Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
В квартире он, дотащив сумари до кухни, вернулся в комнату и плюхнулся на диванчик. Тело ныло, шея вспотела. Зато Сталин на ней практически не чувствовался. Это было странно и приятно.
Обычно в таких случаях – когда ему было хорошо – Петя кидался к компьютеру. Однако тут же возникло ощущение, что вождь народов вот-вот вернется на свое место. Поэтому Васечкин продолжал лежать – поневоле прислушиваясь к собственным ощущениям.
Оказывается, они были. Тело что-то говорило. Просто Васечкин никогда его не слушал, занятый другими, более интересными разговорами. Но сейчас он его услышал.
Побаливали ноги. Особенно возмущалась левая ступня, натертая складкой носка. Негодовали плечи: на них пришлась тяжесть сумок. Что-то недовольно ворчало в спине. Однако другие мышцы, наоборот, проснулись и настоятельно требовали, чтобы их хоть немного посокращали. Особенно почему-то возмущались ягодицы. Васечкин прислушался к их глухому ропоту и со стыдом вспомнил, что он всю сознательную жизнь только и делал, что плющил их о стул. Тут же зашебуршились и заныли мышцы поясницы и еще что-то в районе лопаток: Васечкин вообще не подозревал, что там что-то есть.
Петя встал и неуклюже присел несколько раз. Потом понаклонялся в разные стороны – как его учила мама в детстве, требуя, чтобы он делал зарядку. Зарядку Петя ненавидел. Сейчас, однако, эти неловкие движения были приятны. Однако хор телесных голосков стал только громче. Проснулись и зазудели какие-то совсем уж левые товарищи вроде мышц стопы.
Васечкин совсем уж было собрался поотжиматься от пола, когда зазвонил телефон.
Это была Маша.
– Петя, ты нож свой искал, – начала она, не дослушав его «здравствуй-маша». – Он у меня. Можешь забрать как-нибудь на неделе. Только сначала сотри то дерьмо с форума.
Петя уже собирался радостно соглашаться – и тут почувствовал, что Сталин снова сидит у него на шее и чем-то недоволен.
Он сделал уже привычное действие – глотнул воздуха и начал его выцеживать, одновременно с этим пытаясь думать. Через секунды полторы он понял, что великий гений власти недоволен предлагаемой последовательностью. Стереть сообщения он был обязан сначала, а нож взять когда-нибудь, но явно после. К тому же Маша вечно где-то пропадала, особенно в тех случаях, когда была нужна ему, Пете.
Васечкин зажмурился и сказал:
– Нож мне нужен прямо сейчас. Пока я его не получу, сообщения на форуме будут висеть.
– Блядь, ты урод, – с какой-то очень искренней злобой сказала Маша. – Я что, тебе должна этот нож тащить?
Петя проделал все тот же трюк с дыханием. Пауза помогла.
– Ты не мне должна, а дружку своему, если за него звонишь, – сказал он. Получилось несколько неуклюже, но общий смысл был ясен.
– Петя-петушок, – издевательски-нежно пропела в трубку Маша, – знаешь, во что тебе твое кукареканье обойдется?
Васечкина будто стукнули пыльным мешком по голове. Случилось то, чего он боялся больше всего – его назвали петухом. Теперь он должен ответить, ответить жестко и страшно, иначе зашквар, зашквар, зашквар, иначе Маша всем разнесет, что он петух, петух, петух, петух, петух.
В голове откуда-то – ему показалось, что извне, из какой-то темной глубины – возникла картинка, как он бьет Машу ножом. Маша беззвучно открывает рот, и оттуда льется красное, а он все бьет и бьет ее куда-то в живот. И что самое ужасное – думает о том, что если она сейчас умрет, он сможет снять с нее лифчик и увидеть ее грудь. Потому что другого шанса увидеть и потрогать настоящую женскую грудь у него никогда в жизни не будет…
– Изыдите, чэрти, – недовольно пробурчал Сталин. – Гадости всэ эти сваи тожэ убэрите.
Страшная картинка колыхнулась и пропала. Васечкин пришел в себя и понял, что успел нажать отбой.
Хмурый, как зимнее небо в декабре, Петя поплелся на кухню – разбирать купленную еду и распихивать ее по разным местам.
Где-то через полчаса – Васечкин в этот момент пытался уложить мосолыжку в самую большую кастрюлю, она не лезла – раздался звонок в дверь.
Первая мысль у Васечкина была та, что страшный Серёжа с дружками пришли его убивать или калечить. Ему захотелось затаиться и сделать вид, что его нет. Потом он вспомнил, что окна светятся и трюк не пройдет. Звонить в милицию было западло, по крайней мере сразу. Что делать еще в такой ситуации, он не знал.
Васечкин не был трусом. На ватных ногах, но он все-таки подошел к двери и заглянул в глазок.
На лестничной клетке стояла Маша. Вроде бы одна. Хотя Серёжа с дружками могли спрятаться за стенкой, а потом выскочить.
Проклиная себя за все, Петя открыл дверь. В последнюю секунду сообразив, что у него грязные руки.
– Привет, – сказала Маша. – Я тебе твой ножик принесла. Я пройду?
– Проходи, – сказал Петя, нервно облизнув пересохшие губы.
– Извини, долго искала, – совершенно нормальным тоном говорила Маша, снимая с себя куртку. – На, – она протянула ему полиэтиленовый сверток. Развернув его, Васечкин увидел очень длинный нож с белой рукояткой – да, тот самый.
– Уберешь эти посты? – спросила Маша.
– Уберу, – пообещал Васечкин.
– Можно сейчас? – В голосе Маши появились странные, незнакомые нотки. Похоже, она Васечкина о чем-то просила – не приказывала, а именно просила. И вообще она вела себя странно. Петру казалось, что Маша разговаривает с ним… он подыскал слово и нашел – нормально. Просто как со знакомым – старым, но не очень близким.
– А зачем вам был нужен? – спросил Петя, не очень правильно ставя слова – но Маша поняла.
– Тортик порезать. У меня дома бардак, ничего нет. То есть все в раковине. А я туда не лажу.
– Ну так попросила бы. Я бы тебе дал, – не понял Петя.
Маша посмотрела на Петю так, как она смотрела на него всегда. То есть как на недоумка, не понимающего чего-то совершенно очевидного.
– Тортик Серёжа принес, – наконец сказала она.
Как ни странно, но до Васечкина что-то дошло. Что-то смутное, в словах невыразимое, но делающее ситуацию понятной.
Он пошел к компьютеру. Посмотрел, что написали на форуме. Откликов было пока немного, да и те в основном сводились к вопросу о том, кто это вообще пишет. Сильно радовалась только парочка каких-то злопыхателей.
Свои посты Петя удалил, Машу проводил и снова плюхнулся на диванчик.
На этот раз чесалась какая-то извилина в голове. Которая, опять же, была всегда, но раньше не задействовалась. Извилина пыталась родить какую-то мысль.
– Маша, – наконец сказал он.
– Абычная маша, – отозвался Сталин, каким-то образом умудрившись голосом показать, что слово «маша» – это не имя
