – не сразу сообразил, что в этом случае сам суну голову в пасть, ибо над Трилиссером начальник кто? Правильно, Ягода. А оно мне надо?
Все, что смог пообещать мне Михаил Евграфович Лагутин, – время от времени снабжать меня работенкой по переводу документов или составлению обзоров иностранной прессы для Исполкома Коминтерна.
Разговор с Лазарем Шацкиным тоже особых результатов не принес. Он сейчас формально никаких руководящих постов не занимал – учился. Совет он мне, впрочем, дал:
– Слушай, а поговори с Дзержинским. Мировой мужик! Думаю, с ним можно будет сговориться о работе в ВСНХ.
– Так прямо пойти и поговорить? – Тут уж не надо изображать скепсис в голосе, он прямо из меня так и сочится.
– Конечно! – Комсомольский вожак полон энтузиазма. Видимо, Феликс Эдмундович и вправду ему сильно приглянулся. – Запишись на прием – и все дела!
Тем временем и вторая неделя подошла к концу. Все, теперь попадаю в положение безработного. Пойти, что ли, зарегистрироваться на биржу труда? Кроме выходного пособия весь мой золотовалютный запас – хорошо если шесть или семь червонцев наберется бумажками да две золотые монеты по червонцу. А там пособие дают. Слезы, конечно, а не пособие, но с пустыми карманами и пустым желудком будешь рад и этому.
От нечего делать перелистываю подшивки газет за прошедший месяц с лишним, пока мотался по Дальнему Востоку и закруглял дела в наркомате. Интересная заметка: «Скандал в английском парламенте». Запрос о фальшивых документах, полученных майором Мортоном от рижской резидентуры MI-6. Ну-ну, похоже, одна из моих берлинских анонимок дошла-таки до нужного адресата. О! И выборы лейбористы не проиграли, хотя и получили в парламенте на несколько мест меньше. Так, возможно, не будет и налета на АРКОС, и «военной тревоги» 1927 года? Ладно, поживем – увидим.
Однако собственной растерянности от себя не скроешь. Что же ты думал, дорогой, что и дальше будешь безнаказанно швыряться камушками из-за угла? И никто ничего не прочухает и ответную шпильку тебе в одно место не всунет? Поиграл – и будет. Game over.
Да, планы у тебя были наполеоновские. Попаданец, блин, весь сочащийся послезнанием, аж из ушей лезет. И чего же ты вообще успел добиться с этим своим послезнанием? Ну расшевелил осиное гнездо, ну сумел немного перетрясти картошку в мешке. А толку-то? Все псу под хвост. Хоть волком вой…
На меня неумолимо накатывала депрессия. Хотелось плюнуть на все, ничего вообще не предпринимать, ни о чем не думать, но мысли настырно лезли в башку и упорно крутились вокруг осознания собственной никчемности.
И в таком состоянии меня угораздило пойти на свидание с Лидой! Но и это еще не все – я скатился до того, что начал плакаться ей в жилетку. Мои стенания выглядели тем более жалкими, что истинную подоплеку расстройства чувств я ей выложить не решался. Послушав эти излияния несколько минут, она резко развернулась ко мне.
– Ты что сопли распустил! – зашипела она, как дикая кошка. – Или ты не мужик вовсе?!
В этом состоянии она была чудо как хороша. На щеках румянец, волосы растрепались, глазищи карие сверкают, как топазы темно-коньячного оттенка. Искренне любуюсь ею, несмотря на совершенно не подходящие для этого обстоятельства.
– Или ты думаешь, я тебе тут носик платочком вытирать буду? Возьми себя в руки! Коммунист ты или нет, в конце концов?! – Этот крик отрезвляет и заставляет оторваться от любования моей комсомолкой. – Не смей сдаваться! Слышишь?
Ее бы на мое место… Тоже взялась меня учить хорошим манерам… Обида затмевает мне разум, и я выпаливаю:
– А ну прекрати мне мораль читать!
Ее реакция была моментальной. Неуловимым движением Лида хватает со стола стакан с водой, стоявший рядом с графином, и опрокидывает его над моей головой. Вскакиваю, чувствуя, как струйки воды, просочившись сквозь рубашку, стекают все ниже и ниже, несколько раз молча открываю и закрываю рот, затем выскакиваю в коридор, хватаю пальто и шапку с вешалки – и за порог, гулко хлопнув дверью.
