Виксар - Мечта хранимая
— О, давай гимн! Маркус, вернись в реальность, тебе определённо стоит это послушать!
В воздухе зашелестела невидимая флейта, выводя хитрое вступление. Затем Томас дал пару начальных аккордов — и запел. Уже нормально, а не пытаясь подстроиться под чужую песню.
Полем брани, где борются Тьма со Светом,Над городами людскими, где правит боль,Над поездами, что мчатся куда-то где-то,Над облаками, неверными, как любовь,Недостижимо мерцает звезда Свободы,Неотторжимо от наших уставших душ.Звезда Свободы, для многих — звезда ухода.Смерть избавляет от всех нежеланных нужд…
Голова разом освободилась от всех мыслей. После вчерашних, сегодняшних событий — это было именно то, что я хотел слышать.
Не жалея, даже без тени участья,Она не примет не сумевших её понять.Звезду Свободы, звезду великого счастья,Мы видим в лужах, нам головы не поднять…[14]
В голосе Томаса слышались и светлая тоска, и насмешка, и злость, и много чего ещё, что, как я думал раньше, не может сочетаться друг с другом. Впрочем, если отвлечься от этих нестыковок и подумать о сути, то я знал, о ком здесь поётся: обо всех увиденных мной Одиночках. Не об их принципах, не об их правилах общения, не о декларируемой идеологии, лишь о самих людях. О том, что они собой представляют.
Из мыслей я вынырнул, когда песня уже закончилась.
— Зацепило, гляди, — ухмыльнулся Карс.
— На самом деле, это не гимн, — посчитал нужным уточнить Томас, — мы её между собой так называем, потому что больно душевная. Какой у Одиночек гимн-то.
— Ну да, — я рассеянно кивнул. — А есть что-нибудь ещё подобное?
— По звучанию, по тексту?
— По духу, наверное.
Оба Одиночки усмехнулись. Томас пожал плечами:
— Определённо есть. Но не всё сразу. Давайте-ка выпьем.
— Хм… Карс, сделаешь мне бутылку того вина, которое перед этим создавал?
— Без проблем.
Со стороны это выглядело как жест доброй воли, но истинная причина была прозаичней: я до сих пор не мог позволить себе даже таких мелких трат.
И куда мне такому деваться?.. Ни к миру, ни к войне, мягко говоря.
Время искать себя самого,Время искать пшеницу средь трав,Время сжигать золотые мосты,Время уходить, если ты прав.Мнения масс, богатство и властьИ запахи денег куют города.Но светлый человек мне когда-то сказал:«Чушь это всё! Всё — суета!»Чёрная земля, белые цветы.Что на мой вопрос ответишь ты?Кто все мы? Откуда идём?Кто светит нам в ночи фонарём?Из какого леса мы вышли, в какую дверь мы войдём?Что наша жизнь? Где мы умрём?Что служит нам путеводным огнём?Где потеряли мы сердце, где мы свободу найдём?..Чёрная земля станет углём,Белые цветы станут тобой,На стене часы пробьют «Подъём!»,Разведёт стрелки часовой.Тянется время в вагонах ж/д,Утро в постели не по нутру.Стало быть, будет шире наш шаг,Красным распишемся на белом снегу.Чёрная земля, белые цветы.Что на мой вопрос ответишь ты?..[15]
Третий вариант.
Точно, у меня ведь был третий вариант.
Знаю, я потихоньку начинаю пьянеть и потому не совсем адекватен. Но — разве меня что-то здесь держит? Разве мне есть чем рисковать?
Я глубоко вдохнул.
— Спасибо, Томас.
— Пожалуйста. У меня давно не было новых слушателей. Ещё песню?
— Давай. Мне под твою подборку очень хорошо думается.
«Если до завтра не забью и не забуду — решусь».
Эпилог
Громкий стук стальных каблуков по каменному полу, раскатывавшийся эхом и слышимый, наверное, по всему подземному убежищу, заранее оповестил Ресда о том, кто именно сюда направляется. Стоя спиной к двери со сцепленными сзади руками, он позволил себе слегка качнуть головой и вернулся к изучению карты; увы, наполнение пафосом каждой мелочи и детали для инферналов неизбежный период.
Дверь распахнулась от ментального толчка, и в кабинет, по совместительству комнату собраний, вошёл в сопровождении двух демонов-охранников Фауст. Удивлённо покосился на уже сидевшего в одном из кресел Плеть, доложил:
— Киевское поле готово.
— Проверили? — уточнил Ресд, не оборачиваясь.
— Да, всё работает. В ста километрах начинается лёгкое замешательство, которое затем развивается. На девяностом все валятся с ног. Обнаружение только с близкого расстояния, в этой части княжества нынче туманно, — Фауст одними губами улыбнулся собственной шутке.
