Федор Березин - Голован

«Ну, что ж ты мучаешься? — запрашивает этот же добрый палач. — Хочешь пить — опустись в туман. И что, если твое средство для путешествий потяжелеет? Может, кстати. В конце концов, зачем так долго тянуть? Ну, станешь грузным? Ну, упадешь еще ниже? Может, разобьешься о деревья — умрешь легко и просто. Даже почувствовать ничего особо не успеешь. Наколешься на ветку — и все дела. Или расплющишься о гигантский ствол. И что такого? Твоим трупом будут закусывать червячки и муравьишки внизу? Так ведь так и так закусят. Не бесконечно же этот зонд будет лететь, верно? Рано или поздно свалится. Ну, свалится не с живым, а с высушенным, запеченным трупиком. Подумаешь! Биомасса Тополсвари-Мэш освоит такое в два счета. Все из Сферы Мира вышли, все туда и возвращаются. И кстати, — продолжает стучать в голову Мировой Свет, — почему бы вправду не стравить чуток воздуха из баллона? Кто знает, а вдруг ты уже промчался над джунглями? Ты ж давно летишь, так? Сколько суток уже, раз жажда такая сильная, что невмочь? Наверное, пора опускаться. А то гляди, проскочишь мимо берега и понесешься над Мировым океаном. Там ветра такие — ух! Вода, считай, бесконечна, заливает Сферу Мира по всей поверхности. Кто тебя там найдет? Тем более, белая субмарина. С какого такого имперско-островного праздника? Опускайся, не тяни резину. Это в длину берег тянется далеко, а кромка, она — раз, и все! Тем более, если в океан занесет, так уже и не напьешься никогда. Не соленую же хлебать. Опускайся, старик! Внизу, в джунглях, вполне сносно. Найдешь воду в листьях древесного тюльпана. Не вода — нектар!»

Ловлю свою собственную руку уже на клапане. Левую правой. Может, от обезвоживания у меня случилась лоботомия? Левое и правое полушария действуют по отдельности, руководят каждое своей — в зеркальном отражении — стороной?

Опускаться нельзя. Это смерть. И ладно еще, только моя. Обнуление главного открытия-откровения экспедиции Жужа Шоймара. Сволочь, все-таки, этот Шоймар. Втянул нас всех в авантюру. Заворожил. И все же, не отнимешь, открыл свои ненаглядные города. Пусть и не десять, но тем не менее. А главное, открыл собачью опасность. Кто бы мог подумать? Кто бы организовал и снарядил исследователей по столь смехотворному, на первый взгляд, поводу? Ну, кто? Никогда бы не снарядили. Да и сумасшедших столько для экспедиции не нашли. А потом… Потом бы эта невероятная большая стая пришла. Мы видели, что круглоголовые собаки сделали с туземной деревней. И так бы было везде. Нам повезло наткнуться и раскусить их планы раньше, чем надо. И потому никакого стравливания газа. Никакого! Человеческий организм может оставаться без воды трое су… Разумеется, не под палящим зноем Мирового Света, когда тени попросту нет. Какая тень, если твой оседланный зонд — самый возвышающийся предмет над всей Сферой Мира? Благо, зонд прикрывает и твое сморщившееся от жажды тело. Жаль, не в полной мере, а лишь частично. Все же Мировой Свет слишком протяженный объект, чтобы закрыться от него с надежностью.

Да от него не закрыться, но зато вполне можно разоблачить его навязчивое вранье. Внизу не может быть моря. Внизу наверняка все еще сельва Топожвари-Мэш. И потому надо тянуть, тянуть, пока несет ветер. Хорошо, что брат Дар поставил мне клизму и не давал есть целые сутки перед полетом. В желудке никакого лишнего веса, и, к тому же, голодание способствует экономии влаги. Если бы только не палящий Мировой Свет. Главное — не потерять сознание. Не проворонить момент, когда внизу оборвется многослойное туманное марево. Главное, надеяться на удачу.

У нас единственный шанс предупредить мир. И уж я сумею их убедить. Уж сумею. Может быть, научное сообщество Департамента Неизвестных Отцов даже успеет спасти Дара и всех остальных. Надо верить именно в такой исход, и тогда зонд, пусть и вопреки Мировому Свету, донесет меня до кромки воды…

Может ли это быть правдой? Может ли это вообще быть? Цивилизация, ее долгий прерывистый рост, круговорот тираний и демократий, кавалькада изобретателей и архитекторов, боевая стойка против дикой природы, отвоевывание территории у джунглей, целые столетия возведения циклопических построек — все только для того, чтобы в один миг пойти на съедение чудовищу? Не слишком ли сложно?

