Виталий Вавикин - Добро пожаловать в будущее
– Присоединишься? – спрашивает Хунган. Его голос звучит монотонно, словно происходящее ему в тягость. Черные глаза сверкают в темноте. Унси поднимает голову. На ее лице не то истома, не то усталость. – Я могу делать это часами, а ты? – спрашивает Хунган Бирса. Его движения все так же резки и размеренны. По мускулистой груди скатываются струйки пота.
– Я подожду на улице, – говорит Бирс.
Он выходит из квартиры, сидит на лестнице и пытается заснуть. Где-то далеко лает киберсобака.
– Эй, ты чего здесь делаешь? – спрашивает сосед по имени Мано.
Он выходит из своей квартиры, щурится, пытаясь привыкнуть к темноте. Бирс не знает его. Он почти заснул, прижавшись к перилам, и теперь зол. Мано подходит ближе, бормочет проклятия себе под нос.
– Я думал, ты художник, – говорит он. – Вы, белые, в темноте все на одно лицо.
– Художник? – Бирс растерянно поворачивает голову. – Тот самый художник, что живет во внутреннем городе?
– Ты его знаешь?
– Наслышан.
– Когда-то он часто бывал здесь. – Мано садится рядом, предлагает Бирсу синтетическую сигарету, называет свое имя. – А как зовут тебя?
– Бирс. Джонатан Бирс.
– Бирс… – тянет он, словно желая убедиться, что сможет запомнить. – Белые здесь редкость. Ты пришел к Унси, Бирс?
– Я живу у нее.
– Почему сейчас здесь?
– Потому что там сейчас Хунган.
– Наш Хунган?
– Я не знаю.
– Ты не должен обижаться на Унси за это. Хунган заботится о ней. Оберегает.
– Я не обижаюсь.
– Если бы не он, то Унси могла стать такой же, как ее сестра. Она говорила тебе о своей сестре?
– Немного.
– Ее звали Мейкна. На нашем языке это означает «счастливая». Я знал ее мужа.
– Кажется, он убил себя?
– Хунган говорит, что духи забрали его душу и разум, поэтому он наложил на себя руки.
– Я не верю в духов. Особенно в духов вуду.
– Никто не знает, как оно на самом деле. – Мано курит какое-то время молча. – Хотя знаешь, Эну всегда был странным… И его друг Адио… И художник… Они втроем всегда рассказывали о странных вещах. Всегда отличались от нас… – Мано снова смолкает. – Теперь в живых остался только художник.
– Он тоже когда-то жил здесь?
– Нет. Он и Адио жили во внутреннем городе.
– Как же вы познакомились?
– Стена была не всегда. – Он улыбается и говорит, что когда-то они учились в одной школе. – Когда-то в этом городе была всего одна школа.
– Когда-то люди думали, что Третьей мировой войны не будет.
– Да. Верно. Когда-то. Когда-то даже глава безопасности Дюваль считал нас своими друзьями.
– Вот как?
– Да. Когда-то очень давно. – Мано поднимается на ноги, предлагает пойти к нему.
В квартире пахнет грудными детьми, куревом и пшеничной синтезированной кашей.
– Это уже третий, – говорит шепотом Мано, показывая вглубь комнаты.
Возле ночной лампы сидит худая женщина и кормит младенца грудью. Она поднимает на Бирса усталые глаза.
– Это наш новый сосед, – говорит Мано.
Женщина кивает. Ребенок срыгивает. Из полной груди матери продолжает сочиться молоко.
Бирс и Мано проходят на кухню. На столе грязная посуда и крошки синтетического хлеба. Мано спрашивает Бирса о работе, о замке.
– Говорят, там едят только натуральную пищу.
– Такая же синтетика, как и здесь. – Бирс вспоминает Унси и невольно сравнивает ее с Ханной, Бриной, Розмари. Невольно сравнивает их всех, потому что между ними есть связь – художник.
– Так и о чем будет твоя первая статья? – спрашивает Мано.
Бирс пожимает плечами, говорит, что станок еще неисправен, что многое предстоит сделать.
– Напиши про мертвецов вуду, – советует Мано. – Эну и Адио до самой смерти верили в эти легенды.
– А художник?
– Художник тоже верил… До того как Адио стал принимать синтетические наркотики. После он почти не появлялся здесь. А нам во внутренний город так просто не пройти.
– Художник тоже принимал наркотики?
– Нет. Не думаю. Хотя, если вспоминать его картины в детстве, его рассказы о снах, которые он видит…
– Что за сны?
– Да как у всех, думаю. Просто… Просто он описывал так много деталей. Жутких, ненормальных. Смерть. Бьющиеся небеса. Он рисовал об этом и показывал нам. Унси говорит, что возле него много злых духов, которыми он поделился с Адио и Эну.
– А ты как думаешь?
– Я думаю, что они всегда были странными. Не такими, как мы. Незадолго до смерти Эну передал мне слепок своего сознания, сказав, что там есть отпечаток его воспоминания, где они с Адио поймали мертвеца вуду.
– И что они с ним сделали?
– Не знаю. В этой части города машины для переноса редкость.
– Ты мог бы обратиться к художнику.
