Александр Проханов - Человек звезды
Глава пятая
Глава губернской наркомафии Джебраил Муслимович Мамедов был похож на добродушного лягушонка. Пухленькое округлое тельце. Растопыренные аккуратные пальчики. Выпуклые темные глазки. Длинный рот, из которого во время смеха высовывался большой розовый язык. Так и хотелось запустить Джебраила Муслимовича в таз с водой и смотреть, как он станет плавать от одного эмалированного края к другому, потешно толкаясь перепончатыми ножками.
Но сейчас Джебраил Муслимович пребывал не в тазу, а в маленьком рабочем кабинете, который был оборудован в отдаленном закоулке городской дискотеки с шутливым названием «Хромая утка». Сюда с вечера собиралась городская молодежь, глотала горячительные таблетки и под грохот ударников, среди лазерных вспышек, танцевала до утра, иногда отлучаясь из танцевального зала, чтобы сделать безболезненный укол в вену или провести чуткой ноздрей вдоль дорожки белого порошка, после чего мир начинал казаться огромной перламутровой пуговицей, пришитой к голубому бюстгальтеру.
Сейчас дискотека приводила себя в порядок после ночных радений. Уборщицы собирали шприцы, разбросанные бумажные пакетики, приметы скоротечной любви. А Джебраил Муслимович, вооруженный калькулятором, подсчитывал недельную выручку. Кабинет ничем не напоминал восточное происхождение хозяина. Только висела в углу нарядная восточная лампа с бисерными нитями и стояла резная скамеечка, инкрустированная перламутром. Считая деньги, он принимал появлявшихся время от времени посетителей.
Явился к нему цыганский барон Роман, который был главным среди цыган, сбывавших в губернии крутой героин, анашу и всевозможные бодрящие травки, а также лесные грибы, рождающие галлюцинации. Барон выглядел так, словно играл в театре «Ромэн». Черная, до синевы, борода. Смуглое лицо с фиолетовыми, сладостно взирающими глазами. Золото зубов в красногубой улыбке. Шляпа на голове. Шелковая жилетка с толстой золотой цепью карманных часов. Он пришел к Джебраилу Муслимовичу пожаловаться на следователей, которые отправляют в тюрьму одного цыгана за другим, подлавливая на мелком сбыте безобидной травяной дури, так что вскоре в таборе не останется людей.
Мамедов благосклонно выслушал Романа, обещал поговорить с генералом и, прощаясь, заметил:
— Ты своим людям скажи, пусть, перед тем как в зону идти, золотые коронки снимут. А то там много золотодобытчиков из блатных.
Следом пожаловал чеченец Ахмат, который контролировал таджиков, а те, в свою очередь, поддерживали поток героина по маршрутам из Афганистана в Среднюю Азию и Россию. Ахмат был милый, скромный брюнет с неопрятной щетинкой, в скромном костюме, и никто бы не сказал, что это отважный воин, воевавший в чеченских горах вместе с арабом Хаттабом и собственноручно отрезавший головы пленным контрактникам. Теперь он жил в добротном трехэтажном дворце в престижном районе города П., очень редко пускал в дело свой пистолет, разве что обнаружив в среде таджиков стукача или гнусного воришку. Он пришел к Мамедову с предложением расширить зону влияния на соседний регион, для чего следовало застрелить конкурирующего дагестанца Расула. Мамедов внимательно выслушал уважаемого партнера и отговорил его от торопливых решений. Объяснил, что сферой их интересов являются районы полярного Урала, где открываются новые рудники и скапливаются большие массы людей, еще не охваченных их бизнесом.
— Ты бы лучше съездил на севера, Ахмат. Там кое-кто уже приторговывает. Поговори с ними как горец. Наведи «конституционный порядок».
Пожаловал из Питера поставщик метадона и таблеток, под названием «скорость». Лаборатории Северной столицы синтезировали наркотик похлеще героина, а таблетки «экстази» доставлялись из Голландии. Поставщик носил кличку Химик, был благовидным господином с аккуратной бородкой, розовыми щеками и добрыми глазами, синевшими сквозь линзы дорогих очков. Он извлекал из кармана клетчатого пиджака батистовый платок и вытирал капельки пота на лбу, розовые, как арбузный сок. Он сообщал Мамедову, что лаборатории начали выпуск синтетических таблеток, вполне заменяющих «экстази», но более дешевых, и он привез на пробу первую партию этого препарата.
— Мы не чураемся новизны. Мы не какие-нибудь упертые консерваторы. Но, как говорим мы, русские: «Доверяй, но проверяй». Приму малую партию и проверю ее сегодня в «Хромой утке», когда начнутся ночные пляски.
