Антон Орлов - Сказки Долгой Земли
Последним фактом девочка, похоже, немножко гордилась.
– А что ты помнишь про тот свет? – Лерку опять охватило неистовое любопытство, которое никуда не запихнешь и не уймешь, пока оно не получит свое.
– Про настоящий тот свет – ничего, я там, кажется, не была. Я все это время жила… ну, в смысле, не жила, а просто находилась около того человека, про которого я тебе говорила, который живет в разрушенном доме. Как будто меня там что-то держало. Наверное, я тогда была вроде призрака.
«Вот это да!»
К чести Лерки, вслух она это не ляпнула. Не совсем «туристка», не безнадежная. Зато любопытство ее так и распирало: словно стоишь перед дверью, за которой находится что-то запретное, недоступное и в то же время страшно важное, и дверь эту лучше бы не открывать, но вдруг появилась возможность заглянуть в замочную скважину – разве можно удержаться?
– Как там было?
– Оттуда все казалось размытым и словно водянистым, и ничего цветного, будто смотришь черно-белое кино. У меня же тогда не было глаз со всеми колбочками, хрусталиками и сетчатками. И не знаю, тот дом на самом деле такой громадный или мне казалось, потому что масштабы я тоже воспринимала сдвинуто.
– Ты не пыталась пообщаться с живыми? Ну, как привидение?
– Не получалось, – Лидия мотнула головой резко, словно до сих пор испытывала досаду по этому поводу, и тощий русый хвостик метнулся туда-сюда. – Вначале мы с ним были заперты в доме вдвоем, а что случилось перед этим и почему я умерла – совсем не помню. Там все было поломанное, разбитое, обвалившееся. Он лежал в одной из комнат на полу, больной и парализованный, не мог пошевелиться. То терял сознание, то приходил в себя, но поговорить мы не могли, даже когда он бредил.
Лерка было удивилась – все навыворот… Правильно, навыворот и должно быть: это других живых человек видит и слышит, находясь в здравой памяти, а для беседы с духом сон или бред – состояние в самый раз.
– Его что-то намертво опутывало, какие-то щупальца. Представляешь, одни щупальца, без всего остального, и их очень много – сотни, тысячи отростков. И ему было жутко больно, как будто каждая клеточка наполнена вязкой темной жижей, только на самом деле это не жидкость, а боль. Я все видела, но помочь никак не могла. Это была не обыкновенная болезнь, что-то магическое. Потом пришла та колдунья. Такое впечатление, что мы с ней в прошлой жизни совершенно точно были знакомы, хотя ни лица, ни имени… И в том разрушенном доме мне ее рассмотреть не удавалось, как будто не человек, а сгусток тумана, в котором иногда мелькает женский силуэт, очертания плеча или руки… Наверное, она от кого-то пряталась и для этого пользовалась чарами, но если бы я была живая, может, нормально бы ее увидела. Главное, что она сумела его вылечить. Не полностью, но паралич прошел и боль стала выносимой. Сначала она высадила дверь. Эта комната, где он лежал, снаружи была капитально заперта, я-то просачивалась сквозь стены, а колдунье пришлось туда ломиться. Кажется, с дверью она возилась очень долго, а когда наконец смогла войти, даже я увидела, как яростно у нее загорелись глаза, словно у кошки в потемках, хоть она и была закутана в свой туманный морок, который гуще всего был перед лицом.
– Тебе там, наверное, было страшно? – посочувствовала Лерка.
– Не очень. Чего бояться, я ведь уже умерла дальше некуда. Было грустно. Знаешь, чувство такое тоскливое: вот все для меня закончилось, и мне же не хотелось, чтобы оно закончилось, а что-то изменить уже поздно. Зато колдунья была живая и могла менять то, что происходит в жизни. Она сразу принялась его лечить. Ложилась рядом на пол, обнимала его и вытягивала боль, ей пришлось делать это много раз, даже не сосчитать. Ей самой было очень больно, из-за этого она шипела и рычала, как животное, и так скребла пальцами пол, что на паркете оставались царапины. В той комнате без окон был паркет, затоптанный и заляпанный засохшей кровью, у меня в отдельные моменты зрение обострялось, и я смогла все это рассмотреть. Колдунья втягивала в себя его боль, сколько получится, потом отползала в сторону и выплескивала эту вязкую массу, там образовалась как будто мазутная лужа. Для меня это выглядело, как мазутная лужа, а что увидел бы живой человек – не знаю. Я забилась в дальний угол, под самый потолок, потому что чувствовала: в такой луже в два счета можно утонуть. Точнее, влипнешь туда – и все равно что утонешь.
– А что это было?
