Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
От этих простых слов вождя у Пети случилось просветление и озарение. Он – впервые в жизни – увидел Машу. Не как ту Машу, которую он знал со школы, а как бы извне, сравнительно с другими.
Маша принадлежала к совершенно определенному типу девушек. А именно – тех, с которыми трахаются, но не тех, которых выгуливают. Ну, в смысле – приглашают во всякие заведения или с которыми приходят на встречу с друзьями. Даже не потому, что они некрасивые. А потому, что они… – тут в голове сначала выплыла фраза «неправильно себя ведут», потом – «создают парню проблемы», потом – «машей перед дружками не похвалишься». Все это было не в десятку, но где-то близко. Фактом же было то, что гулять с Машей было не очень, что ли. А вот потрахаться с ней всем хотелось, потому что в этой области у Маши были реальные активы: какая-никакая грудь и кое-что внизу живота.
Соответственно, все поведение Маши – такое загадочное – оказалось простым, как квадратное уравнение. На какую-то секунду Петя понял Машу до донышка, до последней черточки, до жеста, до оттенка помады на губах.
Потом понимание схлынуло. Осталось воспоминание о том, что оно было.
– Борщ, – напомнил Сталин.
Петя вздохнул, почувствовав при этом какое-то стеснение в груди. И отправился на кухню.
Глава третья,
в которой ничего особенно драматического не происходит, зато жизнь начинает потихоньку налаживаться
– Ну почему? – вопрошал Петя, стоя над кастрюлей. Ему хотелось наконец зайти в интернет и что-нибудь там прочесть, все равно что. Но Сталин не разрешал отойти от проклятой кастрюли.
– Патамушта ты должэн научиться варыть суп, – сказал вождь народов. – А ты нэ хочешь. Ты думаеш, суп сварится как-нибудь сам. Такого нэ бывает. Суп нэ варится сам.
– Я только отойти! Он же долго вариться будет! – Петя чуть не заплакал, но вовремя вспомнил о мужской чести.
– Нэт. Нужна следить за бульоном. Кагда суп закипит, будет пэна. Ты ее снимешь шумовкой. Эта такая ложка с дырками. Гдэ у тэбя шумовка?
– Нет у меня никакой шумовки! Можно было предупредить! Да что же это такое! – закричал Петя и попытался сорвать Сталина с шеи.
Через пару минут, кривясь от боли (Иосиф Виссарионович мало того что чуть не удушил его, так еще и уши надрал), он сидел на полу и рылся в ящиках кухонного стола.
Выяснилось, что там, в ящиках, множество любопытных вещичек. Например, молоток для отбивания мяса. Васечкин не то чтобы никогда не видел такую штуку, но просто не знал, что она у него дома есть. Молоток, правда, был алюминиевый. Однако выглядел он солидно.
Шумовка тоже нашлась – тоже алюминиевая и какая-то помятая. Пете очень не хотелось ее мыть, но под нажимом кривых ножек вождя пришлось это сделать. Заодно Васечкин обнаружил, что моющие средства у него на исходе. Это было странно. До сих пор ему хватало одной тарелки и одной кастрюльки, ну и ложек с вилками, которые он не мыл вообще.
Петя задумался, откуда у него вообще моющие средства. И вспомнил, что их обычно привозит мама, когда бывает у него. Она вообще привозила много нужных мелочей, без которых…
Кастрюля забулькала. Пришлось шерудить ложкой, скидывая пену в раковину.
Потом Сталин велел поставить ее на медленный огонь часа на полтора. Петя обрадовался, что его сейчас отпустят к интернету.
Увы. Вместо этого ему пришлось точить нож.
Это могло стать проблемой. Лаврентий в свое время пытался учить его сложному искусству заточки ножей. Он даже приносил какой-то специальный камень. Но у Васечкина ничего не получалось. Лаврентий злился и объяснял, что у Васечкина кривые руки и нет нормального мужского чувства оружия. Это было ужасно обидно. Но ведь и в самом деле – как ни тер Петя ножиком по камню, он у него только тупился. В конце концов он решил, что это такое колдовство, доступное только настоящим мужчинам.
Однако на сей раз все получилось, причем довольно быстро. В том же самом столе нашлась специальная точилка с подпружиненными щечками, которая без всякого колдовства делала нож довольно острым. Правда, и с ним пришлось повозиться.
По ходу дела Васечкин обнаружил очень странную вещь. Как только он отвлекался на всякие размышления и просто водил ножом по колесикам, нож не просто не точился, а даже тупился. А точился он, только когда Васечкин смотрел на нож, думал о ноже и пытался себе представить, что там, в точилке, происходит. Заметил он это сам, без помощи Сталина. Более того, когда Петя думал о ноже, Сталин переставал чувствоваться. Возникал он, когда Петя проверял остроту ножа.
В конце концов вождь народов сказал «сайдет» и потребовал заняться свеклой и морковью.
Лениво моя корнеплоды, Петя думал о ножах – и внезапно вспомнил, откуда у него точилка. Ее отдала мама: она не любила острых ножей, потому что ими можно порезать пальцы.
Это Петя Сталину и сказал.
– Баба рэжет сэбэ пальцы, – сообщил Иосиф Виссарионович, распространяя аромат «Герцеговины Флор», – патамушта ана невнимательная. Ана или лялякает с другой бабой, или радио слюшает. А если она не лялякает и не радио слюшает, ана мэчтает про всякий глупость. Тагда ана рэжет сэбэ пальцы. Ты развэ такая баба?
После второго пореза Васечкин понял, что с бабами не все так просто. Хотя штуку он уже понял: нужно было сфокусировать внимание именно на том, что он делает сейчас. До сих пор Петя мог до такой степени сосредоточиться только на программном коде или на фотошопной картинке.
Дальше выяснилось, что на кухне нет терки. Точнее, она была, но проржавевшая насквозь. Пришлось резать морковь и свеклу ножом. Это было тяжело и требовало внимания, так что Васечкин пропустил пару звонков по мобилке.
Третий он все-таки услышал и трубку взял. Это был Лаврентий.
– Пре-е-ет. Ты аватарку мне пришлешь или как? – буркнул он в трубку.
Сталин предупреждающе сдавил колени – но не сильно. Васечкин уже выучил, что это значит «сам подумай, не ошибись только».
Васечкин подумал. С одной стороны, аву делать не хотелось. Тут же охватило искушение: наврать, что у него проблемы с компьютером или фотошопом. Иногда, когда его слишком уж доставали, Петя так и делал. Но Сталин на шее был явно против. К тому же он вроде как обещал сделать – и даже сказал, что сделал. С другой стороны, и бросаться делать картинку было без шансов: Иосиф Виссарионович совершенно не собирался выпускать его
