Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле
Сороконоги смолкли так же внезапно, как и начали петь. Наступила тишина, и путники, один за другим, уснули вновь. Впадая в уютную дремоту, Лабастьер старался как можно дольше сохранить в себе отзвук пленительной мелодии, как и остальные сознавая, что в душе его в эту ночь стало больше света.
С первыми лучами зари они уже двигались дальше. Странное, казалось бы незначительное, ночное происшествие словно бы что-то изменило в каждом из них. И уж точно изменило их отношение к сороконогам.
Ноги Ласкового почти зажили, и шагал он значительно быстрее, чем вчерашним вечером, почти не отставая от Умника. В результате к полудню путники вышли к окраине обширного селения.
…Да, это был действительно крупный населенный пункт. В небе парили сотни бабочек, а это говорило о том, что расстояния тут достаточно велики – коль скоро полет жители предпочитают пешим прогулкам.
Улочки между сферическими раковинами воздушного коралла уже с окраины были тут не покрыты мхом, а вымощены светло-зеленой и бирюзовой кварцевой породой. Причём, каменные пластины были подогнаны друг к другу так тщательно, что через щели меж ними не проросла бы и травинка.
Ракши и Мариэль смотрели вокруг полными восторга глазами. Глянув на них, Лаан заметил:
– Оказывается, глупцы есть везде.
– Что ты хочешь сказать этим, брат-махаон? – подозрительно посмотрел на него Ракши.
– Я говорю о здешних строителях, – успокоил его Лаан. – Наш король снял с должности придворного архитектора, когда тот лишь заикнулся о том, чтобы вымостить в столице тропинки.
Невесело поглядывая вокруг, Лабастьер Шестой улыбнулся одними губами и кивнул:
– Что может быть нелепее для бабочки, чем ходить по мертвым камням? А если бабочка здорова и летает, зачем ей такой унылый пейзаж?
– Пожалуй, вы правы, мой король, – согласилась Мариэль. – Вообще-то, мне кажется это красивым… Но так удаляться от природы… Думаю, бабочки тут совсем другие, нежели в нашем поселке. И у меня есть предчувствие, что вряд ли они понравятся мне.
Хмыкнув, Лаан бросил:
– У меня тоже есть такое предчувствие. Но естественно предположить, что покрытие почвы камнем сделано не только для красоты. В этом есть какой-то смысл…
Сороконоги искателей счастья двигались по мостовой к центру, неестественно высоко задирая лапы: твердая поверхность была непривычна и тревожила их. Все чаще вместо домов-раковин путникам попадались строения правильных геометрических форм, выполненные из того же, что и тротуары, до блеска отполированного камня. Если поначалу они контрастировали с розовыми и коричневыми коралловыми сферами, то вскоре полностью вытеснили их. И этим центр производил величественное и, вместе с тем, тягостное впечатление.
Дома эти имели по несколько наружных выходов, один над другим, при чем те проемы, которые возвышались над землей, были оснащены небольшими верандочками, а вход примыкавший к тротуару был раза в два больше остальных. Смысл всех этих архитектурных деталей был неясен. Было понятно лишь то, что вторжения посторонних тут никто не боится: ни одно из отверстий в стенах не имело дверей, все они прикрывались лишь флуоновыми шторками.
Жители уже давно заметили пришельцев, но, в отличие от давешних хуторян, не спешили приближаться к ним с приветствиями, а лишь пролетали мимо, бросая короткие любопытные взгляды и делая в то же время вид, что не обращают на них внимания.
Однако правителю поселения весть об их прибытии кто-то уже передал. Когда молодой король со своими спутниками выбрался на традиционную центральную площадь и остановился перед громадным пирамидальным строением, стоящий на его веранде худощавый седой махаон в голубом берете приветственно поклонился ему.
– Подождите меня тут, – бросил Лабастьер Шестой остальным, сам же расправил крылья и полетел к встречавшему.
Седовласый махаон в знак уважения шагнул с веранды и заскользил на распахнутых крыльях навстречу своему королю.
– Дент-Маари, – представился он, поравнявшись с Лабастьером, облетев вокруг и поднимаясь теперь вместе с ним. – Чем обязаны столь высокому визиту? – Речь его была вкрадчива, но особой радости в голосе не звучало.
– Разве король не должен время от времени лично проверять, как выполняют законы его вассалы?
Еще один взмах крыльями, и они оба стояли на краю веранды.
– О, да, – кивнул махаон. – Однако мы предполагали, что все помыслы нашего молодого, но известного своей приверженностью к традициям короля направлены сейчас на выбор достойной его супруги.
– Я предпочел выбору поиск, – пояснил король.
