Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Кирилл Ляпунов
Однако за видимой легкостью бытия скрывались переполненные лазареты, коими стали даже некоторые торговые центры и спортивные объекты. В них умирали люди. Причем количество их существенно увеличилось по сравнению с весенними цифрами. Более того, ими начали становиться коллеги, соседи, знакомые и даже родственники. То есть те, кого нельзя было приплести к абстрактным пособникам пропаганды. Но вместе с тем общество все стремительнее разделялось на два враждующих лагеря – признающих болезнь и так называемых ковид-диссидентов. Главным полем, на котором обе стороны переломали более всего копий, была дискуссия о необходимости и строгости мер, нужных для борьбы с эпидемией, включая, например, вакцинацию. Хотя ни одной вакцины фармацевты на тот момент еще придумать не успели.
Социальные сети и студии телеканалов гудели: надоевшие всем звезды шоу-бизнеса, лишенные привычного для себя ареала обитания, спорили с якобы медиками, немного с политиками, а также другими псевдоэкспертами о том, как надо бороться с китайской заразой. Однако пропасть между враждующими сторонами от этого меньше не становилась. А коллеги, соседи и родственники, наоборот, продолжали умирать, порождая еще одну примету времени – умеренный фатализм. Потому как что еще делать, как не довериться судьбе, если ты видишь, что снаряды врага вроде бы и ложатся где-то рядом и никто-никто от них не застрахован (вон даже премьер-министр заболел!), но лето (лето!) настолько удалось впервые за долгие годы, что позволяет на законном основании не ходить в проклятый офис, а все рабочие проблемы решать на лежаке пляжа в Серебряном бору. Кто сможет противостоять такому искушению? Особенно если профессия позволяет. Разве что тот, кто впал в противоположную крайность и забаррикадировал входную дверь так, чтобы из внешнего мира внутрь его персонального бункера попадали лишь продукты питания и вещи первой необходимости. Таковых, правда, также было изрядно. В общем, с течением времени ясность никак на наступала, а парадоксальность только усиливалась.
Надо сказать, что Кузнецову происходящие в обществе процессы были довольно очевидны. Благо, было за кем наблюдать. При этом среди его клиентов водораздел прошел довольно четко.
Большая часть из тех, кто постарше, предпочли закрыться в своем коконе, а те, что помладше, наоборот, неистово рванули использовать открывающиеся возможности. Каждый был сам за себя.
Кроме, естественно, отца Серафима. Как только началось это безобразие, монах не раздумывая воспользовался связями в мэрии и в медицинских кругах, чтобы иметь возможность работать если не в самой «красной зоне», то хотя бы где-то максимально близко к ней. И окормлять, окормлять, окормлять, растить свою паству, пусть даже для того, чтобы провести с ней лишь последние мгновения перед смертью. Впрочем, в логике достойного священнослужителя даже краткие секунды, освященные искренним желанием следовать за Христом, могли стоить целой жизни, проведенной в противостоянии с Ним. И являлись безусловным успехом. Естественно, что останавливаться батюшка не собирался. Если б ему дали волю, он бы перекрестил, переисповедовал и перепричастил все госпитали, больницы и медицинские пункты России, а не только госпиталь в Коммунарке. Там-то его и накрыло. Окончательно и бесповоротно: вначале «пропал нюх», как признавался он Кузнецову, потом пришла сильнейшая температура, потом увезли к «своим», в «красную зону». Там он провалялся около недели на ИВЛ и даже умудрился пойти на поправку. Именно в этот крайне непростой для организма момент монах вспомнил об Аркадии и решил взять у него дистанционную консультацию.
– Здравствуйте, любезный мой Аркадий Аркадьевич, – ни много ни мало начал беседу отец Серафим. – Более того, хочу вам сказать, что это вовсе не пустая формальность, а самое что ни на есть осознанное пожелание!
– Надо думать, батюшка. Как вы там?
– Слава Богу! Живой. – Монах так заулыбался в экран смартфона, что если бы где-то на периферии экрана не болталась капельница, можно было бы подумать, что он находится как минимум на курортах Краснодарского края. – И это ведь как удивительно, Аркадий! Просто чудо, хочу вам сказать!
– Так плохо было? – искренне посочувствовал психолог (пожалуй, отец Серафим был одним из очень немногих его клиентов, к которым он проявлял настоящее сочувствие). – Что ж вы сразу не позвонили? Я бы хоть как-то постарался помочь. Мы с Проценко шапочно знакомы. Не близкие друзья, конечно, но я бы нашел способ к вам проникнуть.
– И что бы вы делали? Накачивали бы меха кислородом?
– Смотрю, вам действительно лучше – смеетесь надо мной.
– Нет-нет. Просто ни за что не хотел бы видеть вас в этом заведении. Оно ужасно. И не надо ходить сюда здоровым людям, если они не врачи, не священники или чиновники.
– Странное разделение. Почему чиновники?
– Ну как: врач лечит тело, священник дух, а чиновник должен следить, чтобы им хватало всех необходимых ресурсов для сего нелегкого труда.
– Вы, отче, прям как Томазо Кампанелла – большой, а в сказки верите.
– Безусловно, идеализм мне свойственен. Однако не вижу в нем ничего плохого. И место, где я сейчас нахожусь, не способно поколебать мою уверенность в том, что все будет хорошо. Более того, оно меня даже укрепило в этой мысли! Хотя, честно признаюсь, поначалу было страшновато. Дошло даже до паники. Можете себе представить, Аркадий?
– Что же в этом удивительного? «Скорая», реанимация, врачи в костюмах космонавтов, кислородная маска. Как я понимаю, есть от чего прийти в отчаяние.
– Именно так. И я в него впал по полной программе. Особенно после того, как на меня маску надели. По первости оказалось прескверное самоощущение. Потому что все слышишь, все видишь, но совершенно не можешь говорить. Оказалось, что это прескверное ограничение. Как же мы, люди, обожаем поболтать! Даже мне, монаху, призванному поменьше разговаривать, вынужденное молчание показалось пыткой. Слава Богу, – отец Серафим перекрестился, – что я довольно быстро вспомнил о том, кто я такой, и начал молиться. Как результат, я довольно быстро умиротворился, прошел страх, а потом пришло осознание, что все не просто так! Что Господь дает мне небывалый шанс на абсолютно законном основании побыть наедине с собой, подумать о своих грехах, с Ним поговорить, когда никто не мешает. Это же воистину подарок!
– И долго вас одаривали?
– Целую неделю. Я бы сказал, целую восхитительную неделю! И, знаете ли, она мне очень пригодилась. Как ни странно это звучит, но я отдохнул. Как будто на курорте побывал. Конечно, не сразу удалось войти в это умиротворенное состояние. Поначалу мне очень мешал шлейф мира, который я затащил с собой в реанимацию…
– Не очень понял.
– Чего ж тут непонятного? Суетные мысли, полное отсутствие спокойствия. В больнице, знаете ли, тоже довольно оживленно, если можно так выразиться, – врачи
