Карел Чапек - Война с саламандрами (сборник)
– Братская рука помощи. Рука, держащая знамя. Крепко сжатый кулак. Не чист на руку. Дать по рукам.
– Глаза.
– Завязанные глаза Фемиды. Бревно в глазу. Открыть глаза на истину. Очевидец. Пускать пыль в глаза. Невинный взгляд дитяти. Хранить как зеницу ока.
– Не так много. Пиво.
– Настоящее пльзеньское. Дурман алкоголя.
– Музыка.
– Музыка будущего. Заслуженный ансамбль. Мы – народ музыкантов. Манящие звуки. Концерт держав. Мирная свирель. Боевые фанфары. Национальный гимн.
– Бутылка.
– С серной кислотой. Несчастная любовь. В ужасных мучениях скончалась на больничной койке.
– Яд.
– Наполненный ядом и желчью. Отравление колодца.
Профессор Роусс почесал затылок.
– Never heard that…[98]Прошу вас повторить. Обращаю ваше внимание, джентльмены, на то, что всегда надо начинать с самых plain[99], заурядных понятий, чтобы выяснить интересы испытуемого, его profession[100], занятие. Так, дальше. Счет.
– Баланс истории. Свести с врагами счеты. Жить на чужой счет.
– Гм… Бумага.
– Бумага краснела от стыда, – обрадовался испытуемый. – Ценные бумаги. Бумага все стерпит.
– Bless you[101], – кисло сказал профессор. – Камень.
– Побить камнями. Надгробный камень. Вечная память, – резво заговорил испытуемый. – Ave, anima pia[102].
– Повозка.
– Триумфальная колесница. Колесница Джаггернаута. Карета «скорой помощи». Разукрашенный грузовик с мимической труппой.
– Ага! – воскликнул ученый. – That’s it[103]. Горизонт.
– Пасмурный, – с видимым удовольствием откликнулся испытуемый. – Тучи на нашем политическом горизонте. Узкий кругозор. Открывать новые горизонты.
– Оружие.
– Браться за оружие. Вооруженный до зубов. С развевающимися знаменами. Нанести удар в спину. Отравленные стрелы, – радостно бубнил испытуемый. – Пыл битвы. Мы не покинем поле боя. Избирательная борьба.
– Стихия.
– Разбушевавшаяся. Стихийный отпор. Злокозненная стихия. В своей стихии.
– Довольно! – остановил его профессор. – Вы журналист, а?
– Совершенно верно, – учтиво отозвался испытуемый. – Я репортер Вашатко. Тридцать лет работаю в газете.
– Благодарю, – сухо поклонился наш знаменитый американский соотечественник. – Finished, gentlemen[104]. Анализом представлений этого человека мы установили, что… м-м, что он журналист. Я думаю, нет смысла продолжать. It would only waist our time. So sorry, gentlemen![105]
– Смотрите-ка! – воскликнул вечером репортер Вашатко, просматривая редакционную почту. – Полиция сообщает, что труп Чепелки найден. Зарыт под забором в саду у Суханека и обернут в окровавленный мешок! Этот Роусс – молодчина! Вы бы не поверили, коллега: я и не заикался о газете, а он угадал, что я журналист. «Господа, говорит, перед вами выдающийся, заслуженный репортер…» Я написал в отчете о его выступлении: «В кругах специалистов выводы нашего прославленного соотечественника получили высокую оценку». Постойте, это надо подправить. Скажем так: «В кругах специалистов интересные выводы нашего прославленного соотечественника получили заслуженно высокую оценку». Вот теперь хорошо!
Пропавшее письмо
– Боженка, – сказал министр своей супруге, накладывая себе обильную порцию салата. – Сегодня днем я получил письмо, которое тебя заинтересует. Придется представить его на рассмотрение кабинета. Если оно станет достоянием гласности, одна политическая партия сядет в изрядную лужу. Да вот, ты прочти сама, – министр пошарил сперва в одном, потом в другом внутреннем кармане. – Постой, куда же я его… – пробормотал он, снова ощупывая левый карман на груди, потом положил вилку и стал рыться во всех остальных. Внимательный наблюдатель заметил бы при этом, что у министра такое же несчетное количество карманов во всех частях костюма, как и у простых смертных. Там лежат ключи, карандаши, блокноты, вечерняя газета, портмоне, служебные бумаги, часы, зубочистка, нож, расческа, старые письма, носовой платок, спички, использованные билеты в кино, вечное перо и многие другие предметы повседневного обихода. Наблюдатель убедился бы в том, что и министр, ощупывая карманы, бормочет: «И куда ж я его дел?!», «Ах я, безголовый», «Погоди-ка…» – в общем, те же фразы, что произносит в таких случаях любой другой обыкновенный смертный.
Но супруга министра не уделила должного внимания этой процедуре, а сказала, как всякая жена:
– Да ты ешь, а то остынет.
