Николай Воронов - Сам
— Кивушка («Такт, элегантность…»), сегодня у меня не найдется и минутки свободной.
— Наполеон Первый умел делать сразу три дела.
— То Наполеон!
— К его годам ты при желании будешь делать пять дел. Бэ Бэ Гэ выучился делать два дела: размечает день приема и диктует конституцию, подписывает постановления и пропесочивает провинившегося министра… Что характерно, во время свиданий позволил телефонисткам соединять его по делам средней важности. Пикантные картинки возникают.
— Он что, рассказывает?
— Делится. Священному автократу разрешается все, что заблагорассудится.
— Кто такое разрешение дал?
— Для правителя, которому передоверил власть звездный бог, ограничений нет. Вообще-то он любитель пикантных ситуаций. Я ему жена, фактически одиночка. Он приезжает, делится, советуется. К ночи — во дворец.
— Женился для проформы?
— Однажды он сказал: «Я — множество людей». Как-то еще: «Я — натура благороднейшая из благороднейших». Все, кого я узнала с детства, мне кажется, не давали отчета себе о самих себе и все ждали и ждут чего-то неизвестного от себя, конечно, поразительного. Он как-то разоткровенничался: «Мой мозг — целая кибернетическая система. Пока человек идет по кабинету к моему столу, пока я приветствую его и предлагаю сесть, мой мозг уже просчитает, чего можно ожидать от пришельца в сей раз, через год, десятилетие, четверть века. Единственный, чье изменение не поддается просчету, мой персональный любимец Курнопай. Непредсказуемый человек. Человек-притча. Человек-аллюзия».
— Кивушка («Она вроде умненькая? Может, и не такая расчетливая, как чада бомонда? А, лукавство! Воспитали…»), ты склонна доверять самооценкам нашего замечательного предводителя?
— Склонна. Но полагаюсь на его исключительные откровенности. Почему он женился на мне? Не всех, к кому причастен Курнопай, он способен любить, но их почитает он с непременностью. Мои родители среди первых соратников Бэ Бэ Гэ. Однажды они прокололись. Он простил. Сплошная признательность. Надо сделать их бесповоротными соратниками, почему и женился.
— Ты назвала две причины. («Я не верю в Болт Бух Грея платоника».) А есть главней причина.
— Нет, мой дорогой посвятитель.
— Именно есть. («Притворяется или не сознает своей привлекательности?») Я… Не в моей натуре…
— Ага, не в твоей натуре.
— Что «ага»?
— То «ага», что ты хочешь сказать: отношение мужа ко мне расходится с его сексапильностью?
— А вот и не угадала. («Эх, надо было подтвердить. Собственно, зачем доискиваться до интима?») Бывает неотразимая привлекательность…
— Не у меня ли неотразимая привлекательность?
— Именно.
— История с моим посвящением… Спасибо, погладил душу.
— Да не комплимент, клянусь САМИМ.
— Почему он не любит? Ты не любишь?
— Не в личном плане подходил, в объективном. Ты очень привлекательная. Смотрю на тебя, а на языке вертится: «Чудо женственности!»
— Только теперь открылось?
— Раньше видел. Сквозь неприязнь.
— А Фэйхоа?
— В Индии, как пишут, замужняя женщина не видит никого из мужчин, кроме мужа. Я, как индийские женщины, не видел никого, кроме Фэйхоа. Я стыжусь, что сегодня увидел тебя.
— В смысле раскаяния?
— Не определилось.
— Я определю. Ты почувствовал… Но ты не подумай, что хвалюсь. Я защищала тебя. Я нашла ходы. Не декрет — закон, не меньше. Конечно, Бэ Бэ Гэ предан своему мальчишескому культу Курнопы-Курнопая. Бабушка Лемуриха, ты должен знать, прости, чуть не сбила Бэ Бэ Гэ с панталыку. Он чуткий, он мудрец! Он в ней разочаровался. О тебе, о вашей семье он никогда грубого слова. О ней сказал: «Начальстволюбивая старуха. И властолюбивый окорок». Прав, ты думаешь, священный автократ?
— Бабушка Лемуриха мне заменяла отца с матерью. Ее недостатки небезызвестны мне. Тем не менее обсуждать ее не стану.
— Ты — держревизор, почему и должен быть совестью номер один в нашем обществе. Беспощадный к чужим, ты обязан быть еще беспощаднее к оценке родственников.
— Намек на Скуттерини?
— Говорю обо всем в идеале. Вообще-то тебе применять идеал необходимо в равной степени к Скуттерини и к бабушке Лемурихе. Выяснится, что он и бабушка Лемуриха — совместные хищники, ты не щади ни ее, ни Скуттерини.
— Завязать мою бабушку с экономическим гангстером международного масштаба — тут ты («Выдержка. Заступница ждет благодарности. Не схамить бы».) увлеклась.
