Уилл Селф - Обезьяны
Буснер оделил задницу Джорджа Левинсона дружеским щипком:
— «Ххууу» мистер Левинсон, я понимаю, вы были заняты своей значью — но разве вы не слышали восхитительный копулятивный вопль, который только что сотряс стены сего заведения «хуууу»? Это Саймон спаривался со своей гнездальницей…
— С Сарой «хууууу»? Какая хорошая, даже превосходная новость! Я полагаю, он на пути к выздоровлению «хуууу»? Похоже, ваши весьма необычные методы, доктор Буснер, принесли потрясающие результаты.
Один из шимпанзе, внимательно следивший сначала за жестами Левинсона, а теперь и за жестикуляцией галериста с психиатром, улучил момент и поклонился Буснеру:
— «Хуууу» доктор Буснер, не так ли «хуууу»?
— Да, это я.
— Я влюблен в вашу вожачественную задницу, ваш анус — утренняя звезда на моем ректальном небе, ваша радикальная философия — луч света в темном царстве. Позвольте мне, сэр, быть вашим покорнейшим подчиненным самцом.
Буснер, растроганный столь мастерски подобранными эпитетами, со значением похлопал подставленную задницу и даже поцеловал ее.
— Благодарю вас за этот поцелуй, — показал шимпанзе, становясь на задние лапы и поворачиваясь мордой к психоаналитику-радикалу, — едва ли вы помните меня, но мы коротко почистились в больнице «Кассел-Клиник» в прошлом году.
Буснер повнимательнее рассмотрел самца — молодой, не старше двадцати пяти, с совершенно неуместным перманентом на голове.
— «Хууу» в самом деле? Вы правы, я не помню, — отзначил Буснер. — Как вас обозначают «хуууу»?
— Алекс Найт, — щелкнул пальцами самец. — Я телепродюсер. Снимал тогда документальный фильм о лечении жестикуляторных заболеваний, поэтому и оказался тогда в «Кассел»…
— Трррууннн» теперь я вспомнил, да-да, Бернард Полсон жестикулировал со мной о вас, да-да. Чем могу быть полезен «хуууу»?
Телепродюсер вновь низко поклонился, понимая, что дальнейшие жесты будут не вполне уместны для такого малознакомого Буснеру шимпанзе, как он.
— «ХууууГррнн» мне показывали, доктор Буснер, что вы лечите Саймона Дайкса «хууу»?
— Верно.
— Мне также показывали, что мистер Дайкс страдает от странного, тяжелого психоза — считает себя человеком «хуууу»?
— Да-да, эти жесты правдивы, однако сегодня вечером он продемонстрировал, насколько близок к выздоровлению, он выбил крупного самца из очереди на спаривание, в общем, он уже почти…
— Но он все еще видит себя человеком «хуууу»?
— Призначусь, что да, мы никак не можем расщепить ядро его психоза «уч-уч». Однако покажите мне, Найт, чем вызван ваш интерес ко всему этому «хуууу»?
— Мне просто любопытно, просто любопытно, доктор Буснер: я хотел узнать, не заинтересует ли вас и, естественно, мистера Дайкса перспектива поучаствовать в съемках документального телефильма «хуууу»?
— Документального телефильма «хууу»?
— Именно так. Фильма про то, как развивались ваши отношения с пациентом, как шло лечение и как все это стало возможно благодаря изобретенному вами экзистенциально-феноменологическому подходу к психическим болезням «гррууннн».
Буснер снова внимательно посмотрел на морду шимпанзе. Выражение ее не показывало ни о каком подвохе, — кроме того, телепродюсера ему представил Полсон, а Полсону Буснер доверял. Но решающую роль сыграло упоминание Найтом его философии — Найт, стало быть, с ней знаком. Возможно, с этим самцом удастся сварить кашу.
— «Хууууу» мистер Найт, вообще-то я невысокого мнения о телевидении. По моему опыту, телевизор слишком часто упрощает и кастрирует, а не просвещает. Однако в силу ряда «хуууу» неожиданно возникших обстоятельств я, возможно, буду заинтересован в жестикуляции с вами о подобном проекте. Надеюсь, у вас найдется карточка «хуууу»?
Визиток у Найта не оказалось, пришлось тыкать соседей, просить у них ручку и бумагу. Записав номера своих видеофонов, телепродюсер отдал листок Буснеру, который запихнул его задней лапой в карман, жестикулируя:
— Думаю, вы можете рассчитывать, что в ближайшее время я ухну вам, мистер Найт. Вероятность этого стремится к ста процентам…
Но тут ему пришлось оставить мистера Найта и обойтись на прощание просто взмахом лапы — со второго этажа галереи раздались душераздирающие вопли «ХууууВввррааа! ХууууВввррааа! ХууууВввррааа!». Голос, вне всякого сомнения, принадлежал Саймону Дайксу. Буснер помчался на звук, справедливо полагая, что теперь без его помощи не обойтись.
Тех немногих минут, что минули с их расставания, хватило, чтобы Саймон влип в историю. После того как художник покрыл свою гнездальницу, они уселись рядом и принялись чиститься. Это была самая приятная, самая нежная чистка за все время Саймоновой болезни. Маленькие пальчики самки расправляли, дергали и переплетали шерстинки у Саймона в паху, извлекали из шерсти сперму и влагалищную смазку, прикасались к его еще дрожащему члену.
