Андрей Ваон - Чемпионат
«Тёплый» отдых пошёл на пользу, и уже в январе Бобров приступил к тренировкам. И вообще, всё пошло по налаженной схеме. Дорога ширились, прямой и ровной лентой устремляясь во всё более светлеющее будущее. К лету начались робкие пока контакты с Сибирской Республикой. «Московия» обзаводилась союзниками и вне текущих границ официального государства. Империя крепла, объединяя необширные пока пассионарные общности.
Всё чаще на даче Ахметдинова, вдали от московской суеты и чужих ушей раздавались голоса, ратующие за придание Империи официального статуса.
— Юра, ты понимаешь, что нету ещё базы, нету! — возражал Тимур одному из своих основных сподвижников по Империи Георгию Петрову. Тот заведовал одновременно и лабораторией по изучению планирования на низких высотах, и производства при нём же.
— Как же нет, Тимур? Да одна «Московия» чего стоит! Ты вспомни разговор с людьми из Сибири. Они что говорили? Что у них есть экономическая база для объединения или, по крайней мере, для сотрудничества, а нет у них идеологической базы! Зато как болеют за «Московию» они в красках поведали. Отчего самостийно образовались объединительные настроения так же, как двадцать лет назад забродили мысли об обособленности. И если подтолкнуть сверху, то всё сцепится и сложится.
— Гладенько у тебя выходит, не спорю. Только если у них силы есть, потому что это как раз начальствующие люди так мыслят, то у нас есть Империя и есть пока ещё не сдохнувшее и вредоносное государство, которое противоборствует нам. Как мы примкнём к Сибири? Эдаким анклавом, коих было не счесть раньше? Порождающих кровопролитные конфликты? Как ты себе это представляешь?
— Так масса-то людская полностью практически за нас! Полностью! Никакой официоз уже с нашей популярностью не справляется, чуть сковырнуть власть, она и посыплется.
— Вот здесь и ключевой момент! Я считаю, что если ещё чуть повременить, то ничего ковырять не надо будет. Эти дрожащие наверху всякую опору потеряют, и сами сбегут, а мы и подберём. А в данный момент есть опасность вооружённого конфликта. Имеющиеся ещё силы они подкрепят ещё западными войсками, которым мы, ясно дело, поперёк горла. И прихлопнут нас.
— Так Запад захочет схавать нас и после мирного принятия власти, не вижу разницы.
— А разница есть! Так мы будем уже безо всяких внутренних противоречий единым кулаком, с остатками армии, вооружения. «Рысь», в конце концов. Мы ощеримся, и для Запада будет не самый лакомый кусок. В общем, ещё годик-другой, думаю, надо погодить. А с Сибирью сотрудничать пока на дружеских основаниях. Я ещё почему предлагаю погодить.
— Ну-ка?
— Тут Северная Италия подала голос!
— Иди ты! Тоже в симпатиях признаются?
— Мало того, тоже предлагают дружеское объединение соорудить.
— Да их же там растопчут!
— Да вот чего-то не боятся, возможно, просто рисковые парни всё это затеяли, возможно, мы чего-то не знаем и ситуация меняется. Почему и говорю, что если обождать, то силы ещё больше переформируются. И не так эти западные люди нас будут прессовать оттуда, сами подорванные изнутри.
— Хм, не скажу, что ты уж прямо убедил — кажется, что железо горячо уже сейчас и можем упустить момент — но всё же рогом упираться не стану и пока охолону.
Футбольная же «Московия» уже привычно рвалась к первому месту. Путь не был устлан розами — другие команды не стояли на месте, пытаясь противостоять гегемонии московского клуба. И как раз самые сложные соперники были из тех, кто перенимал изобретательный и умный футбол. Острая конкуренция и много напряжённых матчей стимулировали игроков и без сторонних «накачек». Настрой был запредельный, а сыгранность почти идеальная — «Московия» находилась на пике своего игрового могущества.
Интрига просуществовала вплоть до предпоследнего тура, когда в сложной борьбе на выезде «Московия» одолела хорватскую команду, новичка сезона, показавшего отличный футбол в дебютный для себя год. Тем не менее, старожилы победили и стали в третий раз чемпионами. Бобров стал в очередной раз лучшим игроком, собрав некоторое количество индивидуальных призов. Казалось, что вот-вот должен наступить момент пресыщения победами и опустошение в отсутствие стимулов. Однако ж по-прежнему была свежесть в глазах и изобретательность в ногах, что и отмечали специалисты, болельщики и журналисты. Хвалебные отзывы были привычны, и среди них терялись злобные пасквили всяких недругов.
