Роберт Хайнлайн - Дорога Славы
— Это не займет много времени, — бодро сказала она и перекатила аппарат к столу. — Не двигайтесь, пока протектор соединен с вами, никаких движений и дышите неглубоко.
Она присоединила ко мне с полдюжины трубок; они прикреплялись там, куда она их прикладывала. Она надела себе на голову какой-то, как я подумал, причудливый стетоскоп, но после того как она приладила его на место, он закрыл ее глаза.
— Вы и внутри симпатичны, Оскар. Нет, не надо разговаривать. Она не снимала руки с моего предплечья, и я ждал.
Пять минут спустя она подняла голову и убрала все соединения.
— Все, — весело сказала она. — Больше никаких вам насморков, мой герой, да и та дизентерия, которую вы заполучили в джунглях, больше не будет вас беспокоить. А сейчас мы идем в другую комнату.
Я соскочил со стола и потянулся за своей одеждой. Стар сказала:
— Там, куда мы отправляемся, она не будет вам нужна. Полная экипировка и оружие будут обеспечены.
Я замер с ботинками в одной руке и трусами в другой.
— Стар…
— Да, Оскар?
— Что все это значит? Вы поместили это объявление? Оно предназначалось для меня? Вы на самом деле хотели для чего-то нанять меня?
Она глубоко вздохнула и с расстановкой сказала:
— Я давала объявление. Оно предназначалось для вас, и только для вас. Да, предстоит тяжелая работа… в качестве моего защитника. Нас ждет много приключений… большое богатство… и еще больше опасностей — и я очень боюсь, что ни один из нас не переживет всего этого. — Она посмотрела мне в глаза. — Ну как?
Я мысленно поинтересовался, долго ли меня держали в обитой войлоком палате. Но ей я так не сказал, потому что если я очутился, в этом месте, она-то уж вовсе не была там. А я хотел, чтобы она была тут, больше, чем я когда-нибудь чего-нибудь хотел. Я сказал:
— Принцесса… вы наняли себе слугу.
У нее прервалось дыхание.
— Идемте скорее, время не ждет.
Она провела меня в дверь за шведской модерновой кушеткой, расстегивая на ходу пуговицы на халате и молнию на юбке, не глядя, куда падает одежда. Почти мгновенно она оказалась в том виде, в котором я впервые увидел ее на пляже.
В этой комнате окон не было, стены были темные и неизвестно откуда падал матовый свет. Рядком стояли две низкие кушетки, они были черного цвета и походили на посмертные ложа, другой же мебели не было. Как только дверь позади нас закрылась, я внезапно осознал, что комната была мучительно, неестественно заглушена; голые стены не отражали ни звука.
Кушетки стояли в центре круга, который был частью большого чертежа, выполненного мелом или белой краской на голом полу. Мы вступили в этот узор; она повернулась, присела на корточки и закончила одну линию, закрыв узор. И в самом деле, она не могла быть неуклюжей, даже сидя на корточках, даже с грудями, отвисавшими, когда она наклонялась.
— Что это? — спросил я.
— Программа, чтобы отправить нас, куда мы собираемся.
— Больше похоже на пентаграмму.
Она пожала плечами.
— Ладно, это пятиугольник могущества. План-схема поездки было бы ярлыком получше. Но, герой мой, я не могу задерживаться для объяснений. Ложитесь, пожалуйста, скорее.
Я опустился на правую кушетку, как указала мне она, но угомониться я не мог.
— Стар, вы — ведьма?
— Если вам угодно. Не разговаривайте больше, пожалуйста. — Она легла, вытянула свою руку. — И возьмите меня за руку, милорд; это необходимо.
Ее рука была мягкой, теплой и очень сильной. Вскоре свет растаял до красного, потом угас. Я уснул.
ГЛАВА V
Я ПРОСНУЛСЯ среди птичьего щебета.
Ее рука все еще была в моей. Я повернул голову и увидел ее улыбку.
— Доброе утро, милорд.
— Доброе утро, Принцесса.
Я огляделся. Мы лежали на тех же самых черных кушетках, но они стояли на свежем воздухе, в покрытой травой долине, на опушке среди деревьев, рядом с нежно смеющимся ручьем — в таком естественно-прекрасном месте, что казалось — его листик за листиком собирали и составили самые неспешные японские садовники.
Теплый солнечный свет плескался в листьях и играл зайчиками на ее золоченом теле. Я глянул вверх, на солнце, и снова на нее.
— Разве сейчас утро?
Когда мы засыпали, было около полудня или чуть позже и солнце должно было — казалось — садиться, а не вставать…
— Здесь снова утро.
