Паромщик - Джастин Кронин
Элиза складывает в блендер продукты, предназначенные для завтрака.
– А что ты тут делал прошлой ночью?
– Делал?
Блендер вдруг оживает, оглашая кухню ревом, потом так же резко останавливается. Наступает пронзительная тишина. Элиза переливает содержимое блендера в высокий стакан.
– Я слышала, как ты чем-то громыхал. – Она пробует свою питательную смесь и покачивает стакан. – Часа в три ночи.
И так понятно, что ее слова вызывают у меня тревогу. Могу ли я соорудить правдоподобное объяснение? Сказать, что услышал шум и пошел проверить? Проснулся посреди ночи голодным и совершил набег на кухню? Меня разбудил дождь и я встал, чтобы закрыть окна? Насколько помню, этой ночью я спал как убитый.
– Должно быть, это из-за вчерашнего вина. В нем столько сахара. Заснуть не мог.
– Да, ты вчера перебрал. – Элиза проглатывает завтрак и ставит стакан в мойку. – Идем. Хочу кое-что тебе показать.
Мы идем в обеденную зону. Элиза достает из портфеля и раскладывает на столе четыре больших эскиза, выполненные пастелью. На каждом изображена женская фигура в платье для коктейлей. У платья высокая талия, короткие рукава и воротник-бабочка. Подол сильно плиссирован.
– Для нового сезона. – Элиза отходит от стола и встает, скрестив руки на груди. – Что ты думаешь?
Честно говоря, я ничего не думаю об этом платье. Эскизы жены абстрактны; мне не хватает воображения, чтобы их оживить. Как бы такое платье смотрелось на живой, а не на нарисованной женщине? Очень трудно сказать.
– Думаю, это просто потрясающе. – Я включаю улыбку внимательного мужа. – Наверное, лучшие из твоих фасонов.
– Которое?
– Что значит «которое»?
– Проктор, они сильно различаются между собой.
Да, мне так просто не отвертеться. Я внимательно рассматриваю эскизы, добросовестно выискиваю различия, но почти не нахожу их. Наконец я наугад тычу в один из рисунков:
– Вот это.
Элиза недоверчиво щурится:
– Почему?
Я впиваюсь глазами в выбранный мной эскиз:
– Думаю, из-за воротника. Он кажется мне более сдержанным.
– Проктор, все воротники одинаковы. Это единственная одинаковая деталь.
В воздухе повисает напряжение. Когда оно проходит, Элиза сердито начинает собирать эскизы в стопку.
– Возможно, я ошибся, – говорю я. – Давай взгляну еще раз.
Элиза мотает головой и, не взглянув на меня, запихивает эскизы обратно в портфель.
– Нет, когда ты прав, ты прав. Это полная чепуха.
– Элиза, я такого не говорил.
– Мне и без слов понятно. О чем я только думала? Даже не верится, что я все утро ухлопала впустую.
Говорить ободряющие слова и пытаться переубедить ее бесполезно. Прожив с ней почти десять лет, я понял, что подобные разговоры свойственны любой творческой натуре и не надо принимать их на свой счет. К полудню настроение жены опять поднимется, и она с воодушевлением возьмется за новые эскизы. Постоянная борьба с собственной неуверенностью – часть творческого процесса, она усиливает ликование Элизы, когда все идет как надо. (Наверняка так будет и в этот раз. Ее дизайнерские платья продаются в лучших магазинах, по очень высоким ценам.)
– Ну что ж… – почти безнадежно вздыхает она. – Пора переодеваться. Через час у меня фитнес, а в полдень – встреча с покупательницей. Даже не знаю, что ей показать. – Элиза настороженно смотрит на меня. – Знаешь, Проктор, иногда я всерьез беспокоюсь за тебя.
– За меня? С чего это?
– Даже не знаю, как это лучше выразить. С какого-то времени у тебя… у тебя словно что-то сбилось. Просыпаешься среди ночи, почти ничего не ешь, не следишь за собой.
– Со мной все нормально. Честное слово. Просто на работе дел по горло.
– Возможно, проблема именно в твоей работе. Наверное, настало время подумать о другом роде занятий.
И этот разговор мы ведем далеко не в первый раз.
– Я тебе говорил и могу повторить: мне нравится моя работа. Я нужен людям.
– И потому твой показатель – семьдесят семь процентов. Не пытайся это скрыть. Вчера, когда ты уснул, я проверила ридер. Ты оставил его в ванной.
Она говорит о показаниях моего персонального монитора, который есть у каждого просперианца: небольшое устройство на внутренней стороне руки, между локтем и запястьем. Проводки (каждый в десять раз тоньше человеческого волоса), пролегающие вдоль костей, соединяют его с комплексом датчиков в основании коры головного мозга. Монитор – главный инструмент для наблюдения за потоком жизни и ее превратностями. Это касается не только физического здоровья, но и множества других показателей, которые в совокупности отражают уровень нашего благополучия. Нам рекомендуют каждый вечер проверять этот уровень, выражаемый в процентах, хотя те, кто очень ответственно относится к своему здоровью, таскают ридеры с собой. Когда мне перевалило за тридцать, мой показатель стабильно держался на отметке восемьдесят пять (плюс-минус пара процентов), однако с недавних пор я стал замечать, что он стал падать, причем постоянно, и уже не доходит до прежнего уровня.
– Ты ведь не просто так оставил монитор, – продолжает Элиза. – Сдается мне, ты хотел, чтобы я его увидела.
– Не волнуйся. Показатель повысится. Я просто устал.
– И я о том же. Эта работа съедает тебя. Ты в таком состоянии, что больно смотреть.
– Чем, по-твоему, я мог бы заняться?
Лицо жены озаряется улыбкой. Она явно хочет меня подбодрить.
– Как насчет живописи? Думаю, у тебя это хорошо получалось. Или писательство. Ты как-то говорил о написании книги.
– Элиза, я никогда не говорил о написании книги.
Она шумно вздыхает. Какой же я несговорчивый муж!
– Ну тогда что-нибудь другое. А то все эти старики… Честное слово, дорогой, не знаю, как ты выдерживаешь их день за днем. – Элиза внимательно смотрит на меня. – Обещай мне, что покажешься Уоррену. Договорились? Тебе нужно просто пройти осмотр. Убедиться, что снижение твоих показателей не вызвано еще чем-нибудь.
Уоррен – мой друг с юных лет. Сейчас он занимает высокую должность в Министерстве благополучия. Назвать его врачом – все равно что назвать меня дорожным полицейским. Профессии родственные, но не тождественные.
– Элиза, ничем это не вызвано.
– Пусть он подтвердит твои слова. Проктор, я обеспокоена твоим состоянием. Тяжело видеть тебя таким. Сделай это хотя бы ради меня. Сделаешь?
Врачебное заключение о том, что я полностью здоров, по крайней мере, положит конец разговорам на эту тему.
– Думаю, это мне не повредит.
– Значит, ты покажешься Уоррену?
– Ладно, – киваю я. – Покажусь.
– Вот и хорошо. – Элиза торжествующе улыбается. Кто бы сомневался, что она в конце концов добьется своего! Она награждает меня торопливым поцелуем в губы. – И ради всего святого, Проктор, съешь что-нибудь на завтрак.
Она скрывается в спальне и незаметно выпархивает из дому. Сказано все, что можно, и мы оба знаем: ситуация
