А&В. Бабочка - Tais
— И что же взамен я дам тебе? — не дав ему ответить, она продолжила говорить на повышенных тонах. — Хочешь себе во всем зависимую от тебя любовницу, чтобы издеваться над ней как пожелаешь?
— Я хочу поставить эксперимент над твоим ребенком.
От такого откровения дар речи ее мгновенно покинул. Даже злость куда-то улетучилась.
— Что, прости? — спросила она через несколько секунд тишины, все еще не веря своим ушам.
— Меня с детства занимал один вопрос: как сильно нашу жизнь определяют наши гены? — издалека начал он. — Понятно, что они играют важную роль, определяя почти все — нашу внешность, темперамент, наши недостатки, и одновременно наши преимущества. Однако насколько сильно генетика превалирует над внешними факторами: воспитанием, условиями жизни, психологическими травмами и прочим? Вот как ты считаешь?
— Не знаю, — искренне сказала она. Ей этот вопрос в голову ни разу не приходил, как впрочем и многие другие. Некогда размышлять о столь философских вещах, когда ты по уши погряз в рутинных делах и проблемах.
— А если я тебе скажу, что свобода воли — лишь иллюзия. И все в твоей жизни определенно заранее твоей генетикой, и изменить что-то в своей судьбе тебе не посильно.
— Судьба? Ты серьезно в это веришь?
— И да, и нет. Судьбы, в понимании как пути предначертанного тебе божеством или высшими силами, действительно не существует. А вот судьба, как тот путь, что определяет стечение множества обстоятельств — то, что из-за сложности многие называют хаосом — и твой ответ на эти обстоятельства, что определен твоими генами, может существовать.
— Мой ответ на эти обстоятельства — результат моего выбора, а не генов.
— А как сильно наш выбор действительно является нашим? Допустим, у тебя в жизни появляется некий раздражитель, пусть будет… угроза жизни. Тебе некие личности угрожают расправой, если ты не отдашь им все свои деньги. Как ты поступишь?
— Морды этим тварям раскрашу.
— Это решение тебе диктует твой вспыльчивый характер. А он тебе достался по наследству, если ты не знала, от бабушки по материнской линии. Вы, кстати, и внешне очень похожи. Получается, свой выбор ты в этой ситуации не делаешь, его сделали за тебя. Другой человек, с другим набором генов, но при схожих жизненных обстоятельствах, сделает иной выбор. А если эти гены определяют все наши ответы, на все поставленные перед нами вопросы? От вкусовых предпочтений до реакции на стрессовые ситуации?
— И как тебе мой ребенок поможет найти на это ответ? — она усмехнулась.
— На этот вопрос — никак. Но я смогу определить, как сильно твой ребенок, не зная своего отца, будет на него похож — не внешне, а характером, повадками, особенностями психики.
— Если сказать проще, ты хочешь узнать станет ли мой ребенок таким же как он в будущем?
— Твой ребенок должен будет расти в идеальных условиях — без нужды и сильных психических травм. Мне интересно, проявиться ли в таких условиях психопатия и тяга к садизму. Или в случае с Дэном сыграли роль только психологические травмы, нанесенные ему в детстве, и внешние обстоятельства, что ему пришлось пережить. Если у твоего ребенка, несмотря на тепличные условия жизни, проявятся признаки психопатии, будет произведено сравнение его генов с генами Дэна и на основе этого сравнения попробуют выявить именно те гены, что отвечают за такое поведение. Это суть самого эксперимента — найти гены, отвечающие за насильственное поведение и проследить их проявление у человека, не переживавшего сильных эмоциональных встрясок.
— Звучит на удивление разумно и безобидно.
— С одной стороны да, однако это все равно кране не этичное и рискованное предприятие.
— Я согласна.
— Но ведь мы даже не обсудили условия…
— У меня нет выбора: либо твой эксперимент, либо в гроб. Если я вздумаю рожать самостоятельно, рано или поздно всплывет информация, кто отец ребенка. О наших отношениях знала почти вся школа. Мир тесен и когда-нибудь кто-нибудь из них нас найдет и пустит слух, что может перерасти в сенсацию для журналистов. Нас загнобят, я в этом уверена. Люди куда более жестоки, чем считают сами. Да и воспитать ребенка мне не под силу — у меня нет денег, хорошего образования и других важных возможностей. Потому, как бы мне не был противен план с экспериментом над собственным ребенком, это единственный шанс подарить ему достойную жизнь.
— Подскажи, почему ты не рассматриваешь вариант с абортом? Это ведь решило бы все твои проблемы.
— А сказал, что все обо мне знаешь, — она еще раз усмехнулась, посмотрев ему в глаза. Почему-то ее больше не пугали его ледяные глаза. Правда, и удовольствия смотреть в них не было никакого.
— Ты настолько ярая противница абортов? — проигнорировал он ее слова.
— Нет. Я ничего не имею против самих абортов, — она покачала головой.
— Тогда почему?
— Я не смогу жить с этим грузом вины. Я буду каждый день думать, что убила своего ребенка, даже если он ничего не почувствовал в этот момент, даже если это всего лишь клетка… И, зная себя, каждый день буду говорить себе что-то вроде: «В этот день он бы родился.», «А сегодня мы бы могли сделать первый шаг» и подобное. Меня это уничтожит, потому лучше уж на тот свет отправиться вместе с ребенком.
— А родить и отдать на усыновление?
— Еще хуже. Я точно буду знать, что мой ребенок существует в этом мире, но не смогу узнать, все ли у него хорошо. Да и, скорее всего, родив, я не смогу его отдать. Не смогу и все.
Им подали десерты. Трапезничая, они обсудили условия их сотрудничества, по которым она не имела права рассказать ребенку об отце, так же должна была скрывать эту информацию от всех и растить ребенка в любви и заботе, в том числе для возможности осуществления этого также обязана посещать психолога с первого дня заключения их договора, и другие более незначительные положения будущего контракта. Он расплатился за ужин и спросил, где она переночует. Поняв, что обратно в лечебницу Оливия ни за что не пойдет, он снял ей номер в гостинице и пообещал, что завтра с ней свяжется агент, и они подберут подходящую квартиру.
Расстались они у дверей гостиницы. Весь вечер