— Хорошо.
Повисла тишина.
— Что-то ещё?
— Да я, вот, думаю…
Ресд медленно развернулся. Инфернал стоял, сложив руки на груди и буравя собеседника испытующим взглядом.
— Поделишься? — предложил повелитель драконов.
— Наш план. Он выглядит странно. И мало чем обеспечен. Это наводит на определённые мысли.
— А именно?
— Где гарантии, что твоя версия честнее, чем Маркуса? Может, ты так же, как и он, собираешься нами воспользоваться, а потом перебить?
— Ты не хочешь, чтобы тобой пользовались или чтоб тебя убивали?
Фауст на секунду смешался, но взял себя в руки.
— Отвечай нормально.
— Сколько раз? — о, как давно Ресд не общался в таком формате. Вымеряя каждое слово, отслеживая каждую эмоцию… Давно забытые ощущения. — Сколько раз тебе нужно будет повторить одно и то же, чтобы ты запомнил и мог отвечать себе сам, когда эти вопросы снова возникнут? Скажи, чтобы я не гадал. Так и тебе будет проще, и мне. Об одном-единственном прошу: когда будем находиться в поле и заниматься военными делами — не важно, вести бой, строить лагерь, управлять осадой. Тем более — управлять осадой! Очень тебя прошу, умерь своё любопытство. Подожди с разговорами, пока мы не освободимся, и займись чем-нибудь полезным сам. Идёт?
Плеть, в лояльности которого на данный момент сомневаться не приходилось, с интересом наблюдал за бесплатным представлением.
— Это сейчас самое важное, — не слишком удачно парировал Фауст. — Между прочим, ты и ведёшь себя прямо как он.
— Вот как? Ну, если подумать… — переставив одну ногу, Ресд плавно переместился чуть ближе, — Да, я веду себя как он. Общаюсь с вами, договариваюсь, пытаюсь убеждать в чём-то. Полагаешь, надо сменить тактику? А может, стоило убить вас ещё в первую встречу? Двоих я накрыл бы до того, как вы сообразили, что атакуют извне. Третьего — после. Насчёт четвёртого не уверен… Но ты ведь не будешь успокаивать себя этим?
Демонолог нахмурился: укор был справедливым. Тем не менее, он совершенно не ожидал, что Ресд так запросто напомнит о случившемся и поставит это себе в заслугу.
— Моя претензия проста, и не надо увиливать. Твой план очень рискованный. Меня это беспокоит. Возможно, ты хочешь использовать нас в своих целях, а потом перебить.
— И в чём же он рискованный?
— Например, в том, что от него уже есть жертвы.
Повелитель драконов прищурился. Скользнул вперёд.
— Уж не обвиняешь ли ты меня в смерти Бергенда?
— Да. Ты предугадал её. И ничего не сделал.
Ещё пара шагов — и теперь они стояли друг напротив друга.
— Здесь ты и прав, и неправ. Я действительно, предугадал его смерть — в тот момент, когда он поставил меня перед фактом: либо он участвует в атаке на Киев, либо всё идёт к черту. Неадекватность никогда не доводит до добра, а если она вызвана жаждой мести, то тем более. Но в том, что я ничего не сделал, ты ошибаешься: я честно предпринял попытку объяснить ему, в какое положение он ставит всех нас и чем может грозить преждевременная растрата его потенциала. Все там были, и все слышали его ответ.
— Он…
— Чего нам стоил его провал, я уже говорил, — Ресд не дал перебить себя. — Мы лишились, во-первых, абсолютного количественного преимущества, во-вторых, пятой части всех ресурсов. Но самое главное — не выполнили задачу, ради которой и затевалась вся операция. И за то, что Маркус сбежал в ситуации, когда сбежать было невозможно, нам некого благодарить, кроме самого Бергенда, решившего, что он умнее всех и может сэкономить на радиусе поля блока, — он всплеснул руками: — Честь и хвала мне, искусному манипулятору, спровоцировавшему соперника в подходящий момент и добившемуся его смерти. Ну, а что наша коалиция опустилась до уровня противостоящей — это, видимо, и был мой коварный план.
Фауст скрипнул зубами от злости:
— Это всё не даёт ответ на…
— И не даст, — пожал плечами Ресд.
Оба инфернала уставились на него с одинаковым удивлением.
— Ну? Чего ты от меня хочешь, революционер-перестраховщик? Думал, я открою ящик стола, достану секретный документ с гарантиями нашего успеха и сниму тебе копию, чтобы успокоить? Так у меня его нет. А всё остальное тебя, как вижу, не устраивает. И что мы будем делать? Хочешь — убей меня?