– Ах так… – Лабастьеру показалось, что во взгляде махаона промелькнуло облегчение; он даже слегка улыбнулся. – Счастлив буду помочь. Когда прикажете созвать бал? Сегодня? Завтра?
– Думаю, не стоит будоражить общество чрезмерной поспешностью. Бал состоится послезавтра.
– Послезавтра? – переспросил махаон, как-то странно взглянув на Лабастьера. – Именно послезавтра?
– Да, – насторожился Лабастьер. – Сегодняшнего и завтрашнего дней мне вполне хватит, чтобы ознакомиться с тем, как тут у вас обстоят дела. И убедиться, кстати, в том, что вы не превратили свою вотчину в «город». Памятуя о том, что создание городов запретил Лабастьер Второй, Мудрый. – Говоря это, Лабастьер внимательно вглядывался в лицо Дент-Маари, пытаясь заметить в нем признаки страха или хотя бы беспокойства. Но оно вновь приняло выражение учтивой непроницаемой маски.
– Разве могли бы мы посметь нарушить справедливейшие законы вашего предка? Если пожелаете, я предоставлю вам списки живущих в нашем СЕЛЕНИИ.
– Я предпочел бы облететь его лично.
– Как будет угодно Вашему Величеству, – согласился правитель. – Вам требуется отдых? Мое скромное жилище в вашем полном распоряжении, – махаон жестом указал на отверстие, ведущее с веранды внутрь здания. Его «скромное жилище» было раз в пятьдесят больше королевского дворца и уступало в размерах, наверное, только Золотому Храму.
– Нет, отдых нам пока что не нужен. Чего не скажешь о наших животных. Распорядитесь лишь о том, чтобы их накормили и уложили на мягкие подстилки. А я и мои друзья немножко полетаем.
– Я отдам распоряжение немедленно, а затем буду рад сопровождать вас.
– Последнее совершенно ни к чему. Или в вашем небе таится некая опасность?
– Нет, мой король. Наши жители миролюбивы, а ваша серьга и береты ваших спутников и вовсе делают вас неприкосновенными тут, как и в любом другом поселении королевства.
Подозрение не подтвердилось. Четверка путешественников вдоль и поперек облетела и облазала селение, но ничего предосудительного они так и не обнаружили. Кроме тротуаров, которые, кстати, были идеально гладкими и покрывали всю, без исключения, поверхность между домами. Казалось даже, что сперва всю землю тут заковали в камень, а уж потом поставили на него коробки и сферы домов…
Жители уже не шарахались от гостей так, как это было поначалу, но все равно казались настороженными и уж, во всяком случае, с разговорами не лезли.
Домов насчитали чуть больше восьмисот. Хотя некоторые из них были несуразно велики, и можно было предположить, что в них живет не одна, а несколько семей. Но на самом деле это оказалось вовсе не так, в чем Лабастьер и его товарищи убедились, побывав в гостях в одном из таких жилищ, которое было хоть и меньше замка Дент-Маари, но выглядело все же достаточно внушительно.
Как и у всех здешних каменных зданий, нижний овальный вход его был несоразмерно велик. Однако именно он не был оснащен приспособлением для вызова хозяев, потому Лабастьер и его спутники приземлились не внизу, а на одну из веранд. Хоть дверей по местному обыкновению и не было, но все-таки не стоило входить без разрешения, и Лабастьер дважды отогнул и отпустил прикрепленный к стене возле входа острый хитиновый язычок.
Низкий, зудящий звук, раздавшийся при этом должен был привлечь внимание находящихся внутри. Действительно, спустя несколько мгновений, шторка шевельнулась, и наружу выглянула самка махаон с бледным утонченным и как будто бы сонным лицом. Окинув взглядом стоящих на веранде, она вышла и, как полагается, поклонилась:
– Приветствую вас, Ваше Величество. Ведь вы – Лабастьер Шестой, я не ошиблась?
С ответом короля опередил Лаан:
– Нет, самка, ты не ошиблась, – в его голосе звучала шутливая язвительность. – Надо быть или слепой или глупой, чтобы не узнать короля, когда у него в ухе серьга.
Лабастьер хотел было отчитать товарища за бесцеремонность, но самка и сама за словом в карман не полезла:
– Красный берет делает некоторых самцов ужасно робкими, – проговорила она негромко, словно разговаривая сама с собой, однако Лаан, решив, что это ирония, смутился и даже слегка покраснел. И тут самка окончательно «добила» его, на этот раз говоря во весь голос и презрительно глядя в упор: – Но некоторые, натянув этот убор на голову, становятся откровенными хамами!