– Ладно, – сказал министр, рассовывая содержимое по карманам. – Видимо, я оставил письмо на столе в кабинете. Я его там читал. Представь себе… – начал он бодро, тыкая вилкой в жаркое. – Представь себе, кто-то прислал мне оригинал письма от… Одну минуточку, – с беспокойством прервал он сам себя и встал. – Все-таки я загляну в кабинет. Должно быть, я оставил его на столе.
И он исчез. Когда он не вернулся и через десять минут, супруга пошла в кабинет. Министр сидел посреди комнаты на полу и рылся в бумагах и письмах, которые смахнул с письменного стола.
– Разогреть тебе ужин? – несколько сурово осведомилась супруга.
– Сейчас, сейчас… – рассеянно пробормотал министр. – Скорее всего, я засунул его в бумаги. Что за глупость! Никак не найду его. Странно, ведь оно где-то тут…
– Поешь, а потом ищи, – посоветовала жена.
– Сейчас, сейчас! – раздраженно отозвался министр. – Вот только найду. Этакий желтый конверт… Ах, какой я безголовый! – И он снова принялся рыться в бумагах. – Я читал это письмо здесь, у стола, и не выходил из кабинета, пока меня не позвали ужинать… Куда же оно могло деться?
– Я пришлю тебе ужин сюда, – решила жена и оставила министра на полу, среди бумаг.
В доме воцарилась тишина, только за окном шумели деревья и падали звезды. В полночь Божена стала зевать и пошла на цыпочках заглянуть в кабинет.
Министр, без пиджака, потный и взлохмаченный, стоял посреди кабинета, где все было перевернуто вверх дном: пол завален бумагами, мебель отодвинута от стен, ковры брошены в угол. На письменном столе стоял нетронутый ужин.
– О господи, что ты делаешь? – ужаснулась министерша.
– Ах, отстань, пожалуйста! – рассердился супруг. – Что ты пристаешь ко мне каждые пять минут? – Впрочем, он тут же сообразил, что не прав, и произнес уже спокойнее: – Искать надо систематически, понимаешь? Осмотреть все подряд. Где-то оно должно все-таки быть, ведь сюда никто не входил, кроме меня. Если бы не чертова уйма всяких бумаг!
– Хочешь, я тебе помогу? – сочувственно предложила супруга.
– Нет, нет, ты только наделаешь у меня беспорядок! – замахал руками министр, стоя среди ужаснейшего хаоса. – Иди спать, я сейчас…
В три часа утра министр, тяжело вздыхая, пошел спать.
– Быть не может, – бормотал он. – Письмо в желтом конверте пришло с пятичасовой почтой. Я читал его здесь, сидя за столом, где работал до восьми. В восемь я пошел ужинать и уже минут через пять побежал искать письмо. За эти пять минут никто не мог…
Тут министр вскочил с постели и устремился в кабинет. Ну конечно, окна открыты! Но ведь кабинет во втором этаже, и к тому же окна выходят на улицу… Нет, в окно никто не мог влезть! Но все-таки надо будет утром проверить и такую гипотезу.
Министр снова уложил свое тучное тело в постель. Ему вдруг вспомнилось, как он однажды где-то читал, что письмо всего незаметнее, если оно лежит прямо перед носом. «Черт подери, как же я не подумал об этом!» Он снова побежал в кабинет поглядеть, что именно там лежит под носом, но обнаружил лишь кучи бумаг, раскрытые ящики письменного стола и весь безнадежный развал, оставшийся после долгих поисков. Чертыхаясь и вздыхая, министр вернулся на свое ложе, но уснуть не мог.
Так он дотерпел до шести утра, а в шесть уже кричал в телефон, требуя, чтобы разбудили министра внутренних дел «по неотложному делу, понимаете, почтенный?». Наконец его соединили с министром, и он взволнованно заговорил:
– Алло, коллега, пожалуйста, немедля пошлите ко мне трех или четырех ваших способнейших людей… Ну да, сыщиков… и, разумеется, надежных. У меня пропал важный документ… Да, коллега, видите ли, совершенно непостижимый случай… Да, буду их ждать… Что, ничего не трогать, оставить все, как есть?.. Вы считаете, что так нужно?.. Ладно… Украден?.. Не знаю. Конечно, все это строго конфиденциально, никому ни слова!.. Благодарю вас и извините, что… Всего хорошего, коллега!
В восемь часов утра в дом министра прибыло целых семеро субъектов в котелках. Это и были «способнейшие и надежнейшие люди».
– Так вот, поглядите, господа, – сказал он, вводя надежную семерку в свой кабинет, – здесь, в этой комнате, я вчера оставил некий… э-э… весьма важный документ… м-м… в желтом конверте… адрес написан фиолетовыми чернилами…
Один из способнейших понимающе присвистнул и заметил с восхищением знатока:
