Пер Валё - Безжалостное небо
— Ты установила связь с фашиствующими группами…
— Ты намерена выдать секретный материал…
— Ты пыталась подтасовать доклад комиссии умиротворения…
— Совместно с координаторшей вы готовитесь к государственному перевороту…
Пиа-Катарина хотела вскочить, но заметила, что все этого только и ждут, и крепче сжала пальцами подлокотники кресла. Они и ее впутывают, да еще как бесцеремонно! Она с трудом сдерживала себя, пытаясь сосредоточиться на мысли, что все эти предложения, призванные служить эмоциональными раздражителями, отобраны с одной-единственной целью: вызвать наиболее резкую реакцию, но это известно и Регине…
Пиа-Катарина перевела взгляд на Регину, которую по-прежнему вертели на стуле из стороны в сторону, — похоже, она потеряла всякое душевное равновесие. А как насчет воли, самообладания? Взглянув украдкой на энцефалографы, координаторша, к своему ужасу, заметила множество волнистых линий, местами резко подскакивавших. Когда тест завершился, ей незачем было спрашивать о результате. И когда Эстер сообщила его, Пиа-Катарина лишь пожала плечами. Таким образом Регине не удалось избежать самого худшего — третьей фазы проверки, казавшейся координаторше неприличной и садистской, но имевшей, разумеется, свои причины. Теперь речь шла уже не о перерождении, а самой крайней степени деградации, возможной в их государстве. Причем результаты этого испытания отразятся не на одной Регине, но и на всех членах ее клана: матери, из клеток которой она выращена, матери матери, сестер, которые во всем похожи на нее…
Это было как бы своеобразным развитием теста Сонди. Только испытуемому показывали не снимки психопатов, а фотографии молодых мужчин. Причем не только лица, но и тела — сначала в одежде, потом обнаженные. И в этом случае не было нужды определять состояние испытуемого по его внешнему виду, полагаться на субъективные впечатления: электронные приборы молниеносно и безошибочно отмечали малейшие изменения в эмоциях, даже глубоко спрятанных.
Пиа-Катарина принадлежала к старейшему из ныне живущих поколений, она еще застала мужчин. Она принадлежала к числу тех, кто преисполнился страха перед разлагающей силой мужчин, и она же была одной из воительниц, добившихся происшедших затем перемен. Она и ее сторонницы добились своего: мужчин не стало. И хотя они воспользовались для этого наиболее гуманным методом, Пиа-Катарине не хотелось больше об этом вспоминать. Ей претили воспоминания о мужчинах, о старых картинах и иллюстрациях из энциклопедии, учебников, фотоальбомов и журналов.
Но Регина? Регина знала одних женщин, мир мужчин она себе не представляла. Что ей известно об их отталкивающих качествах, их эгоизме, самоуверенности, разрушительной сущности? Может ли она ненавидеть мужчин? Презирать их? Находить отталкивающими?
На экранах появились первые кадры: на растровом, перед Региной, крупным планом; на экранах видеофонов — десятки уменьшенных изображений. Все как по команде на них уставились, — побледнев или порозовев от волнения, в зависимости от характера. Напрягались до судорог шейных мышц, до дрожи в руках. Среди присутствовавших было много молодых женщин сотрудниц координационного центра, членов корпуса безопасности, гостей из школ и университетов. Мужчины должны были казаться им монстрами, чужеродными существами, карикатурой на известных им людей — женщин. Но так ли это в самом деле? Пиа-Катарина еще раз пробежала взглядом собравшихся, остановившись, наконец, на Регине. Было ли то, что она, как ей показалось, прочла на лицах, действительно выражением отвращения и испуга? Находила ли Регина мужчин отталкивающими? И вдруг Пиа-Катарина осознала, что это не обязательно так. Эти девушки никогда не видели живого мужчину… Может быть, необычное, незнакомое, опасное привлекает их?
Пиа-Катарина закрыла глаза. Она не желала никого больше видеть — ни мужчин на экранах, ни зрительниц, ни психологов, ни Регины. Способность видеть и слышать она обрела только после того, как Эстер осторожно коснулась ее плеча. Эстер не сумела скрыть своего торжества, когда сказала:
— Досадно, Пиа, весьма сожалею. Но ты, конечно, не догадывалась… Хочешь заявить протест?
Координаторша понимала: Эстер только и ждет, что она заявит протест. Это дало бы корпусу безопасности повод заняться ею самой. “А наши задачи, — подумалось ей, — наши цели… и именно сейчас! Восстание в пограничном районе, растущее сопротивление недовольных, оппозиционные группы внутри страны, молодежь, которой так трудно руководить, которая не верит на слово…” Все это проблемы, которые она призвана решить, если хочет видеть сообщество колыбелью обещанного им вечного мира. Того мира, во имя которого и было все сделано… Именно этим задачам обязана она подчинить все свои мысли. Что по сравнению с ними личные пожелания, симпатии или слабости?!