— Прости. Но в идеале представляешь?
— Представляю, — понуро согласился Курнопай.
Видение золотых монет, приносимых с ипподрома, — их бабушка Лемуриха упаковывала столбиком в красную фольгу — отозвалось в Курнопае паническим чувством: вдруг да она вкладывала те деньги в подпольный бизнес игорных домов и до такой степени нажилась, что через того же Скуттерини вкладывает свои капиталы в корпорации, действующие на всех континентах.
— Кивушка, я принимаю твое замечание.
— Ты бы видел, мой родной посвятитель, какую истерику она закатила Бэ Бэ Гэ. Примчалась во дворец, встречным и поперечным показывала снимок: «Мальчишка, а его в держревизоры. Гнать! В ссылку! Выбросить из страны!» К священному автократу ворвалась без доклада. Приемная полна министров. Двери оставила открытыми. И ему: «Гнать. Выкинуть из страны. Не прогонишь — покончу с собой». Чем силен священный автократ, растеряется на миг и начинает всматриваться в человека, будто бы впервые видит. «Щадите, мадам, возможности адъютантов, иначе скоро будете дешевенькой рухлядью. Не для того мне доверено САМИМ быть его наместником, дабы я серьезно воспринимал безрассудство».
— Кивушка, пощади.
— До чего же мы докатились из-за эпохи трех «Бэ»?!
Он помог ей надеть разлетайку, сказал на прощание:
— Спасибо, моя просветительница.
Когда он притрагивался к ее запястью, чистую беззаботность ее лица притомило грустью.
— Ку, Ганс Магмейстер водворен на жительство в деревню. Запрет на преподавание психологии поведения и экстрасенсики. Будет учить языкам.
— Языки он знает.
— Прости, мой посвятитель, но он жалел, что ты — натура, не предрасположенная к талейрантности, почему и не удержишься в верхах.
— Кивушка, ты сказала о деревне, а я затосковал об океане. Очутиться бы через миг в рыбацкой хижине и навсегда там застрять.
— Я помню короткометражку о вашей с бабушкой ловле гребешков. Почему-то ты о Гансе Магмейстере не озаботился?
— Жизнь на природе, среди чистосердечных людей — какое это счастье! Пусть он не сразу ощутит благо и красоту деревенской жизни, зато, когда ощутит, его оттуда тягачами не выпрешь.
— Он урбанист до мозга костей.
— Ну и пускай раздирает душу смрадными воспоминаниями, аэрозольными, канализационными. В сущности, он учил подлостям знания психики. Страшно за науку, поскольку сокровища своего гения она исчерпывает для низменных целей.
— За черный гений плата — изобилие, за светлый — нищета. Действительность не пересекается с идеалом. Я — прагматичная девчонка. Не стану гоняться за миражом в пустыне. Интересно, знает ли Фэйхоа, как гоняются бедуины за миражами?
— А я разве не мираж?
— Ты — действительность, где реальное принимается за мираж.
— Ну и заморочила ты мне голову, Кивушка. Погоди, я не расслышал: толерантность или талейрантность?
— Толерантность? Не слыхала.
— Вы в колледже изучали биологию?
— Сокращенный курс.
— Нас биологией тоже не баловали, зато иммунологией потешили. Защита собственного организма и разрушение защиты организма врага — этим мы серьезно занимались. По латыни tolerantia — терпение. Нашим предметом была терпимость иммунной системы организма по отношению к агрессивным веществам и средам. А практическая иммунология сводилась у нас к митридатизму. Митридат Шестой Евпатор, из-за боязни быть отравленным, принимал в малых дозах яды. Нас-то иммунизировали на воздействие газов, приводящих к психопатиям, к падучей, параличу, на воздействие радиоактивных ядов и разного рода нечистей, вызывающих аллергии глаз, легких, кожи, слуха…
— Ку, тебя навестила красавица. Ты ей о гадостях. И не стыдно? Я тебе о хитроумных тонкостях дипломатии, называемой талейрантностью, ты — о биологической терпимости. Запомни: Талейран правил до Наполеона Первого и после него. Что самое главное, он правил Наполеоном, благодаря изысканным дипломатическим ходам. Ты должен, застенчивый мой посвятитель, овладевать талейрантностью.
— Я уже штучка с ручкой, — вздумалось подурачиться Курнопаю. — Меня довели до совершенства училище и события.
— Довольно легкодумничать, мой милый. Свящавт назначит через месяц секспраздник: День генофондизма. Не перечь Бэ Бэ Гэ. Опасно. Заодно подготовь свою волю к ломке, к потрясениям… Скуттерини обратился к свящавту за ярлыком на неограниченную свободу действий в сфере финансов и производства.