А недруги хоть и становились меньше числом, крепли качеством. Давно уже обратили мировые центры внимание на растущую силу «Московии», выплеснувшуюся давно за пределы полей и стадионов. Политика со спортом изначально были переплетены в самой идее Чемпионата — порушить государства и нации, смешать и лишить народной памяти и традиций. Теперь же получалось, что идея вышла боком сами идеологам. Если поначалу институты сборных действительно приказали долго жить, а болели за своих лишь по территориальному признаку, забывая о ближайших соседях. Удачно насаждалась вражда между братскими и близкими народами. Государства продолжали схлопываться и перемешиваться. Самоидентификация притупилась, и люди приплетали себя к каким-то дроблённым образованиям, величиной с былые провинции. И футбол вносил ощутимую лепту во всё это действо. Болели остервенело, с ненавистью к чужим и бесконечным обожанием к своим, забывая даже о хлебе насущном.
И тут «Московия», упрямо руша эту тенденцию, поставила под угрозу всю идею размежевания и разделения, насаждения всеобщей вражды. Поставив всё тот же футбол во главу угла, клуб из Москвы заставил людей взглянуть на Игру с диаметрально противоположной точки зрения. Провозгласив однозначную идею формирования команды со своей русскостью, честностью и справедливостью, подкрепляемыми действительной футбольной силой, «Московия» увлекла многие тысячи людей. И это вразрез с планами власть имущих не только в дряхлой Русской Республике, но и в «цивилизованном» мире тоже. Клуб обложили агентами, «прослушкой» и бесконечными провокациями.
Однако же примкнувшая к Империи «Рысь» росла вместе с ней. Состоящая из военных и боевых профессионалов, людей ответственных и преданных делу, организация крепла и обретала ощутимую мощь. К двадцать девятому году, сосредоточив свою деятельность на охране объектов Империи и, в особенности, «Московии» «Рысь» удачно противодействовала робким пока попыткам сломить вектор развития клуба и организации. Однако напряжение нарастало.
На Новый Год никто никуда не поехал — все опасались удаляться от Москвы далеко в этот неспокойный период. Тимур собрал у себя на даче самых близких друзей — Бобровых с детьми и родителями, Ганжу, Шапиро и некоторых сподвижников по Империи.
Робкий мороз покрыл лужи недавней оттепели узорчатым льдом, а широкопалые снежинки кружили, редкими пятнами покрывая незимнюю пока ещё землю. В просторной гостиной потрескивал небольшой камин, а гости и хозяева были заняты несильно сложными и приятными приготовлениями к праздникам.
— Прямо получается как-то гротескно: женщины режут салаты, мужчины занимаются мясом, дети и те, кто ничего не умеют, наряжают ёлку, — прокомментировал улыбающийся Бобров, нарезая мясо и поглядывая на Ганжу, возившегося с близнецами возле ёлки. Мальчишкам было нисколько не скучно среди взрослой компании. Им доставалось внимания ото всех, кроме всего прочего, они были самодостаточны в развлечениях и вдвоём. Но сейчас колоритный «Дядя Серёжа» доставлял им немалую дозу веселья и удовольствия. Они заползали на его широченную спину, дёргали его за могучие руки и всячески провоцировали его на страшные гримасы. Тот с удовольствием поддавался на эти игрища.
— Да ладно тебе, он с ребятами занимается, — укорила мужа Лера.
Атмосфера праздничного уюта сглотнула нервозность предшествующих дней, народ расслабился и довольствовался таким редким для них развлечением, как поговорить ни о чём, попутно немного чревоугодничая. Однако ж разговоры крутились всё вокруг до около. Смело смотрели вперёд, пытаясь понять, что ждёт их в наступающем году.
— Всё думаю, что в этом году как раз настанет тот момент, о котором с тобой, Тимур, говорили, — рассматривая пузырьки шампанского в бокале, сказал Петров.
— Ох, ты опять за своё? — вздохнул Тимур и схватил кусочек какого-то мяса. — Это наше мяско, с одного из имперских хозяйств, — хвастаясь, он с наслаждением заглотил еду.
— Мы прямо, как те парни из «Таинственного Острова» Жюль Верна, — засмеялся вдруг Владимир Викторович, — среди дикой жизни обособились, обжились и сложили даже некое подобие цивилизации.
— Передовой, замечу, цивилизации! — поднял палец вверх Петров. — Так что не гони волну, Вова, на наши достижения.
— Да ладно, ладно. Я и сам, в общем-то, причастен. И принижать успехи не намерен, но так, дабы сбить немного пафос и добавить иронии. Ведь это почти никогда не помешает?