Она поднялась, выпрямилась и предстала перед Эстер по-прежнему внушающей уважение, как и многие годы подряд.
— Результат неоспорим, — сказала она. — Благодарю всех за бдительность. Почему я должна заявить протест? Делайте что положено.
Выходя из зала, она не оглянулась на Регину.
Вечером она вышла из здания центра через черный ход и направилась домой пешком. Ей хотелось побыть под чистым небом, подышать свежим воздухом. Слегка попахивало речной водой, и она с гордостью подумала, что вода, которая лениво катит там, в устье реки, — чистая. “Хотя бы этого мы добились”, — сказала она себе.
Издалека послышался треск мотоциклов, — это целый рой девушек-рокеров в облегающих костюмах из черной кожи мчался по улице, образуя некое подобие стрелы, как рой межконтинентальных ракет. “Не будь я настолько уверена, что мы все сделали правильно, впору прийти в отчаяние”, — подумала Пиа-Катарина.
Она глубоко вздохнула и пошла дальше мелкими, твердыми шагами.
Фридрих Дюрренматт
Операция “Вега”
ГОЛОСА:
СЭР ХОРЭС ВУД.
КАПИТАН ЛИ.
ПОЛКОВНИК КАМИЛЛ РУА.
ВОЕННЫЙ МИНИСТР.
МИНИСТР ВНЕЗЕМНЫХ ТЕРРИТОРИЙ.
СТАТС-СЕКРЕТАРЬ.
ДЖОН СМИТ.
ПЕТЕРСЕН.
ИРЕНА.
БОНШТЕТТЕН.
ГОЛОС.
МАННЕРХАЙМ. Господин президент Свободных Соединенных Государств Европы и Америки. Возвращаясь к теме нашей беседы, позволю себе воспроизвести магнитозаписи, которые согласно вашему желанию господин президент, были сделаны мной во время операции “Вега” и касаются его превосходительства сэра Хорэса Вуда, а также проведенных им переговоров. Остаюсь, невзирая на переживаемое нами смутное время, вашим неизменно преданным и почтительным слугой. Доктор медицины, сотрудник секретной службы Маннерхайм.
Начинаю с записи, сделанной во время старта.
ГОЛОС. Пассажиров планетоплана “Вега” просят занять места.
ВУД. Это относится к нам, Маннерхайм. Время покинуть Землю. Все остальные уже на борту.
МАННЕРХАЙМ. Прошу ваше превосходительство надеть шляпу и темные очки.
ВУД. Разумеется, разумеется.
МАННЕРХАЙМ. Нас могут опознать шпионы.
ВУД. Этого всегда следует опасаться.
МАННЕРХАЙМ. Это ваш первый вылет в космос, сэр Вуд?
ВУД. Да, первый. Вы, разумеется, удивлены. В наши дни каждый ребенок летает на Луну, соверши” т путешествие на Марс. Наши мечты стали явью, но и очень люблю Землю и очень не люблю мечтать. К тому же, как я слышал, ни на одной планете нет климата, который и вполовину подходил бы нам так, как земной.
МАННЕРХАЙМ. Справедливо замечено, ваше превосходительство.
ГОЛОС. Пассажиров планетоплана “Вега” просят занять места, пассажиров планетоплана “Вега” просят занять места.
Шаги.
КАПИТАН. Ваше превосходительство…
ВУД. Вы капитан корабля?
КАПИТАН. Так точно. Капитан Ли. Разрешите проводить ваше превосходительство в каюту.
ВУД. Вы слишком любезны с людьми вроде меня, капитан. С министрами иностранных дел надо вести погрубее.
КАПИТАН. Сюда, пожалуйста.
ВУД. Как здесь все непривычно!
КАПИТАН. Доктор Маннерхайм остается в распоряжении вашего превосходительства.
ВУД. Благодарю.
МАННЕРХАЙМ. Разрешите застегнуть на вас ремни, ваше превосходительство?
ВУД. Пожалуйста.
МАННЕРХАЙМ. Так будет надежно?
ВУД. Вполне.
МАННЕРХАЙМ. Я принесу вам корамин. А пока что подам в каюту кислород и гелий.
ВУД. Как вам угодно.
Тихое шипение.
МАННЕРХАЙМ. Не желает ли, ваше превосходительство, наблюдать за взлетом?
ВУД. Непременно.
МАННЕРХАЙМ. Вы видите ракетодром.
ВУД. Он огромен. На нем ни души.