Внезапно моя шишка направления закружилась, как волчок, и я почувствовал смятение. Потеря ориентации — чувство для меня новое и очень неприятное. Я не мог найти севера.
Потом все успокоилось. Север был в той стороне, вверх по течению — а солнце поднималось. Было, должно быть, около девяти утра, солнце пройдет через северную часть неба. Южное полушарие. Волноваться нечего.
Это не фокус — сделать лопуху укол наркотика при обследовании, закинуть его на борт 707-го[32] и сплавить в Новую Зеландию, когда нужно добавляя дурману. Разбудить, когда он понадобится.
Только я этого не сказал и никогда этого не думал. И это было неверно.
Она села.
— Вы голодны?
Я внезапно ощутил, что омлета, съеденного несколько — сколько? — часов назад, для растущего мальчика маловато.
Я сел и сбросил ноги на траву.
— Я мог бы съесть лошадь.
Она широко улыбнулась.
— Боюсь, что магазин Анонимного Общества Гиппофолов закрыт. Не довольствуетесь ли вы форелью? Мы должны немного подождать, так что можем заодно и поесть. И вы не волнуйтесь, это место защищено.
— Защищено?
— Безопасно.
— Понятно. Э-э, а как насчет удилища и крючков?
— Я вам покажу.
Показала она мне не рыбацкое снаряжение, а как ловить форель руками. Но я знал, как. Мы забрели в чудесный ручеек, как раз приятно прохладный, двигаясь как можно тише, и выбрали место под нависшей скалой, место, где форель любит собираться и думать — рыбий эквивалент клуба джентльменов.
Ловля рыбы руками заключается в завоевании ее доверия и последующем злоупотреблении им. Примерно через две минуты я ухватил одну, фунта на два-три, и выбросил ее на берег, и Стар поймала почти такую же.
— Сколько вы сможете съесть? — спросила она.
— Выбирайтесь на берег и обсохните, — сказал я, — а я поймаю еще одну.
— Лучше две или три, — поправила она. — С нами будет Руфо. Она бесшумно вышла на берег.
— Кто?
— Ваш придворный.
Я не стал спорить. Я был готов поверить в семь чудес до завтрака, так что продолжал ловить завтрак. После еще двух я остановился, поскольку последняя форель оказалась самой большой из всех, мною виденных. Эти голодранцы прямо в очередь выстраивались, чтобы их схватили.
К тому времени Стар уже развела костер и чистила рыбу острым камнем. Мелочи, любая девчонка-скаут умеет создать костер без спичек. Я и сам мог бы, проведя несколько часов в этаком счастье, просто, потерев одно о другое два сухих клише. Однако я заметил, что тех двух коротких гробиков не стало. Ну да я их и не заказывал. Я присел рядом и принял эстафету чистки форели.
Стар вскоре возвратилась с фруктами, похожими на яблоки, но темно-лиловыми по цвету, и с изрядным количеством молодых грибов. Она несла добычу на широком листе, типа канны или ти, только побольше. Больше похоже на банановый лист.
У меня потекла слюна.
— Эх, если бы у нас была соль!
— Я достану. Боюсь только, в ней будет порядочно песку.
Стар поджарила рыбу двумя способами: над огнем на раздвоенной сырой палочке и на горячей плоской глыбе известняка, где был костер, — она все время передвигала огонь, поддерживая его и подкладывая рыбу и грибы туда, где он был. Этот способ мне показался лучше всего. Тонкие травинки оказались местным луком и чесноком, а крохотный клевер на вкус и на вид был похож на конский щавель. От этого, да еще с солью (которая была крупная и с песком и которую, возможно, лизали животные, прежде чем ее достали мы, на что мне было наплевать), форель была вкуснее всего, что я пробовал когда-либо. Ну, естественно, погода, обстановка и компания на это здорово повлияли, особенно компания.
Я пытался вспомнить какой-нибудь высокопоэтический способ, чтобы сказать: “Как насчет того, чтобы нам с вами обосноваться прямо тут на следующие десять тысяч лет? Законным или неофициальным образом — вы не замужем?” И тут нас прервали. Это было тем более досадно, что я изобрел несколько прелестных выражений, абсолютно новых для самого старого и самого практичного предложения в мире.
Старый плешивец гном с шестизарядкой завышенных габаритов стоял позади меня и ругался.
Я был уверен, что это ругань, хотя язык был мне незнаком. Стар повернула голову, что-то сказала негромко и укоризненно на том же языке, уступила ему место и предложила форель. Он взял форель и съел изрядную ее часть, прежде чем сказал по-нашему:
