Сергей Снегов - В мире фантастики и приключений. Выпуск 8. Кольцо обратного времени. 1977 г.
Это был мир, перевернутый Эйнштейном, мир, где противостояли две социальные системы, мир, в котором о космических полетах говорилось, как о поездке из Саратова в Москву, мир, в котором женщина стала независимой, мир, в котором открыто признавались в любви. Когда после концерта они вышли на улицу и Игорь спросил, понравилась ли ей музыка, Анна не смогла ответить: от волнения у нее стучали зубы.
Молча дошли они до станции метро, народу на Невском было уже мало, и когда Игорь привлек ее к себе и поцеловал в губы, Анна нисколько не удивилась, она только спокойно отстранилась. Он вопрошающе смотрел ей в глаза, и она не отвела взгляда. Анна провела рукой по его светлым волосам, загибающимся над воротником жесткой крутой волной. Он снова поцеловал ее, и она снова отстранилась.
— Поедем ко мне, — предложил он и коснулся лбом ее лба.
— Зачем?
— В гости. Ты же еще не видела, как я живу.
— В другой раз.
— А почему не сегодня?
— Я не предупредила Глухова.
— Но ты же теперь ему не жена?
— Он будет беспокоиться.
— Но ты же ему не жена? — настойчиво и тревожно повторил он.
Анна поняла вопрос, и ей стало неловко за себя и за Глухова.
— Успокойся. Мы живем как чужие, каждый в своей комнате. — Анне стало легче, что они так сразу перешли на "ты". Она расценила это как еще один шаг в двадцатый век.
— Почему ты с ним не разводишься?
— Зачем? Я не собираюсь замуж, а он, вероятно, не намерен жениться.
Она хотела отстраниться, но он привлек ее к себе. Его объятие было нежным, но настойчивым. Она чувствовала, что не в состоянии вырваться, и так они стояли вплотную друг к другу на вечернем Невском, прохожих было мало, но они все же были, и хотя они проходили равнодушно и любовные сцены на улице были для них обыденными, Анна испытывала смущение.
— Я люблю тебя, — сказал он.
И ей стало тоскливо, ей очень не хотелось терять этого милого человека. Не только прогулки с ним были приятны, ей нравился и он сам, нравилось, что у него такое открытое красивое лицо, что у него такие густые, модно зачесанные волосы и такая стройная спортивная фигура и что он всегда красиво одет, и что он такой современный, — как живой символ своего времени, к которому приобщалась Анна.
— Мне пора, уже поздно, — сказала она.
— Сперва надо ответить. Я же сказал, что я люблю тебя.
— Я из девятнадцатого века, — попробовала она пошутить, — и не могу решать так, сразу.
— Тебе хорошо со мной встречаться?
— Да.
— Ты согласна быть моей?
— Разве теперь это бывает, чтобы женщина была чьей-то?
— Любовь не меняется. Это стремление к безоговорочному обладанию. Взаимному.
— Ну вот, ты сам предлагаешь нечто серьезное, что должно изменить мою жизнь, и требуешь, чтобы я ответила немедленно. Надо же подумать.
— Хорошо. Подумай.
Его теплое дыхание коснулось ее щеки. Вся замерев, она слушала это дыхание, и вновь воскресшее чувство любовной неги охватило ее. Она припала щекой к его плечу и стояла так почти не дыша — без кыслей, без воли, и могла бы так стоять вечность. Потом она подняла взгляд. Его глаза мерцали в свете ртутных фонарей, а на впадины щек легли синие тени. И тут ей представились другие глаза — черные. И темные волнистые волосы. И губы — совсем другие. "Не он! — подумала она. — Это не он! Это…" Тело ее судорожно напряглось, и она с неожиданной легкостью высвободилась из объятий Игоря. Он схватил ее руку.
— Нет, — сказала она.
— Почему? — Он прижал к губам ее руку.
— Не надо.
— Ты же меня любишь! — Он снова взял ее за плечи.
— Нет.
— Неправда. Я вижу. — В интонации его голоса появились повелительные нотки.
— Просто я — женщина. А этого еще мало. — Она отстранилась от него, зачем-то сняла с плеча сумку на длинном ремне, перевесила ее на другое плечо. — Мне не нравится, как ты себя начал вести.
— Прости меня. Но я люблю тебя.
— А я про себя еще ничего не решила.
— Ты еще будешь думать?
— Да.
— А ты будешь думать обо мне?
Она улыбнулась:
— Конечно.
Он довел ее до эскалатора. Анна, ступив на движущуюся ленту, обернулась. Игорь, уже уходящий прочь, тоже обернулся. Их взгляды встретились. Тогда он подбежал к барьеру и, перегнувшись через никелированную перекладину и не обращая внимания на удивленных прохожих, крикнул:
— Я люблю тебя!