— «Грррууннн» Саймон, так хорошо снова быть с тобой вместе, любовь моя, — настучала ему по телу Сара, — ты выглядишь гораздо лучше «чапп-чапп». Я так о тебе беспокоилась…
— «Гррннн» да, мне лучше, Сара, «чапп-чапп» верно. Я не могу показать тебе, как и почему» но мир больше не кажется мне таким уж странным. Да что там, даже когда Кен Брейтуэйт покрыл тебя прямо у меня на глазах, я не испытал ни злости, ни…
— Но… но отчего тебе злиться, Саймон «хуууу»? Твое место в иерархии непоколебимо.
Саймон глянул в ее зеленые глаза с вертикальным зрачком. Глаза животного, никуда не денешься, но художник не увидел в них ни злобы, ни страха. Он погладил ее белые волосы и показал:
— Мне сложно все это растолковать, но, как бы то ни было, я никак не отреагировал «хууу».
Тут к ним подполз означенный бонобо, а следом и остальные члены компашки, Стив, Тони Фиджис и Джулиус, барсамец из клуба «Силинк», и стройная самка, крупнее Сары, с такой же белой шерстью, но подлиннее. Видя, как двое самцов кланяются Саре, она зашипела на них через ее плечо.
— «Хууууу», — показал Саймон, — привет, Табита, за тобой все так же гоняются самцы «хуууу»?!
— «Хуууу» Саймон! — Она звонко чмокнула его в морду. — Как хорошо прикоснуться к тебе!
Джулиус тоже поцеловал Саймона и немного подержал в лапах его мошонку.
— «Хууууу» союзничище, — показал Саймон.
— «Хууууу» союзничище, — отзначил Джулиус, — позволь мне утолить твою благородную жажду.
Старые союзники беззначно расхохотались.
Джулиус, как заметил Саймон, отрастил новую эспаньолку — острием вверх, да и само острие стало острее, чем раньше.
— «Хуууу» гляжу, у тебя новая бородка, да еще острием вверх, Джулиус?
— Да «хи-хи-хи», — захихикал барсамец, — от «Жиллетт?» — лучше для самца и нет! «Хи-хи-хи-хи!»
Вновь объединенные в группу солнечные самцы и веселые самочки пребывали в столь приподнятом настроении и занимались столь пылкой чисткой, что Саймон без колебаний дал положительный ответ на вопрос Стива Брейтуэйта:
— Саймон, дорожку «хуууу»?
И компашка поползла в туалеты.
Кабинки были широкие, так что внутри поместились все семеро. Стив опустил сиденье унитаза и уселся на него верхом, измельчая кокаин и формируя лишний на крышке бачка. Саймон прилег под бачком вместе с Тони и Сарой, а Табита, Джулиус и Кен Брейтуэйт свисали с потолка, периодически щекоча пальцами задних лап сидящих внизу, те же чмокали их в ступни. Саймон взял в лапу предложенный ему банкнот, свернутый в трубочку, запихнул в ноздрю и вдохнул линию. На языке сразу стало очень кисло; повернувшись мордой к Стиву, он спросил:
— Откуда у тебя эта дрянь, Стив «хуууу»?
— От Тарквина, ну, который тусуется в клубе, — отзначил бонобо. — В целом дерьмо, конечно, но зашарашивает аа-аа-тлично, как бревном по заднице.
Саймон еще раз сильно вдохнул через ноздри, почувствовал, как кокаиновые частички низвергаются в гортань.
— Да уж, это ты точно показал, Стив, дерьмо, она, и есть дерьмо, — щелкнул пальцами Саймон. — Слава Вожаку, некоторые вещи в самом деле не меняются «хуууу»!
Но характерная теплая радость, которую сообщает кокаин, быстро развеялась, уступив место страшному беспокойству, как бывало всегда, когда Саймон нюхал кокаин в бытность человеком. Вернувшись в галерею, он собрался закурить очередную бактрианину, но подчетверенькавший сзади Джулиус показал ему:
— «Хууууу» на твоем месте, Саймон, я бы не стал сейчас курить — ты же только что занюхал линию.
— О чем ты жестикулируешь, Джулиус… — отзначил Саймон, но, собравшись провокализировать рык вопроса, закашлялся. Вступила в свои права соматическая амнезия, связанная с психозом, — по пути из туалета экс-художник забыл, что шимпанзе не могут одновременно вокализировать и дышать. Дрянной кокаин анестезировал в Саймоне многое.
Встав у стены на задние лапы, Саймон Дайкс почувствовал, как колотится сердце; его зеленые навыкате плаза забегали, оглядывая кошмарную картину — мир, населенный зверьми. Вокруг него прыгали, визжали и трахались шимпанзе с вздыбленной шерстью. Когда Саймон заглядывал им в глаза, он видел только одно — ум, чуждый, враждебный ум. Кокаин проник в растерянное сознание художника, и в результате даже солнечные самцы и веселые самочки приняли самые причудливые формы. Толпа в Галерее Саачи, все эти шимпанзе с бокалами шампанского, передвигающиеся на трех лапах, показалась Саймону труппой какого-то гигантского цирка, который приехал в город собирать деньги в пользу бедных человеческих детенышей.