– Магическая мерзость какая-то. Колдунья и мой знакомый потом сделали так, чтобы оно собралось в жирный черный шар, и не знаю, куда этот шар дели.
– Как звали знакомого, тоже не помнишь?
– Нет. Если б помнила, его можно было бы найти через справочную службу. Я даже не помню, как меня в той жизни звали и кем я вообще была. У меня же всего вторая степень. А колдунья все-таки справилась, хотя ей было ужасно тяжело. Он еще что-то посоветовал, когда смог наконец разговаривать, и у нее пошло быстрее, постепенно она вытянула всю эту гадость до последней капли. Только с щупальцами ничего не смогла сделать, он до сих пор болеет. То есть болел до тех пор, пока я оттуда не сбежала, чтобы родиться в супермаркете, а как сейчас, не знаю. Это же не простая болезнь – или чары, или какой-то магический паразит, которого никак не выведешь.
– И такие, что ли, бывают?
Лидия печально кивнула.
«Спасибочки, как будто обыкновенных гельминтов нам мало! В „Памятке Туриста“ об этом, кстати, ни слова…»
– Он никогда не выходит из дома. Возможно, ему нельзя, в смысле противопоказано. А колдунья навещает его, приносит продукты и всякие нужные вещи, то остается пожить, то уходит по своим делам. Иногда они говорили обо мне, я сразу это понимала, хотя звуки тоже то воспринимала, то нет, у меня же больше не было органов слуха. Он считал себя виноватым в моей смерти, а колдунья меня ругала, но говорила, что это целиком ее вина.
– А что, если она его ревновала и извела тебя из ревности? – выдала версию Лерка.
– Не знаю. Может, он сам меня убил, может, и правда она, а может, все было как-то иначе. Я не помню своей смерти. А сделать ремонт в этом раздолбанном доме они так и не собрались. Наверное, денег не хватало… И там время от времени происходило что-то страшное. Мне тогда становилось муторно, ничего не видно и не слышно, а он после этого ходил как пьяный или избитый, или то и другое сразу, и повсюду валялась поломанная мебель. Это всегда случалось во время отлучек колдуньи, а когда та возвращалась, они вдвоем чинили столы, стеллажи и стулья. Не могу понять, что там творилось во время этих затемнений. Скорее всего, это он напивался и сам все громил, пока ее не было дома. Хотя могло быть и что-то другое. Я же говорю, призраком я воспринимала окружающий мир… ну, процентов на десять от того, как у живых людей, и наверняка что-нибудь не замечала и путала. Если бы можно было их найти, встретиться, поговорить… Но я знаю только то, что они живут в большом разрушенном доме с обвалившимися потолками, разбитыми лестницами, трещинами на стенах и мебелью, которую много раз ломали и снова приводили в порядок.
– И ты готова лезть ради этого в каждый подходящий дом?
– А как еще-то? Я же не помню ни адреса, ни как их зовут.
– Лера, Лида! – из чердачного люка выглянула Глория. – Пошли спать! Хватит непродуктивных посиделок на крыше, надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним мозговым штурмом.
Лерка делила с ней комнату, заняв место Ариадны, которая изучала продвинутый маркетинг в одном из земных мегаполисов – возможно, в том же Новотагане. Как любят говорить в этой семейке, «в тесноте, да не в убытке».
Уютное девичье жилище, на полках косметика и недорогая бижутерия, учебники, вазочки с сухими букетиками-оберегами. На стенах рекламные постеры «Изобилия-Никес» и фирменный календарь «Покупай круглый год!». На столе громоздкий агрегат для ручной печати (у них же нет принтеров и прочего), рядом лежит незаконченный реферат «Как воспитать из себя корпоративную личность» – работа Глории для какого-то молодежного конкурса.
Жалюзи закрыты неплотно, в комнату сочится лунный свет, на полу растянулась наискось полосатая сияющая дорожка – только ступи на нее, утянет неведомо куда. Тишина, как опалово-черный омут, это просто невыносимо: надо или немедленно уснуть, или сказать что угодно вслух, пока эта зыбкая лунная река, уже подобравшаяся к самой кровати, не унесла тебя в свои серебрящиеся дали.
– Лера! – тихо и тревожно позвала Глория. – Не спишь?
Ага, она тоже это почувствовала.
– Нет.
– Тогда оцени, как тебе такой слоган: если в доме мало ваз – покупайте унитаз!
Большего и не требовалось. Подкрадывавшееся к Леркиной постели лунное волшебство разлетелось вдребезги, сгинуло в один миг.
– Что это? – ошеломленно вымолвила Лерка.
– К завтрашнему тренинг-штурму. А то я лежала-лежала, думала-думала, чем бы завтра всех зажечь…