Спускаясь на эскалаторе, Анна заново переживала этот разговор. На душе защемило. Очевидно, ни в двадцатом, ни в каком другом веке невозможна простая дружба между мужчиной и женщиной. Но тут вспомнился Большой зал филармонии, и музыка, услышанная в этот вечер. Она пьянила, как разговоры о полумистической квантовой механике и кривизне пространства. Все это было пока выше того, что она могла понять.
Когда она пришла домой, Глухов по обыкновению сидел в гостиной и читал. Анна попросила разрешения поставить пластинку легкой музыки. Надо было хоть на время снять с души непосильную тяжесть современности, хоть немного отдохнуть. И сразу ее захлестнуло то грустное и теплое чувство, которое она постоянно испытывала, но которое скрывалось в ее душе, заполняемой повседневными впечатлениями. Любовь к Алексею Вронскому обрела теперь новое состояние. Это было как ровное горение никогда не тающей свечи. Вспомнилась дача, где она встречалась с Вронским. И тут же вспомнилась гостиная княгини Бетси. И вспомнились вечные заботы вечно усталой Доллн. Вспомнился Сережа, когда она с ним в детской расставляла на ковре оловянных солдатиков.
Голос Глухова пробудил ее от воспоминаний:
— Оказывается, вам нравится современная музыка?
— Что? — спросила Анна. — Музыка?
— Современная. — Глухов указал на приемник, где вертелась джазовая пластинка.
— Не такая уж современная.
— А какая — современная?
— Барток, Прокофьев…
Глухов с интересом рассматривал Анну, потом сказал:
— Пожалуй, вы правы. Легкая музыка рассчитана на мещан, а мещане боятся новаторства.
"Боже, — подумала Анна, — ведь он рассуждает совсем как Алексей Александрович".
— С кем вы были сегодня на концерте? — как-то без перехода спросил Глухов.
— Мне следует отчитаться?
— Мне позвонили и сообщили, что видели вас в филармонии с человеком, которого никто не знает в институте. Поймите меня правильно. Никто не намерен лишать вас свободы. Но я по создавшимся обстоятельствам больше других ответствен за все, что с вами может произойти.
— Я была с Игорем. Вы знаете, что я с ним встречаюсь, и знаете, при каких обстоятельствах я с ним познакомилась.
— Каковы ваши отношения?
— Он — мой единственный друг.
Глухов поднял на нее глаза:
— Вы уверены в этом?
— Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.
— Значит, это любовь?
— Он любит меня.
— К счастью, вы не Анна Каренина, и никто не будет препятствовать вашей любви. Однако и в наше время любовь требует официальной регистрации. Нашему разводу тоже никто не будет препятствовать. Кроме меня.
— Вы не дадите мне развод?
— Не дам, пока не приду к убеждению, что вам это нужно.
— А вам не нужно? Ведь вы еще можете жениться, вам, наверное, нужна женщина, как у всех.
— Моя личность не так феноменальна. Разговор идет только о вас.
Анна несколько раз прошлась по гостиной от окна к двери и снова к окну, остановилась у приемника.
— Вы не будете возражать, если я поставлю пластинку?
Глухов поднялся:
— Мне уйти?
— Вы мне не мешаете. Останьтесь, если хотите.
Глухов остался в кресле. Анна снова поставила пластинку с модными танцевальными пьесами. И снова вспомнила, как в поезде познакомилась с матерью Вронского, — очень приятная пожилая дама. Анна тогда ей тоже понравилась. А потом? Нет, Глухов совсем не похож на Алексея Александровича. У того смысл жизни заключался в государственных делах. Анна представила себе мужа в советском обществе. Он был бы ценным служащим — прямолинейным, трудолюбивым, честным, исполнительным. А Глухов? Он уже отступил от буквы закона, совершил поступок сильный и нерациональный. Он пошел на преступление, засадив Анну в информационную камеру, чтобы отвести от нее законную кару.
В этот вечер, когда Анна уходила в свою комнату, ей почему-то стало жаль Глухова, захотелось подойти к нему, поцеловать его в лоб и перекрестить на ночь, как Сережу. Но она ограничилась тем, что сказала: "Спокойной ночи". И Глухов остался один в гостиной со своей книгой.
Самостоятельно, без посторонней помощи, Анна раздобыла сведения о режиссере Ермолине: два кинофильма, работа на телестудии, положительные официальные отзывы. Она позвонила ему по телефону и договорилась о встрече.
Ермолин сам открыл ей дверь и провел в кабинет. Это был довольно полный мужчина лет сорока, с красивым породистым лицом. Идеально прямой нос, гладкие, короткие не по моде волосы, проницательные серые глаза.