– И спятить, как спятили Эну и Адио? Нет уж. Мне о детях надо думать, а не о теории заговоров, культах вуду и апокалипсисе. Этого безумия в голове и так много без чужих мыслей.
– Понятно. – Бирс смотрит за окно, в ночь. – А эта запись… Она еще есть у тебя? – спрашивает он Мано.
– Где-то была.
– Ты можешь продать ее мне?
– Решил написать об этом в своей газете?
– Пока не знаю, просто интересно. – Бирс пожимает плечами. – Пока и газеты нет.
Глава тринадцатая
– Тебе нужна машина для переноса отпечатков сознания? – удивляется на следующий день Брина. Бирс пожимает плечами.
– Ты покажешь мне, как пользоваться машиной?
– Конечно, – Брина становится неожиданно серьезной, изучает картридж отпечатков воспоминаний Эну. – Здесь слишком много информации, – говорит она. В ее темных глазах горит интерес. – Скажи, какой именно отпечаток жизни тебе нужен?
– Я пока не знаю.
– Кому вообще это принадлежит?
– Это важно?
– Не знаю, – Брина хмурится. – Наверное, нет.
Она показывает, как включить машину, как выбрать нужную секцию воспоминаний. За окнами вечер, и Брина предлагает пойти к ней.
– Я останусь в типографии.
– Я могла бы помочь, если что-то пойдет не так. В прошлый раз…
– Не напоминай мне о том, что было в прошлый раз, – Бирс злится, хочет, чтобы она ушла.
– Эти воспоминания принадлежат какой-то женщине, да?
– Нет.
– Тогда я совсем ничего не понимаю. – Брина хмурится, вздыхает тяжело несколько раз. – Если передумаешь, то я буду дома ждать тебя. Одна.
– Не жди.
– Все равно буду.
Она уходит, оставляя противоречивые чувства, воспоминания.
– Странная девушка, – бормочет Бирс.
Он закрывает двери и включает машину переноса отпечатков сознания. Меню управления вспыхивает синим светом. Установить датчики на виски. Впрыснуть в глаза специальные капли. Установить фиксатор для век. Выбрать нужный блок воспоминаний. Бирс не двигается. Просто сидит и смотрит на машину. Но решение уже принято. В памяти всплывает первая встреча с Унси и Хунганом, когда он только пришел в этот город.
– Ты ведь не веришь в вуду, – говорит Хунган. – Но ты знаком с нашей верой. Откуда? Кто послал тебя?
– Любопытство, – говорит Бирс.
– Любопытство? Боюсь, это очень жестокий и неблагодарный дух. От него не стоит ждать ничего хорошего.
– Мы с ним давно вместе.
– Но тем не менее когда-нибудь он убьет тебя.
– Я знаю, – Бирс улыбается. Улыбается в прошлом, в своих воспоминаниях. Улыбается в настоящем. Здесь.
Он включает машину, но продолжает думать о встрече с Унси и Хунганом, об их вере. Знания перед глазами – словно вырезки из старых газет.
Вуду. Тридцать миллионов человек. Язык фон. Невидимая сила. Одна большая древняя синкретическая система. Религиозные верования, появившиеся среди потомков чернокожих рабов, вывезенных из Африки. Один Бог-создатель, не участвующий в жизни своих созданий, и духи лоа, сотворенные тем самым Богом, которым молятся и которых почитают, как старших членов семьи. Человек и несколько душ внутри него. Еще совесть – посол Бога. От зла спасают очистительные жертвоприношения и талисманы. Музыка и танцы – ключевая часть ритуалов. В качестве святилища выбирается обычное жилище. Трое барабанщиков выстукивают четкий ритм, причем каждый свой. Поется песня-прошение: «Папа Легба, отвори ворота. Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти. Отвори ворота, чтобы я смог возблагодарить лоа». Танцы вокруг столба-шеста. Струйки воды – магический круг. Экстатическая пляска под звук барабанов. Женщины в белых платьях, а мужчины в костюмах…
Зеленый луч проникает в глаза, приносит загруженные в машину воспоминания Эну. Его чувства. Его страхи. Его мечты и фантазии. Его жизнь…
Глава четырнадцатая
Старуха Мамбо любит устраивать вудуистические сантерии. У нее три дочери. Одна из них замужем, и муж принимает участие в этих церемониях. Вторая дочь – вдова. Они похоронили ее мужа недавно. Его забрал Дамбала. Дух древний и злой. Он поселился в теле мужа второй дочери, одолевая его жаждой. Он не пропускал ни одной сантерии. Пил, пил и пил…. Пил, пока не умер. Но и после смерти Дамбала не пожелал отпускать его. Вечный зомби. Муж второй дочери стал им еще при жизни, одержимый жаждой. Спал и пил. Спал и пил. И жажда эта была настолько сильной, что заставила его подняться с анатомического стола. Старуха Мамбо знала, что сплетни не врут. Мужа второй дочери остановила не смерть. Его остановил патологоанатом, вырезавший его желудок. Муж второй дочери поднялся со стола, вышел на улицу, но, осознав, что в животе его больше нет бездонного бурдюка, который должен быть наполнен, отошел в мир иной. Ничего. Такое иногда случается. Старуха Мамбо знает это, и знает Эну, потому что он внук старухи Мамбо.
