Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова
Понемногу Вадик отвлекался от своих личных горестей, становясь внимательней, собранней, привычно мобилизуясь на спасение утопающих. Так было всегда, когда в нем нуждались.
- Словом, хочешь, я туда поеду? - предложил Вадик просто, естественно (так же просто и естественно, как перед этим говорил, что Жукова не надо было фотографировать, поскольку Жуков не работал, не собирал).-Попробую разобраться, со стороны иногда виднее. Тем более ты бываешь такой... ну, неконтактный, что ли. Можешь себе напортить.
- Без нянек обойдусь,- закипел Никита. (Ему не нравился ход разговора, все сейчас в Вадике не нравилось. Совсем стал чужой, отчужденный. Чей-то?) - Можно подумать, первоклашка нашалил, а идет к учительнице папаша. Если надо, сам пойду. Если действительно будет надо...
Вадик сидел тяжеловато-сумрачный, с полуопущенными веками, ковырял прутиком в песке. Думал. Еще вопрос: звонили ли вообще из милиции? Если звонили официально, то для чего надо было поминать какую-то анонимку? Скорее всего, у них только и есть что анонимка. Берут на бока, поскольку Никита, неопытный в таких делах, всему верит.
- Да, у вас там, похоже, вокруг Жукова нечисто. Мухлюет,- решил Вадик.- Но ты ведь не размотаешь... Ты неподходящего типа человек. Не привык. Еще вопрос, с какого конца надо мотать. Фотокор этот...- Надолго замолчал, плотно захлопнув рот.- Странновато получается: снимает свою жену, берет тут же на заводе халтуру.- Покачал головой,- Я в Берендееве столкнулся с одним фотографических дел мастером, так тот...
Но Никите было неинтересно про Берендеев. Никите было интересно только про Никиту.
- А что мы уселись на этой рухляди? - спохватился он,- Еще мать меня засечет, вытащит по хозяйству. Для начала давай с тобой сходим пива выпьем тут на углу. А потом можно в Серебряный бор, лодку взять. Мне как-то все на свете обрыдло, состояние дурацкое. Надо проветриться. И поговорить о моих делах. - Спохватился, добавил снисходительно: - Ну, и о твоих тоже, конечно.
Вадик упрямо нагнул лоб, совсем спрятал глаза,
- Не получится. Мне надо. Дело одно... Сегодня не получится. Не могу долго. Другой раз.
Не хотел он связывать себе руки. Именно сегодня. Сказала - не провожать. Но мало ли что... Может, все-таки еще разок ей позвонить? Нет, это значит быть назойливым, бестактным. А если позвать к телефону Мусю, поговорить про другое и между прочим... Темнишь, Вадик, но все равно получается некрасиво. Не делает тебе чести. Эх ты, рыцарь липовый, лапотный... лыцарь... Ну хорошо, сказала - не провожать, не быть у вагона, а если быть в это время хотя бы на площади у вокзала, это тоже считается за провожание? Или в помещении самого вокзала. Значит ли это - не послушаться ее, быть непорядочным? По совести сказать, похоже, что да.
- А может быть, все-таки сходим? - настаивал Никита, теребя Вадика за рубчатый рукав,- А, Вад? Ты сегодня какой-то обалделый. Оживи-ка,- Он попробовал поднять его на ноги, но не сумел даже пошевельнуть, сдвинуть с места,- А ведь мог я тогда не говорить правду этим милиционерам... Назваться любой фамилией. Нет документов, и все,- Он покусывал губы, кривил их, лицо его, озабоченное, потускневшее, не выглядело таким юношески привлекательным, как обычно,- Они меня уже собирались отпустить, пока я искал... И не было бы этой гнусной трепки нервов! В двадцатом веке у нас у всех и так суперперегрузка, а тут еще... Я, по-моему, уже начинаю лысеть, честное слово.
- Да нет,- Вадик поднял глаза на его пестро-золотую шевелюру,- не видно.
Там у Муси фотография Никиты, в ящике, Люба ее как-то увидела. Хорошее, говорит, лицо, обещающее. Он еще сам себя не понимает, но когда поймет... когда проснется... Какой-нибудь автор, говорит, вполне мог бы выбрать его героем книги. Вот так! Всем только вывеску подавай, фасад. А что внутри - безразлично, наплевать. И потом опять брала эту фотографию, сидит, смотрит. Всем наплевать на дуШу... в душу... все одинаковые, даже самые лучшие ценят внешнее, судят по оболочке, обертке. У кого героический профиль, тот и годится в герои. И еще говорят о равенстве, полном равенстве людей, а при этом один рождается горбатый или с лиловым пятном во все лицо... другой - с укороченной ногой, а был бы, возможно, великий прыгун, почище Брумеля. Фокусы природы, дурацкие случайности. Как душно сегодня, елки-палки, как давит. Пускай бы уж гроза, ахнул гром, ударило ливнем по городу, прорвало застывший тяжелый воздух. А что, если зальет, затопит город - ураган, страшное наводнение, паводок,- хотя нет, паводок - это только весной, а сейчас у нас август,- первые этажи залиты, уровень воды непрерывно поднимается, надо спасать людей, сверху летят листы железа, кирпичи, а Никита будет, возможно, беречь лицо, ему лицо дорого... Нет, это гадко, мелко, не сметь так думать! Но что для Никиты Люба? Он ведь ее не знает, а для меня... да я за нее... Любу надо спасать, на катере двое, Никита и я, она наверху, стоит на подоконнике...
8
Мать их действительно застигла и попросила «подвигать мебель». Первым встал с песочницы Вадик, за ним нехотя поплелся надутый Никита. Свинство. У него навалом неприятностей... Женька отчалил с магнитофоном, приветик... на носу первое сентября, зимние супернагрузки... имеет право человек в выходной отдохнуть, развлечься... волосы над самым лбом определенно редеют...
Мать, оказывается, затеяла натирку полов. «Гардероб в коридор пока что. Так, так. Поосторожнее, мальчики, зеркало не оцарапайте». Она уже намыла, даже выскребла весь пол, теперь хотела промыть тот сероватый прямоугольник, что остался после шкафа, но Вадик не дал, сделал сам. Потом ловко, ухватисто выжал тряпку, досуха выкрутил своими железными руками, положил скрутку на край ведра. А сам вышел в коридор, где Никита с недовольным видом подпирал стену плечом. Скоро ведь обратно тащить шкаф, ставить на место. Состав для натирки полов теперь какой-то быстро сохнущий, мгновенный.
- А я все-таки настоящий Иванушка-дурачок.- Никита цедил слова сквозь зубы.- Говорю, если спрашивают, что да, ударил первым. Чего ради? Умный умеет вовремя соврать. У умного перед картошкой всегда болит старый шов аппендицита. Пойди проверь!
Из комнаты несло едким духом мастики, скипидара. Вадик со своим непроницаемым,