Нанес визит полковник полиции, симпатичный, добродушный, с деревенским лицом и уральским говором. Просил увеличить месячные отчисления, потому что замучили расходы по строительству нового дома, который он хотел бы построить на манер французского замка.
— Мишенька, — ответил ему Мамедов, — постарайся построить дом, чтобы он не выглядел краше губернаторского. А то ведь станет завидовать, и начнутся ненужные гонения. Отчисления увеличу, но и ты не останься в долгу. Из Москвы приехал следователь и начал копать под цыган. Устрой ты ему, Мишенька, ДТП на лесной дороге и зарой где-нибудь под елкой вместе с машиной. А мне привези его два глаза. За каждый заплачу по отдельности.
Не оставил Мамедова без внимания и генерал нарконадзора. Дородный, шумный, жизнелюбивый, пахнущий вкусным одеколоном. Приглашал Мамедова на свой день рождения, на котором будут все именитые люди губернии и приедет специально выписанный из Китая пиротехник, который устроит фейерверк из тысячи ракет и шутих.
— Ну как же не прийти на ваш праздник, дорогой Федор Тихонович. Если бы не позвали, все равно бы пришел. Вы как-то оговорились, что хотели бы поездить на джипе «Чероки». Так что прибуду с подарком.
Не удивился Джебраил Муслимович, когда порог его кабинета переступил местный поэт Семен Добрынин, могучий, как медведь, с косматой, нечесанной головой, с бородой отшельника и странно тонким, почти писклявым голосом, которым просительно, по-бабьи, выпрашивал оказать содействие в издании книжицы стихов. Мамедов слыл покровителем местных литераторов, сам был любителем русской словесности и не отказывал просителям, поощряя литературные дарования.
— Прочел бы ты мне свой стишок, Семушка. Очень мне нравятся твои стихи про Россию.
Поэт с готовностью принял позу эстрадного чтеца, откинул гривастую голову, воздел молитвенно глаза и начал читать.
Беру котомку и иду в сторонку дальнюю.Моя Россия, мать многострадальная.Твой Блудный сын тебя не защитил,Но горький стих тебе я посвятил.
— Чудесно, Семушка. Ты наш Есенин, — восхищался Мамедов, — издавай свою книжицу во славу русского языка, великого и могучего. Я хоть и азер черножопый, но нет для меня ничего драгоценней русской поэзии. Пиши дальше, и знай, что есть среди твоих поклонников скромный уроженец Кавказа, для которого Россия — святая мать.
Отпустив растроганного поэта, Джебраил Муслимович уже собирался покинуть свою резиденцию и отправиться в загородный ресторанчик, принадлежавший соотечественнику Гейдару, чтобы отведать специально для него приготовленные бараньи семенники. Но на пороге возник господин, невесть как проникший минуя охрану.
Джебраил Муслимович испугался, но не подал виду. Только тревожно забегали выпуклые глазки и растопырились пальчики рук, отчего сходство с лягушонком стало еще разительней.
Господин лучился как масленый светильник. Медовая улыбка источала благодушие. Поклон, который он отвесил, выражал глубокое почтение, словно гость был наслышан о добродетелях Джебраила Муслимовича и явился, чтобы воочию в них убедиться.
— Извините, Джебраил Муслимович, что я прямо так, без предупреждения. У дверей никого не было. Должно быть, охранник пошел в туалет, ибо и охране ничто человеческое не чуждо, — мило пошутил визитер. — Позвольте представиться. Маерс Виктор Арнольдович, Президент международной академии искусств. Ах, вы про это? — он тронул малиновое пятно на лбу. — Это так, пустяки, родовая травма.
И Мамедов поймал себя на том, что и впрямь на долю секунды подумал о происхождении пятна, напоминавшего лепесток шиповника.
— Позвольте присесть, — не дожидаясь позволения, гость удобно уселся в кресло, положив ногу на ногу.
Мамедов чутко следил за незнакомцем, внушавшим ему подозрение, — не тот ли это московский инспектор наркоконтроля, который тайно явился в город П., чтобы обнаружить изъян в работе подведомственной организации?
— Возможно, вам покажется странным мой визит, — заранее извиняясь, произнес Маерс, — но я приехал в ваш замечательный город не с целью что-либо вынюхивать или разведывать, а с намерением провести фестиваль искусств, который привлечет к вашей губернии внимание всей России, Европы и даже мира.
Тревога Мамедова росла, ибо он слышал, что некоторых спецагентов обучают приемам угадывать чужие мысли. И как собаки кинологов улавливают запах наркотиков, так агенты умеют считывать мысли наркоторговцев.