Конечно, кое-кто может возразить: а другими методами не то же самое? Вот, на островах Хьёльбика открыты дымящиеся горы-вулканы. Многими шишками от науки доказывается, что такие же раньше существовали и на Большой Суше. И вот допустим, что стоит такая гора рядом с городом, дымит. Он растет, развивается. Ставятся на колонны гигантские дворцовые купола, громоздятся на спичечки культуры исполинские общественные структуры, жреческая каста исправно несет службы, воздает небесам почести. И вдруг — бабах! Вулканчик чихнул, выплюнул пепельное облако, пустил по склонам ядовитый газок. И вместо города — могила. Причем натуральная. Все погребены под слоем метров в десять, никаким шакалам не докопаться. Да и нет тех шакалов: они включены в лавовый поток в виде выгоревших полостей сложной формы. Конечно, позы у погребенных не всегда пристойные — все же достаточно сложно думать о позе, когда ядовитая газовая микстура въедается в легкие, но это уже издержки оптового захоронения.

И значит, какой вывод? В смысле, каковы были цели данной, ахнувшей в небытие культуры? Неужто цель ее существования оказалась именно в том, чтобы послужить дырявой горе пространством для складирования отхарканного пепла? А ведь выходит, что так, правильно?

Но все же разница есть, и принципиальная. Дымящейся горе неважно, куда поплевывать и куда сливать газок. А вот жуткой, мифической змее? Этому самому реальному Гиргого? Змеюка ведь получает от поглощения города явную пользу. Протеины, белки, углеводы — полный набор необходимого запаса для нового тысячелетнего сна. И значит?

И значит — это уже не просто случай — мол, городские постройки появились не в то время и не в том месте — здесь уже направленность эволюции. Некой другой, параллельной эволюции. Или, может, одной и той же, просто переплетенной так, что и не различить. Эволюции, ей что? Ей вообще-то все до лампочки. Она просто действует. Выполняет заданные инструкции. Говорите, цивилизация посложнее некоей змеи, пусть и чудовищной? И что с того? Быть может, это мы для самоуспокоения надумали, что эволюционные законы поклоняются сложности? Потешили так свое гиббонское тщеславие. Вот, мол, как мы круты! Мы самый главный, самый пестуемый продукт материального мира! Мы…

Ага-ага! Завтрак, мы, набор белков с протеинами. Весьма специфический, надо признать. Но…

Кушать подано! Присаживайтесь, господин Гиргого! Мы тут покуда попляшем, попоем, стихи почитаем, чтобы вам было не так скучно жракать. Можно?

А ведь они могли взять меня ночью, причем как нечего делать. Стащить среди общего храпа и даже не внести резонанс в эти мелодии. Взять в темноте за горло, за ноги-руки, аккуратненько приподнять, перенести через скуксившихся друзей-товарищей, и все дела. Без шума и пыли, так сказать. Ну разве что загрызть походя какого-нибудь часового. Но они взяли меня средь бела дня. С поправкой на сумрачность нижних ярусов леса, само собой.

И надо ж мне было подрядиться в помощь Риши Элеме с растяжкой антенны! А то без меня было некому! Но, в сущности, конечно, какая разница? Прихватили бы меня не на дереве, а внизу. Отличия-то? Ах да! Разница оказалась бы в коэффициенте удивления. Если такой есть, конечно. Еще бы мне было не удивиться, когда на толстой ветке я нос к носу столкнулся с большущей собачиной. Как я с ветки обратно вниз не свалился, попросту удивительно. Особенно после того, как эта самая собака, которая непонятным образом научилась лазать по деревьям, произнесла на несколько искаженном, но все же старом общеимперском:

— Поднимеш-шь ш-шум — загр-рызу! Отгр-р-рызу мошшонку!

И подступила вплотную, держа круглую голову как раз на уровне той самой мошонки. Что с того, что на мне были кожаные штаны, а под ними — давно несменяемые кальсоны? Челюсти уже раздвинулись и развернулись боком, видимо, чтобы получше продемонстрировать острые клыки и кривоватые моляры с премолярами.

— Пош-шли! Пош-шли, вр-рач Дар-р-р! — поторопил голован.

Ветка подо мной была такая, что я мог бы на ней спокойно стоять, даже не придерживаясь руками. Я, правда, придерживался. Может, оттого и не грохнулся, когда круглоголовая собачара назвала меня по имени.

И я пошел. Собственная мошонка показалась мне гораздо дороже, чем ненатянутая приемо-передающая антенна рации.

Кстати, Риши Элиме ничего-то из-за листвы снизу не разглядел, да и не расслышал ни слова, как я понимаю. Оно, наверное, к лучшему. Что стоило голованам разделать на мясо какого-то радиста?